Читальный зал

Список Ренессе (окончание)

«Дело Ренессе» – вторая волна

 После того, как я выхожу на связь со своей коллегой из Германии Юлией Смилгой, ведущей передачи как на баварском, так и на обшегерманском радио (Deutschlandfunk, Deutschlandradio Kultur), я узнаю о том, что в истории этой до сих пор не поставлена точка.

«Я очень рада, что вы взялись за эту тему. Судья Ян-Роберт фон Ренессе уникальный человек», - пишет мне Юлия из Мюнхена. - Я работаю на баварском радио (Bayerischer Rundfunk) с 2003 года, и к делу Ренессе пришла совершенно случайно, когда узнала в конце 2009-го года о нем от наших мюнхенских историков – они с ним работали. В этой борьбе участвовали многие мои коллеги: Нина Шульц из газеты «Tageszeitung», «J;dische Allgemeine», Кристоф Шульт, корреспондент журнала «Spiegel», Мартин Зукофф, тележурналист WDR (Westdeutscher Rundfunk), который ездил с Ренессе в Израиль, снимал процессы выездных заседаний суда.

Что касается меня, то я была потрясена тем, как на моих глазах (отчасти – после моих передач) человека просто затравили, последовательно ломая ему карьеру и жизнь. В первый раз в моей журналистской практике случилось, что я продолжаю работать над темой уже больше года. Вокруг Ренессе – заговор молчания. Я могу вам рассказать все, что я знаю – с кем пыталась связаться и какие ответы получила из министерства юстиции Северного Рейна-Вестфалии. Иной раз такое ощущение, что мы снова возвращаемся в 1933 год...

После того, как пенсионные кассы определились с выплатой, а Ренессе сняли с его дел и запретили общение с прессой, публикации прекратились, - пишет Юлия. - Поскольку говорить с Ренессе журналистам было невозможно, да он и сам тогда еще надеялся на то, что все можно уладить переговорами с начальством - СМИ замолчали. Но время шло, а ситуация вокруг Ренессе не улучшалась: его поставили на запасной путь, «обезвредили», после чего многие о нем просто забыли. Первой снова начала мутить воду я, получив в июле 2010-го года согласие редакции на получасовую передачу о «гетто-ренте» и ситуации, в которой оказался Ренессе. На радио сроки для таких больших передач определяются за полгода до их эфира. Передача была заявлена на конец декабря, потом ее по техническим причинам переместили на середину января 2011.

Я начала вести переписку с судом, где он работал, и с министерством юстиции. После почти девятимесячного перерыва имя Ренессе снова прозвучало на всю Германию (кроме большой передачи я сделала несколько маленьких актуальных передач, посвященных ненормальной ситуации, в которой оказался судья из города Эссен). Буквально через неделю после моего второго выхода в эфир журналистка Нина Шульц написала большую аналитическую статью о проблемах Ренессе в «Тагесцайтунг», а спустя еще две недели эстафету подхватил «Шпигель», приурочив резкую статью в защиту судьи к немецко-израильской встрече, проходившей на правительственном уровне. Но, кстати, не все издания или теле-радиокомпании были готовы поднять эту тему – слишком она сложная и неприятная. Я не раз слышала от своих коллег такие слова: «Не наш профиль, не наш формат...»

После выступлений СМИ в защиту Ренессе земельный социальный суд Северный Рейн-Вестфалия, наконец, разразился сообщением для прессы.

 Вопросы и ответы

 В этой главе я помещаю сообщение для прессы президента земельного социального суда Северный Рейн-Вестфалия и ответы на журналистские запросы от судебных инстанций Германии, которые будут сопровождаться комментариями Юлии Смилги.

Из пресс-заявления Президента Земельного социального суда Северный Рейн Вестфалия от 27.01.2011: «Реализация права на гетто-пенсию была и остается одной из главнейших задач первостепенной срочности для судей Земельного социального суда Северный Рейн-Вестфалия. Были затребованы многочисленные экспертизы историков по разнообразным темам, относящимся к жизни в гетто. Судьи моего суда и социального суда Дюссельдорфа неоднократно ездили в Израиль и лично встречались с пережившими Холокост. Свидетели часто допрашивались лично, либо письменно...»

Юлия Смилга комментирует: «Здесь много неправды. Потому что на самом деле от 95 до 97% заявлений узников гетто судьи отклоняли, руководствуясь данными Википедии и старыми актами по поводу выплаты компенсации пострадавшим. Когда же возникали сомнения, то, случилось, дела – в основном, очень пожилых людей - лежали на столах месяцами. Кроме Ренессе, в Израиль ездил всего два раза еще один судья из того же сента и один раз судья из Дюссельдорфа. Это несопоставимо с той огромной работой, которую проделал Ренессе за восемь поездок, проведя более ста заседаний. С историками некоторые судьи работали, но только Ренессе удалось собрать команду из 36 историков по всему миру, и вместе эти люди работали с такой самоотдачей, что сумели изменить судебный правопорядок. Но глалвная заслуга Ренессе в том, что он дал возможность пожилым людям говорить о своем деле у себя на родине.

Из вышеупомянутого пресс-заявления: «Вместе с тем хочу подчеркнуть что работа остальных судей моего суда по их методам раскрытия судеб преследуемых в годы Холокоста, существенно прояснила ситуацию. Я рассматриваю решение о смягчении судебной практики для облегчения получения подателями заявлений пенсий, как результат, логично вытекающий из многолетней и напряженной работы судей моего суда».

Юлия Смилга комментирует: «Напомню еще раз, что до выездов в Израиль Ренессе и изменения практики в 2009 году до 97 процентов судебных исков о назначении пенсии отклонялись. Благодаря какой же интенсивной работе судей всего суда удалось изменить существующую практику?»

Из вышеупомянутого пресс-заявления: «Назначение Ренессе в сенат, относяшийся к другой области, никак не связано с деятельностью Ренессе в области назначения гетто-пенсий. С марта 2010 года Ренессе больше не работает в пенсионном сенате, а переведен по выраженному им согласию в 13-й сенат».

Юлия Смилга комментирует: «Насколько я знаю из адвокатских кругов, Ренессе не выражал согласия на перевод в 13-й сенат: его просто поставили перед фактом. Обратим внимание и на то, что этот перевод произошел тогда, когда пенсионные кассы, наконец, определились с периодом выплаты пенсий задним числом, с 2004-го года. И то, что Ренессе в этот момент убрали с «гетто-дел», лично мне кажется очень похожим на жертвоприношение.

Далее, в заявлении говорится о том, что Ренессе дали право на разговор с с прессой, - продолжает Юлия. - Когда же он, желая подстраховаться, представил начальству темы, о которых хочет говорить прямо, и в том числе, о неверных фактах в пресс-заявлении, президент ему ответила следующее: «Постановляю, что несмотря на снятие с вас запрета на общение с прессой от 11.03.2010, вы все равно всецело подлежите закону о неразглашении. Я не вижу повода для выдачи вам специального разрешения на интервью». То есть, получается: «право говорить у вас есть, права рассказывать – нет». Что за этим просматривается? Вы, мол, рассказывайте, а мы вас потом уволим за разглашение тайны?

Ни на один вопрос из моего запроса по поводу несоответствия фактам президент внятно не ответила, - отмечает Юлия. - К тому же, она заставила меня ждать ответа больше месяца, а ответила только после моей жалобы в министерство юстиции Северный Рейн-Вестфалия. Мне были названы имена двух других судей, которые, как и Ренессе, выезжали в Израиль. Но сколько дел они там провели, сколько раз вообще выезжали, так и осталось юридической тайной. Вот выдержка из этого ответа: «В моем сообщении для прессы я подчеркнула историческую роль пенсионных сенатов. Детальные описания, или оценка работы судей противоречат моей обязанности сохранять юридическую тайну, дабы не повредить судебной независимости. По той же причине я не могу ответить на ваши вопросы о количестве израильских истцов, котормы были выделены средства на поездку в Германию для выступления в суде. Прошу понять, что все вопросы, касающиеся личностей моих подчиненных, я вынуждена отклонить».

Похожее письмо я получила и от министра юстиции земли Северный Рейн Вестфалия: «не можем говорить, не имеем права, юридическая тайна....» Круг замкнулся.

 Необходимые пояснения

 Ко все сказанному следует добавить еще кое-какую важную информацию:

В 2002-м году в Бундестаге был принят закон о пенсионной выплате за работу в гетто. Поступили 70 000 заявлений со всех стран мира, 97 процентов просьб были отклонены по той причине, что работа в гетто была вынужденной и подневольной. Дело в том, что по немецким законам трудовая пенсия положена лишь за работу, выполненную добровольно и при наличии подтверждающих ее документов. Иными словами: чиновники суда требовали от пожилых узников гетто справки о зарплате, трудовые договора и копии пенсионных отчислений (!)

Земельный социальный суд, где работает Ренеесе, так же отклонял почти все заявления, пользуясь в основном Интернетом и старыми актами, где те же люди уже подавали заявления о выплате компенсационных денег за нацистское преследование. Из 38 судей, работающих в этом суде, Ренессе - единственный, кто решил выйти из кабинета, связался с историками, провел расследования в архивах и выездные судебные заседания в Израиле, чтобы пожилые люди смогли у себя дома на своем языке давать показания о своем деле.

Результаты были ошеломляющими: с помощью 500 исторических справок по конкретным делам за 120 судебных заседаний в Израиле Ренессе удалось доказать, что решение работать в гетто, или нет, люди принимали самостоятельно в условиях, что им приходилось выбирать между работой и смертью от голода. В довершение всего, один из польских историков нашел в подвале архива Лодзи запыленный чемодан, а в нем – справки о том, что работавшие жители гетто платили со своих копеек взносы в пенсионные кассы третьего рейха. При том, что было понятно: свои пенсии они никогда не должны были получить.

В 2009 году Федеральный социальный суд в Касселе принял выводы Ренессе и группы историков и изменил порядок судопроизводства, облегчив условия для получения гетто-пенсии.

 Последние пояснения – он-лайн

 Материала так много, что переписки с Германией уже недостаточно. Я решаю поговорить с Юлией в режиме он-лайн. Но прежде хочу сказать несколько слов о ней самой:

Юлия Смилга из еврейской семьи, уехала в Германию из Санкт-Петербурга в 1997-м году. Долгое время она считала, что родные со стороны отца погибли во время Катастрофы. После того, как в 1941-м дед Юлии был расстрелян, как еврей, попав на фронте в плен, все связи были утеряны. Но неожиданно, спустя 70 лет Юлии удалось обнаружить в России и Узбекистане двоюродных братьев и сестер отца, а в Израиле – свою троюродную сестру.

— Коллеги не простили Ренессе его «активности для евреев», – говорит Юлия. – Анонимки, просто грубое вмешательство в его дела, откровенный сабботаж его распоряжений, и в довершение всего, в 2010-м Ренессе сняли со всех его дел по гетто-пенсиям и перевели в другой отдел, поручив ему заниматься делами людей, получивших инвалидность в дорожных авариях. Ему запретили общаться с прессой, его повышение по службе не состоялось.

Вы спрашиваете, изменилось ли что-нибудь после визита в Израиль госпожи Крафт? Насколько я знаю, в кулуарных кругах была попытка поговорить с госпожой Крафт на эту тему, но она ее решительно пресекла. Как именно это произошло, я пытаюсь сейчас выяснить.

Лично я очень надеялась на то, что израильская сторона заступиться за Ренессе. В Германии ему помощи ждать неоткуда. Представители местной еврейской общины предпочтут промолчать, руководствуясь принципом: «как бы чего не вышло...» Израиль – другое дело! Ведь благодаря Ренессе 20 000 заявителей из Израиля получили надежду на оформление документов по пенсии.

На сегодняшний день дела плохи. Ренессе в опале, вокруг него молчаливый заговор коллег, его не допускают до дел, связанных с компенсациями узников гетто. Кроме того, его вынудили снять свою кандидатуру на выборах на пост председателя социального суда. Ренессе был предложен на этот пост комиссией, но после того, как его коллеги выразили протест, процесс был приостановлен. Между тем Ренессе имел все шансы получить эту должность: его прежний начальник поддерживал все его инициативы и именно он рекомендовал на это место.

В 44 года карьера человека, подававшего такие блестящие надежды, сломана. В настоящее время Ренессе занимается тем, что определяет степень инвалидности для пострадавших в дорожных авариях, сознавая, что в этом суде у него будущего нет. И все оттого, что он осмелился помочь жертвам Катастрофы добиться справедливости через 66 лет после окончания войны. Разве не парадокс, что на следующий день после того, как представители пенсионного фонда договорились на своем совещании, к какому сроку они начнут выплачивать пенсии для узников гетто, судья Ренессе, который знал об этих делах, как никто другой, был от них отстранен.

Между прочим, я звонила его начальнику и спрашивала, почему он решил перевести Ренессе в другой отдел. Знаете, что он мне ответил? «У нас так принято, чтобы каждый судья поработал в разных отделах, поднимаясь таким образом по служебной лестнице».

Но на самом деле проблема Ренессе была в том, что никто из его коллег не работал так, как он. Ренессе единственный встал и сказал: «Как мы можем требовать от людей, переживших Катастрофу невозможного? Справок, которых они не могут нам предоставить! Мы должны разобраться в их делах». Его коллег, которые спокойно сидели в своих кабинетах, перебирая бумажки, жутко возмутило, что Ренессе противопоставил им себя. Так они это воприняли. Он первым перенес судопроизводство на израильскую землю и стал говорить с живыми людьми, в то время как другие писали отказы, не двигаясь с места.

Когда Ренессе вернулся из Израиля и пытался рассказать своим коллегам об опыте работы на чужой земле, половина из них просто встали и вышли из зала. Уже один этот факт говорит о том, в какой обструкции он оказался, когда пошел против общепринятой системы отказов.

Но и это еще не все. Когда Ренессе уходил в отпуск, судья, замещавший его, отменял его распоряжения. Об этих возмутительных фактах писали многие немецкие газеты.

Когда я на фоне общего молчания начала снова поднимать в эфире бучу вокруг этой истории и написала начальнику суда: «Существует правило, по которому в случае приезда на социальный суд для выступления по своему делу, истцу оплачиваются все судебные издержки. Неважно – из какой страны человек приехал. В Германию прилетали люди из США, Чехии. И не было ни одного, кто прибыл бы из Израиля. Каким образом вы рассматриваете их дела и пишете отказы?»

Получив мое письмо, они долго молчали. Потом прислали мне туманный ответ, ссылаясь на юридическую тайну.

Однажды я спросила Ренессе в своей передаче, почему он выбрал для себя такой сложный путь. Он ответил мне: «Я не мог работать по установившейся практике, вроде того: «Ну-ка, напиши тремя строчками, как тебе работалось в гетто. Забудь о том, что там уничтожили твоих родителей и ответь – какая у тебя там была работа?» Лично для меня это звучало как издевательство над стариками. Я бы после этого не смог смотеть на себя в зеркало».

Когда я привела в передаче эти его слова, на Ренессе пытались даже наложить дисциплинарное взыскание, но его прежний начальник, который к тому времени был уже на пенсии, за него вступился и сказал, что одобрил интервью и не видит в нем ничего предосудительного.

Поскольку коллеги Ренессе все время пытались его так, или иначе зацепить, эта тема, в отличие от других, которыми мне приходилось заниматься, все не уходила и постоянно ко мне возвращалась. Например, один из коллег Ренессе после публикации в «Шпигеле» написал в открытом письме читателя, что бедные судьи вообще не виноваты, поскольку препоны судебной системы всегда были известны политикам, и несмотря на попытки оппозиции изменить существующий закон, правящая коалиция ничего для этого не сделала. Иными словами: всему виной преднамеренная политика немецкого государства, а судьи с их 97-процентными «отказами» ни при чем!

Я была в шоке от того, как представители системы поступали с человеком, которого нужно было наградить за то, что он перевернул бюрократическую машину, добился изменения в законодательстве. Я никогда не думала, что в Германии такое может быть: на словах все хорошо, а как доходит дело до денег и индивидуальной ответственности перед жертвами Холокоста, все вдруг оказывается отброшенным назад.

 Вместо эпилога

 Спрашиваю напоследок Юлию: «Можно ли вообще в такой ситуации защитить судью Ренессе?»

– Если как можно больше людей узнает о его истории, это может ему помочь, – ответила она. – В Германии его никто не защитит. Его может защитить только Израиль, страна, которая может открыто говорить обо всем, что связано с Катастрофой. Говорить и требовать.

После небольшой паузы она добавляет:

– Кстати, я представила Ренессе на соисканиев в 2012 году премии Фритца Бауера, немецкого еврея-юриста, генерального государственного адвоката в Германии (1946-1968), который способствовал поимке Эйхмана и вообще после войны противостоял «коричневой заразе» в немецкой юриспруденции. Очень значимая премия в Германии, ее дают, начиная с 1968 года за заслуги в области гуманизма, либерализации и демократизации правовой системы и присуждают людям, которые бесстрашно, несмотря на обструкцию вокруг, защищают справедливость и человечность в обществе.

P.S. После того, как статья была уже готова, я получила от Юлии еще одно письмо: «Шели, может, Вам пригодится в качестве послесловия недавнее заявление министра юстиции, которое служит еще одним доказательством того, что в своей вотчине судье Ренессе правды не добиться:

«Из выступления министра юстиции земли Северный Рейн Вестфалия Томаса Кутчаты перед судьями земельного социального суда Северный Рейн Вестфалия 8 апреля нынешнего года: «... Мне, как министру юстиции, конечно же, известно, что в средствах массовой информации последнее время пристальное внимание уделяется теме выплат гетто-рент. Сообщения в прессе на эту тему часто излишне эмоциональны и персонифицированы, хотя работа с данным материалом ввиду пожилого возраста истцов требует обратного. Лично я не одобряю того, что сейчас происходит и могу сказать одно: я не сомневаюсь, что все судьи, работавшие с делами по гетто-ренте, судили одинаково, подчиняясь праву и закону, и выносили приговоры по совести. Заверяю вас, что эту позицию я всегда и везде буду отстаивать».

Шели Шрайман