Читальный зал

Мемориал Рауля Валленберга в Будапеште. Фото AFP

В камере номер 7

Когда поезд с венгерскими евреями готовился к отправке в Освенцим, первый секретарь шведского посольства в Будапеште подбежал к вагону и стал раздавать шведские паспорта заключенным. Более 30 зданий в столице Венгрии благодаря этому человеку получили статус шведских представительств, и скрывавшиеся там евреи уцелели.

Шведского дипломата, спасшего около 100 тысяч евреев в оккупированной нацистами Венгрии, звали Рауль Валленберг. Сегодня памятники этому человеку стоят во многих городах мира, в том числе и в Москве, где, по всей видимости, он был убит ровно 70 лет назад, в июле 1947 года. Согласно воспоминаниям первого главы КГБ Ивана Серова, приказ ликвидировать Валленберга исходил от Сталина и министра иностранных дел Вячеслава Молотова.

Валленберг и его шофер Вильмош Лангфельдер были арестованы в Будапеште советской контрразведкой в январе 1945 года и вывезены в СССР. В 1956 году МИД СССР объявил Швеции, что Валленберг умер от инфаркта 17 июля 1947 года. До начала 90-х годов ходили слухи о том, что он жив и находится в одной из советских тюрем. На волне перестройки была создана комиссия, в которую от общества «Мемориал» вошли историки Вадим Бирштейн и Арсений Рогинский. Это был короткий период смятения, когда архивы спецслужб приоткрывались, так что членам комиссии удалось выяснить многое о судьбе Валленберга и его сокамерников. Они оказались в двух шагах от разгадки, но комиссию распустили, работа следующей, официозной комиссии не принесла особых результатов, и в 2000 году Главная военная прокуратура России опубликовала заключение о том, что обстоятельств смерти Валленберга и Лангфельдера выяснить не удалось.

Позднее в результате переписки историков с ФСБ выяснилось, что в архивах этого ведомства находятся документы, способные пролить свет на судьбу Валленберга, однако доступ к ним затруднен.

26 июля 2017 года племянница Рауля Валленберга Мари фон Дардел решила подать иск к ФСБ России.

«Многочисленные просьбы к российским властям на протяжении многих лет, публичные и конфиденциальные, как мои, так и экспертов-историков, и шведских должностных лиц, не дали никаких результатов. В сентябре 2016 года я, вместе с другими членами семьи Рауля и делегацией исследователей, лично встретились в Москве с представителями Министерства иностранных дел России и ФСБ. Во время встречи мы передали полный каталог вопросов, на которые российская сторона может и должна ответить для того, чтобы наступила ясность в тайне исчезновения Рауля Валленберга. До сих пор мы не получили удовлетворительного ответа на наши вопросы.

Семья Рауля в течение более семи десятилетий пытались выяснить, что с ним случилось. В последние годы стало очевидным, что в российских архивах содержатся документы, имеющие прямое отношение к судьбе Рауля, однако ни членам его семьи, ни независимым экспертам не была предоставлена возможность ознакомиться с ними. Очевидно, что если бы доступ к оригиналам этой документации был предоставлен, дело Валленберга почти наверняка можно было бы закрыть.

Для нас узы семьи священны и нерушимы. Наш поиск ответов на вопросы о судьбе Рауля Валленберга продолжится, пока мы не узнаем, что с ним случилось и почему», – поясняет Мари фон Дардел.

В первую очередь семью Валленбергов интересуют документы, о существовании которых узнали исследователи Вадим Бирштейн и Сюзанна Бергер. В разговоре с Радио Свобода Вадим Бирштейн, живущий сейчас в США, вспоминает о том, как начиналась работа комиссии по выяснению судьбы Рауля Валленберга в Москве 1990 года.

– Наша комиссия получила большие возможности. Например, мы смогли работать в архиве Владимирской тюрьмы. Тогда существовала идея, основанная на показаниях бывших военнопленных высокого ранга, которых содержали во Владимирской тюрьме, – в основном немцев, – что, возможно, Рауль Валленберг пробыл там какое-то время. Мы решили сначала проверить огромную картотеку всех сидельцев тюрьмы, порядка 70 тысяч карточек. Нам помогали несколько сотрудниц тюремной администрации. Другая часть членов комиссии работала в других местах: в частности, в архиве местного отдела КГБ смотрели дела бывших сидельцев. После возвращения комиссии в Москву мы получили еще одну необычную возможность – работали в Особом архиве, который был настолько засекречен, что даже многие архивисты-профессионалы не знали о его существовании. Как оказалось, в этом архиве хранились дела военнопленных и тех, кто после освобождения давал показания на Западе о Валленберге. Я составил список всех интересовавших нас лиц – в основном, высокопоставленных немцев, которых осудили к 25-летним срокам.

– Кто-то из немцев говорил, что видел Валленберга после 1947 года?

– Нет. Они говорили в основном о том, как перестукивались, например, сидя в Лубянской и Лефортовской тюрьмах. Но общее мнение было в то время, что Валленберг якобы был жив и надо его спасать живого. Все это было основано на многочисленных, совершенно неверных слухах о том, что Валленберг был в разных лагерях, разбросанных по всей стране. Я никогда не верил в это. Более того, многие лица обращались в шведское посольство в Москве, что они якобы видели Валленберга в разных лагерях, всех их опрашивали, я сам опрашивал трех или четырех человек, – было понятно, что все они просто врали.

– Намеренно или просто заблуждались?

– Были лица, которые хотели эмигрировать, но не имели возможности. Они приходили в посольство, рассказывали историю о своем лагерном прошлом, включали историю о том, что видели или слышали о Валленберге, думая, что это им поможет эмигрировать. Тогда было назначено небольшое пособие для бывших лагерников, и одна дама, которую я опрашивал, сказала, что сидела в лагере на скамеечке с Валленбергом и они долго беседовали. Когда я сказал, что только что нашел документ, подтверждающий, что именно в то время, которое она указывает, Валленберг переводился из одной следственной тюрьмы в Москве в другую, она призналась, что просто хотела получить это небольшое вознаграждение от государства. Эти слухи, которые возникли после 1947 года, очень интенсивно поддерживались как советской, так и международной прессой. Было привлекательно, конечно, думать, что Валленберг жив и его можно спасти.

– Тем не менее, есть основания думать, что он был жив по крайней мере несколько дней после официальной даты смерти.

– Это информация, которую я и моя коллега Сюзанна Бергер дали в прессу в 2009 году. Наша с Рогинским работа в 1990 году закончилась тем, что мы нашли два документа, которые впервые подтверждали, что Валленберг, во-первых, был в двух следственных тюрьмах в Москве и, во-вторых, его шофер Вильмош Лангфельдер был тогда же в Лубянской тюрьме. Эта находка была, конечно, очень неприятна для КГБ и для властей, поскольку все утверждали с 1956 года, что абсолютно все архивы просмотрены и только один документ о смерти Валленберга найден. И тут внезапно два шустрика находят дополнительные документы, совершенно подрывая теорию, что нельзя новых документов найти.

– Они эти документы скрывали или просто по халатности не обнаружили?

– Это даже не халатность. Дело в том, что при бюрократизации всех этих органов просто невозможно отловить все документы. Копии допросов часто содержатся не только в следственном деле лица, которое допрашивалось, но также подшивались в дела тех лиц, которых он упоминал при этом. Колоссальная работа для специалистов проверить всю эту документацию, возможные варианты, где копии находятся. Таким образом мы нашли копию о переводе Валленберга из Лефортовской в Лубянскую тюрьму в конце февраля 1947 года в личном деле Хорста Кичмана. Конечно, никто не помнил, что он когда-то сидел в одной камере с Лангфельдером. Изучая дело Кичмана, я натолкнулся на этот документ. Так что это даже не халатность. В Центральном архиве ФСБ большинство документов было уничтожено или в некоторых случаях замазаны записи о допросах. Но многое осталось.

– Когда были уничтожены эти записи?

– Это остается тайной. Скорее всего, это произошло при подготовке документации для шведов в 1956 году, когда был заявлен меморандум Громыко, в который вошла копия отчета Смольцова, начальника санчасти Лубянской тюрьмы. Этот документ был адресован главе МГБ Виктору Абакумову о том, что Валленберг якобы скончался ночью от инфаркта миокарда в своей камере.

– Как врач мог без вскрытия поставить такой диагноз?

– Да. Копия рапорта Смольцова была приложена к официальному заявлению первого заместителя министра иностранных дел Громыко. В документе говорилось, что все просмотрено, Валленберга нигде нет, он умер 17 июля 1947 года. Но оригинал был продемонстрирован только в 90-е годы. На том же рапорте, очень удобно для властей, имеется приписка, что якобы тело было кремировано без вскрытия. Умер и кремирован, все концы в воду, ничего больше узнать нельзя. Этот документ, конечно, вызывал большие сомнения, но тот факт, что советские власти решились обнародовать его, говорил о том, что он наверняка подлинный. Приписка о кремации могла быть сделана в 1956 году специалистами на Лубянке, но документ у меня и у моих коллег в то время не вызывал сомнений.

– Но был вопрос по поводу аутентичности подписи Смольцова.

– Были российская и шведская экспертизы, обе признали, что, похоже, подпись действительно смольцовская. Что касается приписки, не знаю, тут можно обсуждать. Но дело в том, насколько этот документ отражает реальность. Нет никаких доказательств, что все это произошло. Я занимался после этого судьбами многих иностранных заключенных, в частности, американца Исайи Оггинса. Дмитрий Волкогонов обнародовал документ, в котором Абакумов описывал Сталину, как МГБ может убить, а затем фальсифицировать смерть этого американца. Американец был действительно убит несколько по другой схеме, чем Абакумов представлял в первом своем письме Сталину. Но факт, что такого сорта доклады и переписка существовали.

– Почему его решили убить?

– Исайя Оггинс был американским коммунистом, работал на Советы, был, по-видимому, неплохим бизнесменом в середине 30-х годов. Была открыта по миру сеть различных бизнесов как для Коминтерна, так и для внешней разведки НКВД. К этому бизнесу привлекалось огромное количество коммунистов и левых иностранцев, которые по всему миру зарабатывали денежки для этих организаций. Исайю Оггинса арестовали, как и всех прочих леваков, в связи с Большим террором. Но у него была жена в Нью-Йорке, американская коммунистка, она работала в СМИ. Когда его арестовали, она стала теребить американские власти с тем, чтобы они выясняли, что произошло с ее мужем. И американские власти время от времени делали запросы к советскому МИДу. Даже были вынуждены организовать встречу в 1943 году представителей американского посольства с Оггинсом. Его привезли из лагерей в Москву, приодели, встреча свершилась. Конечно, такой персонаж был очень неудобен, начали думать, что с ним делать. Абакумов предложил план, этот план опубликован с большими купюрами, поэтому не все ясно, как должно было происходить: он предложил убить Оггинса и сфальсифицировать документацию о том, что он якобы умер от сердечной недостаточности. Там указано в деталях, как эта документация должна быть сфальсифицирована. В результате его отравили, но не совсем по той схеме, как было предложено в этом документе. Очевидно, что вопрос обсуждался после того, как Абакумов написал это письмо Сталину. Очень может быть, что в архивах есть и продолжение этой истории: как в конце концов Политбюро пришло к мнению, как акцию совершить. Но факт, что его отравили, после чего Молотов встречался с американскими представителями и сказал им, что Оггинс умер естественной смертью. Документация встречи существует, но она не была рассекречена. Эта ситуация показывает, что и как могло произойти с Валленбергом.

– И по той же самой причине – потому что шведы слишком интересовались его судьбой?

– В то время шведы не особенно интересовались его судьбой. Даже больше: я думаю, что решающим моментом в судьбе Валленберга была встреча шведского посла со Сталиным. Сталин принципиально не встречался с послами нейтральных стран, поскольку, по его мнению, нейтральных стран не было, был капитализм, был социализм, а чего-то нейтрального не могло быть в силу марксистской теории. У шведского посла Сёдерблума в 1946 году закончился срок, и совершенно удивительным образом Сталин дал ему аудиенцию перед тем, как этот посол покинул Москву. На этой достаточно короткой встрече сам Сёдерблум заявил, что он лично думает, что Валленберга нет в живых. Официальное лицо, шведский представитель заявляет, что он думает (то есть это мнение шведов), что Валленберга нет в живых. Что делать после этого Сталину? Валленберг еще живой, еще сидит в Лефортово. Я думаю, что это было тем спусковым механизмом, который привел к гибели Валленберга.

– Но все-таки она произошла, по вашему мнению, через несколько дней после 17 июля?

– Мы не знаем, что было 17 июля, но в ночь с 22 на 23 июля 1947 года все бывшие сокамерники Валленберга и Лангфельдера, которые находились в Москве, были опрошены. Это была беседа с угрозами – это ясно из документации, что если они помнят что-либо про историю Валленберга, они должны забыть и об этом больше не говорить. Напугали этих иностранцев достаточно сильно, естественно.

– Как сложились судьбы этих людей?

– В основном это были немцы, дипломаты, была также группа итальянских дипломатов. Когда Красная армия завоевывала Венгрию, Болгарию и так далее, СМЕРШ арестовывал всех дипломатов оси. Среди них были представители очень высокого уровня СС: например, первый сокамерник Валленберга Густав Рихтер, который был ответственен за Холокост в Болгарии. Интересно, что Валленберга сажали с представителями немецких спецслужб. А Вилли Редель, которого переводили вместе с Валленбергом, в середине октября 1947 года тоже «внезапно умер» от сердечного приступа.

– А Лангфельдер?

– Лангфельдер исчезает из документации. В 1949 году советские власти ответили, что он умер в лагере. Но в то время все заявления о смерти были фальсифицированы, так что это совершенно ничего не значит. Он, как и Валленберг, исчезает 23 июля 1947 года. Известно, что Лангфельдера, как и его сокамерника, допрашивали до 18.30 на Лубянке, и дальше никаких документов. Но одновременно с Лангфельдером допрашивался таинственный «заключенный номер 7». Вся эта история заключенного номер 7, предположительно Валленберга, началась после того, как моя коллега Сюзанна Бергер и я начали переписываться с центральным архивом ФСБ в 2005 году. Мы писали вопросы по делу, наши письма шведское посольство передавало в центральный архив ФСБ, который через некоторое время, иногда почти год, отвечал короткими отписками или же длинным, весьма содержательным письмом. Это все продолжалось до 2012 года. В самом содержательном длинном письме вдруг появилась фраза о том, что вечером 22 июля и с ночи по 18.30 23 июля 1947 года допрашивался «заключенный номер 7», наиболее вероятно, как они сами заявили, это был Валленберг. Почему «заключенный номер 7»? В то время существовала практика МГБ в следственных тюрьмах временно давать номера вместо имен. В Лубянской тюрьме на первом этаже было 15 камер. Наиболее важных в данный момент допрашиваемых помещали туда и давали им номера. Например, номер был дан жене Молотова, когда ее арестовали, она сидела в 11-й или 12-й камере. Еще в 1990 году мы нашли документ о переводе Валленберга вместе с Рёделем, его сокамерником, в 7-ю камеру Лубянской тюрьмы. Рёделя в результате перевели отдельно, а куда перевели Валленберга, пока неизвестно, но то, что его планировали перевести в 7-ю камеру, говорит о вероятности, что при этом ему дали номер 7 вместо имени. Тогда логично получается, что Валленберга допрашивали вечером 22 июля, всю ночь и день 23 июля и, скорее всего, убили после этого допроса.

Из тех, кто сидел с Валленбергом, осталось в живых два человека. Один был напуган до смерти, он к тому же был коммунист, стучал на всех сокамерников, немец, он остался в живых. И Густав Рихтер, который был приговорен к 25 годам, но потом репатриирован в Германию. 17 июля, я полагаю, приблизительная дата, о которой договорился Абакумов с Политбюро или со Сталиным лично, – фальсификация истории о том, как Валленберг исчезнет.

– Сейчас родственники Валленберга требуют, чтобы им показали оригиналы документов. Каких именно и зачем?

– ФСБ не показывает оригиналы. Некоторые оригиналы были показаны только представителю шведского посольства, и это все равно были не все документы. К тому же ФСБ цензурирует документы. Скажем, запись допросов – это достаточно большой лист, где указано имя вызываемого, имя следователя, который вызывает, время допросов, какой отдел вызывает на допрос... ФСБ закрывает основную часть страниц, оставляют только одну строку, которую ксерокопируют. Одна строка без целого документа, без даты, без всего, как этому можно верить? Нельзя. Значит, нужно посмотреть, как этот документ выглядит. Практически все, что они предавали гласности, выглядит таким образом. И самое интересное, что они годами отказывались в нашей переписке сделать копию полной страницы с записями о последних допросах Валленберга, «заключенного номер 7», Лангфельдера и его сокамерника.

– А что они могут скрывать?

 – Что-то они скрывают очень настойчиво. Формально это потому, что там указаны третьи лица, якобы по существующему законодательству нельзя. В одном случае они ксерокопировали целую страницу со всеми третьими лицами, там куча заключенных, которых вызывали на допросы, куча имен следователей разных отделов, которые вызвали заключенных на допрос и так далее. И я тут же увидел ошибку в дате, которая была указана в сопроводительном документе, потому что опознал одного из заключенных, которого допрашивали. Я знаю его дело, знаю, что в тот день, который был указан в прилагаемой документации, его не допрашивали, значит, какая-то ошибка при ксерокопировании. Но что касается последних допросов, они уперлись. Значит, там что-то есть, дополняющее запись о вызове «заключенного номер 7».

– Протоколы допросов не сохранились вообще?

– Не сохранилось по той причине, что не сохранилось архивно-следственных дел. Они наверняка или уничтожили или передали Сталину следственное дело Валленберга и, возможно, Лангфельдера. Существует ли это следственно-архивное дело, кто знает? Ведь с этой организацией ты говоришь как со стеной, ты спрашиваешь одно, а тебе отвечают совершенно другое. А без доступа к оригиналам документации невозможно дальше двинуться. Когда с ними переписываешься, они отвечают что хотят. Полную ксерокопию страниц не хотят выдавать, показывать оригинал не хотят. Об этом речь и идет сейчас, когда племянница Рауля Валленберга подала иск в суд к руководству ФСБ – покажите оригиналы и дайте полные ксерокопии, чтобы специалисты могли их оценить.

– Только Вадим Бакатин, который недолго возглавлял КГБ, хотел, чтобы это дело было расследовано…

– Бакатин был случайный человек, его ненавидели и съели через несколько месяцев. Естественно, как человек сторонний, он хотел помочь раскрытию любой информации о том, что происходило в сталинское время, но его сожрали, и после этого статус-кво восстановился. Его вмешательство сыграло большую роль, дело сдвинулось. Все, что мы знаем, мы узнали в тот короткий период, когда он начальствовал. Плюс вот эта информация, которая появилась внезапно. Есть вероятность, что часть протоколов допросов Валленберга находилась у Сталина в его личном архиве. Это все опять же непроверяемо, потому что доступа к этому президентскому архиву ныне нет. Часть документов теперь находится в архиве социально-политической истории, но большая часть, перешедшая из сталинского архива, все еще засекречена. В частности, там есть фонд переписки Абакумова со Сталиным. Никто этого не смотрел, что там – неизвестно. Может быть, что-нибудь там и про Валленберга есть, но это все засекречено. Наверняка основная часть сверхсекретных документов находится в президентском архиве, они никуда их не передавали. Сталин теперь прославляется на всех углах, официальная политика – полная ресталинизация, и понятно, что сейчас они вообще ничего не хотят показывать.
Дмитрий Волчек

 

svoboda.org