Россия похожа на юродивого на паперти, который назойливо демонстрирует публики свои язвы и струпья и злорадно хохочет, когда публика шарахается от отвращения. И меня, и меня в список невъездных внесите! Санкции? Так вот же я еще расковыряю их антисанкциями!
Но некоторые нарисованные царапины ковырять опасно – увидят то, что юродивый тщательно скрывает.
Судя по всему, Кремль стремился избежать чрезмерного педалирования темы неучастия Владимира Путина в мероприятиях по случаю 70-летия освобождения Аушвица. Ситуация с приглашением действительно непонятная. И тема во всех отношениях скользкая. Поэтому Дмитрий Песков в интервью «Эху» постарался максимально снизить значение и самих мероприятий, и решения президента не ехать на них.
Не особенно горячился и кремлевский официоз. Впрочем, заставь дурака Богу молиться – он напишет, что от фашиствующей Гейропы ничего другого ждать и не приходится. Некоторые издания проявили своеобразное остроумие. А некоторые вожди оппозиции искренне возмутились поведением поляков.
В расписании Барака Обамы такая поездка тоже не значится, но никто в Америке этот факт не драматизирует. Тем не менее и для США эта тема чревата неприятными вопросами. Главный вопрос звучит так: почему союзники не бомбили Аушвиц и железнодорожные пути к нему, чтобы остановить машину смерти? Ведь об этом их настойчиво просили еврейские лидеры.
На этот вопрос нет однозначного ответа. Джордж Буш в январе 2008 года, посещая национальный мемориал Яд Вашем в Иерусалиме, признал решение Рузвельта ошибкой.
Политическое руководство США и Великобритании бесспорно знало о Холокосте. В декабре 1942 года 12 членов антигитлеровской коалиции опубликовали совместную декларацию, осуждающую «хладнокровное уничтожение» евреев. Но никаких ни совместных, ни односторонних действий за осуждением не последовало. На Бермудской конференции по еврейскому вопросу, созванной в апреле 1943 года, в дни восстания в варшавском гетто, никаких решений принято не было. США отказались увеличить иммиграционную квоту для евреев, а Великобритания – снять запрет на иммиграцию на свою подмандатную территорию, в Палестину.
Даже высший генералитет союзников не знал об ужасах лагерей смерти. Когда в апреле 1945 года союзные войска (части 3–й армии генерала Паттона) освободили первый лагерь – Ордруф, входивший в комплекс Бухенвальд, – генералы Эйзенхауэр, Паттон и Брэдли поехали его смотреть. Все трое оставили воспоминания об этом событии, и во всех трех описаниях видно, что увиденное оказалось для них полнейшей новостью. «До сего момента я знал об этом только в общих чертах и из второстепенных источников, – пишет Эйзенхауэр. – Но я уверен, что никогда в любое другое время я не испытывал такого шока, как в этом случае». «Паттон отошел в угол, где его стошнило, – вспоминает Брэдли. – У меня от негодования отнялся язык. Зрелище было настолько ужасное, что мы были одновременно потрясены и оглушены». «Позднее мы заставили жителей Веймара посетить «достопримечательности» еще большего концлагеря, Бухенвальда, расположенного к северу от города», – добавляет Паттон.
Ни американо-британские, ни советские войска не получали приказов о захвате лагерей смерти или о создании помех «маршам смерти» – пешей эвакуации заключенных на территорию Рейха. Их освобождали попутно, в ходе решения других оперативных задач. Аушвиц был освобожден в ходе Висло–Одерской операции. Ближайший к лагерю крупный город, Краков, части 1–го Украинского фронта заняли 19 января. За шесть дней до этого из из лагерного комплекса Аушвиц–Биркенау отправилась на запад колонна из 66 тысяч остававшихся в живых и способных передвигаться узников.
Эвакуировали не только заключенных, но и 514 843 предмета одежды, оставшихся от ликвидированных узников. Крематории тоже было приказано демонтировать и перевезти, чтобы на новом месте можно было продолжать уничтожение евреев. Но времени не хватило, крематории пришлось взрывать; последний был взорван 22 января, за пять дней до прихода советских войск. В Биркенау последние 600 заключенных были убиты за несколько часов до появления советского авангарда; сжигать трупы было уже негде.
По словам сотрудника Центрального архива ФСБ России Владимира Макарова (именно в этом архиве хранятся документы Аушвица), в лагере на момент освобождения оставалось около трех тысяч человек.
В отличие от американских генералов командующий фронтом маршал Конев не счел нужным посетить лагерь, опасаясь за свои нервы:
На второй день после освобождения этого страшного лагеря, ставшего теперь во всем мире символом фашистского варварства, я оказался сравнительно недалеко от него. Первые сведения о том, что представлял из себя этот лагерь, мне уже были доложены. Но увидеть лагерь смерти своими глазами я не то чтобы не захотел, а просто сознательно не разрешил себе. Боевые действия были в самом разгаре, и руководство ими требовало такого напряжения, что я считал не вправе отдавать собственным переживаниям душевные силы и время. Там, на войне, я не принадлежал себе.
О том, что происходило в лагере после освобождения, рассказывает со слов бывшей узницы Татьяны Наниевой автор книги «Аушвиц. Нацисты и окончательное решение еврейского вопроса» британский историк Лоуренс Рис:
Схваченная немцами в 1942 году, когда госпиталь, где она работала медсестрой, попал в окружение, она пережила два с половиной года заключения, и все это время была вынуждена наблюдать, как ее товарищи по несчастью, советские узницы, подвергались насилию со стороны немцев. Позже, в январе 1945 года, она услышала, как к лагерю приближаются солдаты Красной Армии – с большой «помпой», распевая патриотические песни и высоко подняв головы: «Нас охватили радость и ликование. Мы верили, что до победы уже рукой подать и что вот–вот снова начнется нормальная жизнь. Я истосковалась по родине, по семье». И тут, в самый момент освобождения, когда ее переполняла радость, к ней подошли двое красноармейцев. Один из них был пьян, и он крикнул: «Ну как, вы тут хорошо развлеклись? Шлюхи!» Татьяна почувствовала, что ее мир рухнул, а военный, покачиваясь, пытался достать пистолет. Она убежала и сумела спрятаться, пока авангард армии, освободивший лагерь, не протрезвел. Но, пьяные были солдаты или трезвые, обвинение против Татьяны оставалось предельно ясным: «предательство родины». За свое «преступление» – за то, что позволила немцам захватить ее в плен, – Татьяна получила шесть лет лагерей и пожизненное поселение в Сибири.
Вот еще один рассказ – о женщине, которая сама ушла из лагеря, воспользовавшись отсутствием охраны:
Хелена Цитронова и ее сестра весь май и июнь 1945 года растерянно бродили по переполненным дорогам недавно освобожденной Германии, смешиваясь с немецкими беженцами, двигающимися на Запад. Они спали в сараях или разрушенных бомбежками зданиях, добывая себе пропитание везде, где только можно. Прошло немного времени, и они натолкнулись на солдат Красной Армии. Однако по отношению к Хелене и ее сестре эти мужчины вели себя не как освободители, но как завоеватели. Бывали случаи, когда советские солдаты разыскивали места, где беженцы останавливались на ночь. «Они были пьяные – ужасно пьяные, – вспоминает Хелена. – Вели себя, как дикие звери». Солдаты врывались во временные убежища, «выбирали симпатичных девушек и насиловали их». Когда подобное случалось, Хелена пряталась под телом своей сестры, надеясь, что увидев ее сестру – на десять лет старше нее самой и которую часто принимали за ее мать, – солдаты станут искать в другом месте. Эта уловка срабатывала. Но она слышала все, что красноармейцы делали с другим женщинами: «Я слышала крики – женщины кричали, пока хватало сил, но, в конце концов, замолкали. Случалось, их насиловали до самой смерти. Или душили. Я отворачивалась, потому что не хотела этого видеть, потому что ничем не могла им помочь. Я боялась, что они изнасилуют и меня, и сестру. Это были звери, не люди. Где бы мы ни прятались, они находили наши укрытия и насиловали моих подруг. Они такое с женщинами делали... Буквально до последней минуты мы не могли поверить в то, что все-таки выживем. Мы думали: если мы не погибли от рук немцев, то наверняка погибнем от рук русских».
Когда почти десять лет назад я цитировал тогда еще не переведенную на русский книгу Энтони Бивора «Падение Берлина», на меня набросились с обвинениями в грязной клевете на советского воина-освободителя. Когда книга была опубликована по-русски, набросились и на самого Бивора.
Книга Лоуренса Риса переведена и опубликована в прошлом году. Но что-то не вижу, чтобы на нее набрасывались. Всем наплевать.
Вот и весь сказ про «кощунство», «оскорбление» и «искажение». Так что, может, и неплохо, что ни Обама ни Путин в Аушвиц не едут. Нечего им там делать.
Владимир Абаринов