Читальный зал

Алекс Ровт: «Главное, что я еврей!»

Алекс Ровт – один из самых богатых американцев среди выходцев из Советского Союза. Еще совсем недавно он был в числе крупнейших производителей минеральных удобрений в Северной Америке, а сегодня владеет крупным консалтинговым конгломератом. На протяжении нескольких лет журнал «Форбс» включал его в список 400 самых богатых людей планеты.

 – Г-н Ровт, ваша история – это классическая американская сказка, начавшаяся в Бруклине почти 30 лет назад. И плоды своего успеха вы делите с другими: вы один из главных еврейских филантропов, помогаете множеству еврейских организаций в разных частях света, в том числе и тем, которые работают на благо Израиля. Где и когда вы почувствовали себя евреем? Когда пришли к вам чувство еврейского самосознания и потребность помочь своему народу?

– Начну с того, что я родился в Мукачево, городе с богатейшей историей, причем не только еврейской. Ведь за неполные 80 лет закарпатский Мукачево пережил пять государственностей. К слову, у меня несколько разных гражданств. Судите сами. До Первой мировой войны, до Версальского соглашения, Мукачево принадлежал Австро-Венгерской монархии. После ее распада эта территория отошла к Чехословакии. В 1938 году Даладье (премьер-министр Франции в то время) и Чемберлен, тогдашний премьер-министр Англии, заключили Мюнхенский договор с Гитлером, согласно которому эта территория перешла к Венгрии. Замечу, что это было чистой воды предательство по отношению к Чехословакии, ведь ее представителей даже на переговоры в Мюнхене не допустили. И наконец, в 1945 году на Ялтинской конференции Сталин провел карандашом новую границу Европы. Она прошла в одном миллиметре от Мукачево, и мой родной город оказался в СССР. Когда американцы спохватились, было поздно! Сталин сказал, что, как показало голосование, горожане желают жить в Советском Союзе. Голосование действительно было…

Американцы так никогда и не признали присоединения этой территории к Советскому Союзу. Поэтому в моем американском паспорте написано, что я родился не в Советском Союзе, а в Чехословакии. После распада СССР американцы считают Мукачево украинским городом. До пяти лет я говорил только на идише, другого языка не знал. Русский впервые услышал в детском саду. А с родителями мы до сих пор на идише говорим.

– Как вы относитесь к иудаизму?

– Не могу сказать, что я очень религиозный человек, но я верю в Б-га. И я патриот своей нации! В школе, если я слышал слово «жид», то мог просто убить. Таких вещей я никому не спускал и частенько ввязывался в драки, хотя считается, что драчливость еврейским детям не свойственна. Наверное, поэтому еврейские дети ко мне и тянулись.

– Вы были лидером?

– Да, определенно. Но я себя не выделял, не ставил выше других. Кстати, бар-мицва у меня была совсем не такая, как, скажем, у моих детей. Дело было так: мы с папой встали в 6 часов утра, папа взял две бутылки водки, и мы пошли в синагогу. Там я прочитал молитву, подошли люди, пожали мне руку, все сделали лехаим и мне дали выпить 20 граммов, после чего все разошлись. Это и была моя бар-мицва. Кватер (тот, кто на обрезании передает младенца от матери к моэлю) подарил мне часы – так у нас было принято. Шел 1965 год, мне исполнилось 13, и часы среди моих сверстников считались особым шиком. К счастью, наша семья была зажиточной, и я, в отличие от многих других детей, никогда ни в чем не нуждался.

– Чем занимались ваши родители?

– Отец после войны заведовал трофейным магазином, позже галантерейным, а в последние годы служил завскладом на трикотажной фабрике. В то время эта должность считалась очень престижной, папу знал весь город. Тогда население города насчитывало 89 тысяч человек. Сейчас перевалило уже за сотню тысяч. К сожалению, после войны евреи составляли менее 2% городского населения. А ведь в 1907 году Мукачево почти на три четверти состоял из евреев (73%). Правда, город тогда был поменьше: там жило всего 27 тысяч человек. К 1939 году город разросся, в нем проживало уже свыше 60 тысяч человек, и евреем был каждый второй (52%). Холокост, Аушвиц унес огромное число еврейских жизней – моих бабушек, дедушек… С папиной стороны остался только один брат. Родители, дети, братья, сестры, дяди, тети – все погибли. У мамы было восемь братьев и сестер. Выжили шестеро плюс моя мама, тоже прошедшая через Аушвиц.

Предки с маминой стороны происходят из знаменитого хасидского двора Спинка Ребе. Мамино имя Лея, девичья фамилия Вайс. Поэтому Спинка Ребе в Боро-Парке называет меня кузеном, и неважно, что я ему какой-нибудь двадцать пятый кузен. Главное, что мы из одной семьи. Всего этого я в детстве не знал. Но твердо знал, что я еврей.

Не забывайте, что советская власть пришла к нам только в 1945-м. Наш народ не был таким распущенным, как в России, где он начал ассимилироваться сразу после 1917 года. Только после ­войны у нас появились смешанные браки, и то единичные – среди вернувшихся из лагерей. К примеру, мою учительницу прятал от немцев один гой, который потом женился на ней.

Наше национальное самосознание формировалось на передачах «Голоса Америки» или «Голоса Израиля». Папа слушал радио под подушкой, а мы понимали, что должны вести себя не так, как другие. Кроме того, закарпатская община была очень консервативной. Евреи держались вместе. Помню первую послевоенную хупу – в 1966 году.

– Ничего подобного в других советских городах не было.

– А у нас было. Была хупа, был моэль. Я даже помню его имя – Беньюма Бергер. Даже учителя были. К примеру, меня к бар-мицве готовили три учителя. Понятно, что это не афишировалось. Синагоги были закрыты, но КГБ знал, что происходит. В синагоге, которую я смог восстановить уже после распада Союза, размещался военный продуктовый склад, где хранилась свинина и много всякой всячины. Мы все вычистили, и последние три года это действующая синагога. В бывшем доме раввина Хаима Элиэзера Шапира был военкомат. Я нашел для военкомата другое здание, а раввинский дом мы реставрировали и на втором этаже сделали ешиву. Во дворе оборудовали кошерную кухню. Понимая, что старики уходят, я привез из Израиля четыре молодые религиозные супружеские пары с детьми. Предоставил им жилье, работу. Благодаря им в синагоге есть миньян каждый день.

– Сколько евреев сейчас живет в Мукачево?

– Зарегистрированных 178 человек, большинство – пожилые люди. Я это точно знаю, поскольку значительную часть кошерной пищи, которую готовят на нашей кухне, приходится разво­зить по домам. Когда для меня все это стало важным? Еще в молодости. После института я переехал жить в Венгрию. Работал начальником сбыта плодоовощной продукции всей Венгрии и уже тогда ходил в синагогу. Сначала в ортодоксальную на Казинцы. Я жил тогда у религиозного человека по имени Имре Мозаш. Если кого-то можно назвать цадиком, так это его. Сегодня ему за 80, к сожалению, он никогда не был женат. Чтобы не нарушать субботу, он даже ключ носил на веревочке. Как-то в шабат, когда мы с ним шли в синагогу, он рассказал, что в Будапешт приехали американские евреи, что они делают кошерное вино и платят своим работникам очень большие деньги – по 6 тысяч форинтов в неделю, мой заработок за три месяца. Я тут же собрался сорвать свой куш у американцев. Имре меня остановил. «Тебя не пропустят, – твердо сказал он. – Ты не соблюдаешь субботу».

Но я пошел. Те американцы были из Боро-Парка, я заговорил с ними на идише, что в Венгрии было чрезвычайной редкостью, и этим я их расположил к себе. «Шомер Шабес?» – спросили они. Я понятия не имел, что это такое, и коротко ответил: «Йо» («да»). Меня и приняли. Но когда я рассказал Имре о своей удаче, он пришел в такой ужас, что мне пришлось отказаться от этой затеи. В той же синагоге на Казинцах моему старшему сыну делали брит в 1978 году.

– У вас и хупа была?

– Конечно, во Львове. Со своей будущей женой я познакомился еще в институте.

– Ваш папа был соблюдающим евреем?

– У нас был кошерный дом. В городе был шойхет, который официально работал в Горпродторге на заготовке пухсырья. К нему шли все евреи с курами-утками-гусями. Мы с мамой тоже ходили на базар, покупали живую курицу или гуся и несли покупку шойхету. Мой брат боялся вида крови, поэтому с мамой ходил я, хотя и был младшим. Я еще мог пух с живота гуся ощипать, но перьями заниматься очень не любил. Наш шойхет, его фамилия была Вайс, мне в этом деле помогал. Кстати, его дочь Шайдел замужем за нынешним шойхетом Вены. А его сын, религиозный парень, учился в Москве.

У нас в городе не было раввина, но был даян (судья) Мордке Коган. Его сыновья Мойшеле и Гершеле учились со мной в школе и не раз обращались ко мне за защитой. Как-то их отец – он всегда ходил в шляпе, носил небольшие пейсы, – увидев меня, перешел через дорогу и пожал мне руку. А мне было всего-то 12 лет.

Нынешний раввин Мукачева, внук Шапира, сказал, что слышал обо мне от покойного даяна Когана – что, мол, весь Мукачево знал, что я еще пацаном в городе бил гоев за «жидовскую морду». Так что мне всегда было важно поддерживать евреев. А наши дети здесь, в Америке, окончили ешиву.

В Венгрии я жил богато. Занимался бизнесом – делал гешефты. И угодил в тюрьму. Мне еще и тридцати не было. Выпустили через пять месяцев – не смогли доказать моей вины. Все-таки не Советский Союз, поэтому и на работе меня восстановили.

После тюрьмы я на власть очень разозлился и стал зарабатывать еще больше. Но понял, что должен уехать, что здесь бизнесом мне заниматься не дадут.

– А мезузу вам в Венгрии разрешали прибивать?

– Я ни у кого разрешения не спрашивал. У меня в 24 года был свой двухэтажный дом. Работал в Венгрии я с первого дня. Начинал грузчиком: хоть и было у меня высшее образование, но я не говорил хорошо по-венгерски и на более высокое положение не мог претендовать. Но через три месяца я уже стал продавцом, еще через три месяца – заведующим небольшим магазином, оттуда меня забрали в центральное управление, объединяющее 500 магазинов. И пошло: товаровед, старший товаровед, замначальника управления, начальник. Мне, 27-летнему, подчинялось 1560 человек.

– Вы начали грузчиком, а потом владели 12% мирового рынка аммиака. Назвать это просто успехом – мало. Это потрясение. И вы говорите, что «никто никогда не давал вам советов», что вы все всегда делали сами. Как такое возможно?

– Наверное, это гены родителей и воля Всевышнего. Я всегда и во всем искал свой путь. В бизнесе тоже. Многие считают, что я неправильно выбираю бизнес-стратегию. Даже «Нью-Йорк таймс» писала, что украинский миллиардер купил дом за 303 миллиона долларов и не взял ипотечной ссуды. У американцев так действительно не принято, а мне это выгодно. Я руководствуюсь своей интуицией, хотя какие-то вопросы, естественно, подробно изучаю. На сегодняшний день мой единственный бизнес – новый для меня, я в нем всего десять лет. И тем не менее. Когда я покупал это здание на Уолл-стрит год назад, оно было занято на 68%, сегодня – на 96%. И на этом я не успокаиваюсь – вношу некоторые усовершенствования, чтобы привлечь еще больше арендаторов и довести занятость здания до 97–98%, чего практически не бывает. Уже сейчас мне дают за этот дом существенно больше, чем я за него заплатил. А ведь друзья отговаривали меня от покупки, считая, что она неоправданно дорогая. Так что я всегда действую по своему разумению и делаю то, во что верю.

– Вы никогда не считались с мнением общества?

– В финансовом, деловом отношении не считался. Мнение общества интересовало меня, когда дело касалось моей семьи, детей, родителей...

– Говорят, что поэт – не профессия, а судьба. То же, наверное, можно сказать о бизнесмене. Слышал, что вы подписывали контракты даже в сауне. Это весьма экстравагантно.

– Насчет сауны – это красивая история, сообщенная журналистом. Да, действительно, как-то раз я подписал контракт в помещении сауны, контракт, который мы заранее подробно во всех деталях обсудили и утрясли. Рожденный ползать летать не может и не будет. Уверен, что не каждый может стать бизнесменом. У евреев деловые качества, возможно, лучше развиты, чем у других, потому что они вечно гонимые.

Я нередко задаюсь вопросом, почему наш народ такой талантливый? Почему наш народ ненавидят? Почему нашему народу завидуют? Ведь мы и одного процента не составляем в населении планеты. Но если взять нобелевских лауреатов, инженеров, музыкантов, даже спортсменов, – мы заметны. Возьмите хотя бы то, какую долю составляли евреи среди Героев Советского Союза. Благодаря тому, что в советских паспортах указывалась национальность, сейчас можно эту цифру определить точно. И вопреки советской статистике, которая утверждала, что первые места среди Героев занимали русские, украинцы, белорусы, а потом уже шли «остальные нацменьшинства».

Несколько евреев, ветераны Второй мировой войны, пять лет назад обратились в суд и получили реальные данные. Выяснилось, что среди генералов евреи (в процентном отношении) оказываются на втором месте, а среди Героев Советского Союза – на третьем.

У меня есть очень интересная книга – «Евреи-военачальники». Там собраны имена евреев и полукровок за большой промежуток времени, начиная с Гражданской войны. Вы знали, что у министра обороны маршала Малиновского еврейские корни? А что космонавт Борис Волынов – еврей по маме? Я, правда, не нашел там нескольких евреев, которых сам лично знал. Они у меня в институте преподавали: Исаак Абрамович Кантор, подполковник химической службы, майор Петр Израилевич Гершензон – он у меня был партприкрепленный. Я его в Израиле нашел. Хочу найти теперь редактора и передать ему их имена.

Сейчас я тоже пишу книгу, точнее, финансирую и разбираюсь в материале… Был в германском вермахте такой генерал – Эрих Людендорф, идеолог германского милитаризма. Он утверждал, что евреи предали Германию в Первую мировую войну, всадили ей нож в спину и привели страну к поражению. Именно Людендорф смог привить немцам ненависть к евреям, он же практически привел к власти Гитлера, о чем впоследствии пожалел, поскольку Гитлер от него отвернулся.

В моей книге раскрываются истоки немецкого антисемитизма начала XX столетия, рассказывается, откуда у немцев была такая ненависть к евреям.

– С кем вы пишете эту книгу?

– С доктором истории Уиллом Браунеллом.

– Марк Твен говорил, что, за исключением евреев, все древние народы канули в вечность – и греки, и римляне, и многие другие. Как вы это объясняете?

– Я это объясняю тем, что наш народ был всегда гонимым, со всех сторон. Это способствовало единению народа. Он всегда был силен, несмотря на свою малочисленность. И Столыпин это понимал. Если бы его не убили, он отменил бы черту оседлости, полагая, что, дав евреям больше свободы, можно снизить их революционность. Ведь у евреев революционная кровь.

Я могу назвать вам множество еврейских имен – вовсе не только Троцкого или Че Гевары. Без Троцкого советская власть никогда бы не победила, но когда она победила, он заскучал – сидел на Политбюро и читал французские новеллы, он был человеком действия, а не разговоров. Он гонял на бронепоезде с одного фронта на другой. Отступивших ставил к стенке, новых назначал, вручая им кожанки и пистолеты. Поэтому белые офицеры были на него так злы: только Троцкий был способен на такую жестокость. Между тем он был из богатой семьи, его отец владел заводами в Херсонской губернии. После Гражданской войны он забрал отца в Москву и поставил директором мукомольного завода.

Уверен, что евреев в революцию гнала угнетенность. Они свято верили в этот марксизм-ленинизм, в то, что все будут равноправны и смогут жить одинаково хорошо. Поэтому в революцию шли не только бедняки, такие как Лазарь Моисеевич Каганович, но и выходцы из богатых семей: Аксельрод, Каменев…

– Вы считаете, все дело в угнетенности?

– Думаю, да. Сейчас, когда народ не угнетен, уровень ассимиляции достигает 50%. В Америке можно быть кем угодно: хасидом, ортодоксом, хабадником… В сенате, в конгрессе, в бизнесе очень много евреев, только не все это афишируют. Я знал одного сенатора, он разбился на самолете лет восемь назад. Так то, что он еврей, стало ясно только тогда, когда на его похоронах появился раввин.

– Алекс, вы коснулись очень болезненной темы – ассимиляции в Америке. Знаю, что вы пытаетесь ей воспрепятствовать, много сил и средств вкладываете в еврейское образование. Один из ваших уникальных проектов – помощь известной международной еврейской культурно-просветительской организации Chamah в создании Передвижного еврейского центра.

– Это проект моего друга Биньомина Малаховского, одного из основателей организации. Он много делает для этого уникального проекта. Передвижной автобус объезжает все районы Нью-Йорка, где живут русскоязычные евреи. Он доставляет им еврейскую литературу, молитвенники, мезузы, тфилин. Уже купили второй автобус. Этот проект создан по принципу: «если еврей не приходит в синагогу, синагога должна прийти к нему». Я считаю, что если один из ста евреев приблизится к Творцу, поймет, кто он, откуда он происходит – после того как наденет тфилин, – это нормально и очень важно.

– Кого вы считаете своим Ребе?

– Если у меня возникают вопросы, я иду не к главным раввинам, а к Мукачевскому Ребе. Я считаю, что он один из величайших Ребе, которых я встречал в своей жизни. К сожалению, я не встречал Любавичского Ребе. Но многих видел. В Израиле я даже видел Тошер ребе, специально летал к нему в Канаду. Но Мукачевский Ребе для меня очень важен. И вовсе не потому, что он из Мукачевj. Просто не было такого вопроса, который бы он не мог объяснить умно и просто. Давал он ответы и моим детям, и моей жене. Он объясняет мудро, спокойно, внятно. И на все вопросы у него есть ответы. Очень убедительные. Так случилось, что мое 60-летие совпало с днями между 17 тамуза и 9 ава, когда праздновать нельзя. А я уже разослал приглашения. Вейз мир, что делать?! И Ребе нашел выход: он обязал меня каждый вечер приходить к нему заниматься – учить трактат Талмуда о законах Храма. И вот каждый вечер перед трапезой мы – два моих сына, мой друг и я – приходили учиться к Ребе. И до моего юбилея успели закончить книгу.

– Расскажите о своих детях.

– Дети мои окончили ешиву оф Флэтбуш. Филип-Ицхак – старший из сыновей, окончил юридический, но он не практикует. Он любит бизнес и занимается строительством. Младший, Макс-Давид, окончил колледж и работает в моей компании, которая занимается недвижимостью. Жена после окончания Торгово-экономического института посвятила себя мне и детям. Для нее никогда ничего не было важнее семьи, дома. Каждую пятницу мы всей семьей встречаем шабат, приглашаем друзей, в том числе и не евреев, знакомим их с нашими традициями.

– Мы начали разговор с того, что вы помогаете своему народу, своей нации, Израилю. Есть ли что-то, что помогает вам самому как еврею?

– Я помогаю скорее не Израилю как государству, а народу Израиля. Но больше я помогаю нуждающимся здесь, в Америке, в Мукачево и других регионах. В Нью-Йорке ешива «Рамбам» носит имя моего деда – Цви Дова Рота. В ней учатся дети иммигрантов. Вот уже 22 года я ее президент. Поддерживаю те организации, в которые верю, которые считаю полезными. Не очень люблю, когда кто-то из наших душит меня просьбами: ты, мол, должен дать! Мой ответ очень простой. У нас в Торе написано: ты должен дать, но не сказано, кому. Этот вопрос я решаю сам. У меня есть свои приоритеты: первый – ешива, второй – мукачевская община, третий – все остальные. И я стараюсь каждому уделить хотя бы чуточку внимания, чтобы никого не обидеть. Моя здешняя синагога Flatbush Park Jewish Center, где я молюсь, тоже нуждается в помощи.

– Есть ли что-то, что помогает вам как еврею, что дает вам силы? Наверняка вокруг вас много злопыхателей, завистников, антисемитов.

– Я не очень обращаю внимание на антисемитов. Знаю, что с ними надо бороться. Главное для меня, что я еврей. Еврей, но не проповедник еврейства. Это не моя задача. Моя задача – вырастить евреями своих детей, вырастить, Б-г даст, евреями внуков. Кто-то сказал мне: ты не можешь умереть, пока у тебя не родится внук-еврей. Якобы где-то это написано.

– Есть такая притча. В одном местечке хасидам, чтобы попасть в синагогу, приходилось преодолевать очень крутой холм. Нередко по пути кто-нибудь падал и что-нибудь себе ломал. И только один пожилой ребе, которому было уже за 80, не упал ни разу. Его спросили, как это ему удается? И он ответил: «Если ты связан с верхом, то вниз не падаешь». Вера всегда в вас?

– Я всегда верю только в Б-га, я не верю ни в какие приметы. И стараюсь – по мере сил – действовать правильно с точки зрения нашего учения.

– Что бы вы пожелали нашим читателям?

– Хочу пожелать всему нашему народу, чтобы нам лучше завидовали, чем нас жалели. Не знаю, что бы я сделал, если бы довелось жить во времена гетто. Думаю, что в гетто я не пошел бы ни за что! В лес бы убежал. Не перенес бы, чтобы мной управляли и унижали мое достоинство. Я считаю, что еврейский народ заслужил свое избранничество. Я желаю, чтобы весь еврейский народ и дальше процветал. Повторюсь – чтобы никогда не жалели его, пусть лучше завидуют. Я не боюсь зависти.

Желаю, чтобы мои родители были здоровы, а дети поженились, чтобы в сегодняшнем трудном времени был мир.

– Огромное спасибо за беседу. Ваша личность – вера в Б-га, в себя, в свой народ – заряжает и вдохновляет. Слушая историю вашей жизни, я убеждаюсь, что верно выражение: «Еврей не находится в ситуации, еврей создает ситуацию!»

– И вам огромное спасибо за этот разговор. От души желаю вам успехов!

Беседовал Бенцион Ласкин, США

alefmagazine.com