Признаюсь честно, меня довольно трудно удивить излюбленным израильским аттракционом под названием «уничтожение священных коров». Все мы, и я в том числе, успели привыкнуть к тому, что живем в обществе постмодернизма, постсионизма, пост идеологии и вообще пост-всего, что не имеет отношения к личным удобствам отдельно взятого гражданина. Давно уже впитали, что вещи и понятия, казавшиеся сами собой разумеющимися когда-то, напрочь вышли из моды и относятся к категории того, о чем принято с презрением говорить «пасе».
И все же, время от времени возникают ситуации, когда на поверхность всплывает робкое, почти извиняющееся удивление, и ты недоуменно смотришь по сторонам и пытаешься понять, что же тут, в конце концов, происходит.
Такое вот несовременное, почти неприличное удивление охватило меня на фоне дискуссии, развернувшейся вокруг заявлений главы правительства, а также некоторых министров, сделанных ими после терактов во Франции и очевидного роста антисемитских проявлений в Европе. Лидеры правительства еврейского государства различными словами дали понять евреям, живущим в Европе, что у них, собственно, есть альтернатива. Что есть государство, где их худо-бедно, но готовы принять, дать гражданство и по мере сил обеспечить безопасность. Что есть государство, которое является их, и я снова прошу прощения за неприличный пафос, национальным домом.
Откровенно говоря, если бы Нетаниягу, Либерман, Беннет этого не сказали, я бы считал, что они в известной степени нарушают свой профессиональный долг. Есть такая профессия – национальный лидер. И как таковые, они несут ответственность если не за благополучие евреев диаспоры, то за постоянное донесение до их сознания возможности репатриации в Израиль. И не только донесения, но и желательно закрепления там.
В той или иной степени правительство с этой задачей справляется, к вящему неудовольствию тех, кто считает, что государство Израиль создавалось для них, а остальные перебьются. И вот сейчас, на фоне террора и растущего антисемитизма в Европе, внезапно выяснилось, что говорить обо всем этом не стоит. Это, дескать, оскорбляет чувства французского правительства, является «танцами на крови», ставит европейских евреев в щекотливое положение людей, которым приходится решать проблему двойной морали, а также превращает террор в невольного союзника сионизма.
Так выражались люди официальные. А те, кто от пут политкорректности свободен, высказывались попроще: «да зачем им сюда ехать? Что здесь террора нет? А экономически в Европе явно лучше». Ну а когда дело доходило до разговоров с русскоязычными гражданами от сохи, тут и вовсе возникали давно забытые мотивы: «Вон как к нам тут относятся, так зачем…и т.д.»
Доказывать что-то людям, которые в массе своей приехали в Израиль, потому что плохо было там, а не потому что душа звала к Сиону, а сегодня призывают остальных этого не делать, занятие смешное и бесперспективное. Но в целом не мешало бы вспомнить пару азбучных истин.
Одной из двух основных задач существования Израиля является готовность предоставить убежище любому еврею, нуждающемуся в этом убежище и почти неважно каковы причины (если речь идет о маньяке-убийце, нуждающемся в убежище от закона, то наверное стоит воздержаться). При этом основатели государства не говорили о том, что выполнять свои функции в отношении евреев диаспоры, Израиль будет лишь достигнув определенного экономического уровня. Неписанный договор между Израилем и диаспорой подразумевает не только практическую возможность в любой момент реализовать право на репатриацию, но и поддерживать отношения, способствующие реализации этих прав в час X.
Критика в адрес лидеров государства, всего навсего выполнивших свой долг, вернее часть его, тем более забавна, что они в своих действиях исходили из условно говоря минималистский концепции задач еврейского государства.
Сторонники ее возражают против того, что с презрением называют мессианством, имея в виду подход, согласно которому Израиль существует для того, чтобы предоставить евреям максимальную возможность национальной самореализации. Нет, говорят эти люди, Израиль – прежде всего убежище для евреев. И по странной (но весьма объяснимой) логике именно сторонники минимализма в сионистской практике стали первыми, кто выступил против призывов к евреям Европы репатриироваться.
Этот совсем не парадоксальный парадокс выносит на поверхность гораздо более глубокие разногласия внутри еврейского коллектива в Израиле: являемся ли мы еще страной, которая видит одной из своих задач привлечение сюда большинства евреев мира или мы предпочитаем оставаться «израильским царством», маленькой страной, занятой выживанием и решением проблем тех, кто в этой стране уже успел поселиться. И проще всего отмахнуться и сказать – «оставьте, когда здесь будут дешевые квартиры и йогурты, будет работа и все остальное, сюда поедут и так».
Но беда наша в том, что здесь никогда не было экономического рая – ни в период первых волн репатриации в начале XX века, ни сразу после создания государства, ни даже в период большой алии из бывшего СССР. И тем не менее, эта страна впитал миллионы людей, приехавших сюда по самым разным причинам и формирующих ее облик.
Возражения самих европейских евреев против того, что современным языком можно назвать активным пиаром репатриации, это безусловно существенный фактор. Но он скорее заставляет вспомнить гегелевский постулат, согласно которому история учит людей лишь тому, что она их ничему не учит.
Нетаниягу был абсолютно прав, говоря во Франции о возможности репатриации в Израиль. Но дискуссия и критика, которую эти его слова вызывали внутри страны, говорят о том, что пришло время прояснить для себя еще раз: зачем мы пытаемся удержаться на этом безумном клочке земли, если не хотим видеть здесь большинство народа, рассеянного по свету.
Габриэль Вольфсон, редактор Newsru.co.il