Скончалась от рака Екатерина Юрьевна Гениева – замечательный светлая женщина, превратившая Всероссийскую государственную библиотеку иностранной литературы в настоящий центр интеллектуального сопротивления. Нет, не сопротивления российским мракобесам от власти – это уже потом случилось. А сопротивления невежеству, провинциальной косности, непониманию подлинного места своей страны в современном мире. Ведь Советский Союз был страной, мастерски отрезанной от цивилизации и с ее достижениями мы знакомились только по высочайшему соизволению, в ограниченном количестве и после тщательного отбора. Поэтому жили на обочине, а думали, что живем в центре. И Гениева была одной из тех, кто пытался всей своей работой объяснить невеждам, что земля – круглая. А невежи слушали, слушали и сделали вывод: стоит на трех китах, обсуждать нечего. Но Екатерина Юрьевна не сдалась и тогда. Она не сдалась даже в момент, когда поняла, что обречена. В своем последнем интервью, которое появилось буквально за несколько дней до ее смерти, Екатерина Гениева высказалась четко и ясно: «Рубикон пройден. И теперь не надо оглядываться, бояться. И значит, зачем себя сдерживать». И продолжала работать буквально до последнего дня. А работать в ее должности в России означало – сражаться с идиотами, тратить последние силы на доказательства очевидного – вот на эту самую круглую землю.
Я поражаюсь этому мужеству. Я бы, наверное, так не смог. Но я понимаю это бесстрашие. И мне обидно, что о Екатерине Гениевой, нашей чудесной, доброй, честной и непреклонной Екатерине Юрьевне пишут сейчас гораздо меньше, чем об Иосифе Давыдовиче Кобзоне.
У Кобзона – та же беда. И, как и Гениева, он хочет лечиться за рубежом. Почему – та же Гениева в своем интервью сказала предельно четко: «Никаких страданий. Борьба с болезнью – да. Боль, страдание – нет. И именно поэтому, пока у меня есть возможность выбирать, где мне лечиться, здесь или там (хотя, у нас замечательные специалисты), я выберу, конечно, Израиль».
Разве можно упрекать смертельно больного человека за то, что он не хочет страдать? Нельзя. Я Кобзона и не упрекаю. Я не понимаю. Болезнь постучалась в его ворота уже давно. Он умный человек. И великолепно понимает, что происходит вокруг него, знает цену Путину и прочим. И еще он понимает, что Путин ничего уже не может ему сделать. Смерть сильнее Путина, как это ни кощунственно прозвучит. Семью свою Кобзон давно отправил за границу – тоже, кстати, еще одно доказательство того, что он на самом деле думает о стране, в которой живет. Так зачем же в этой ситуации безвыходности он все равно старался быть «лучшим учеником»? Чтобы обречь себя на страдания? Чтобы обеспечить почетные похороны, на которые придут люди, не способные к состраданию? Зачем?
Никто не скажет, что Кобзон – трус. Я помню, как он заходит в захваченный театральный центр на Дубровке и выводил оттуда людей – в этом поступке было столько же сострадания, сколько отсутствия соучастия – в Путине. Смертельные испытания проявляют людей: именно во время событий на Дубровке произошел окончательный разрыв Касьянова и Путина, именно тогда стало ясно, что один – живой, а другой – мертвяк. Но близость смерти одновременно обостряет в людях то главное, что всегда было их сущностью.
Именно поэтому Екатерина Гениева боролась со злом до самого конца.
А Кобзон сдался.
Виталий Портников