Презрение к закону, восприятие закона как надоевшего ритуала – это у нас дело не такое уж новое и необычное. Обычное, конечно. Но в наши дни это ленивое презрение приобрело форму крайнего раздражения, граничащего с ненавистью. «Что вы пристали со своими законами! Надоели уже! Ваши законы ˜ сплошное лицемерие, прикрывающее вашу звериную сущность. Сами знаем, что незаконно. Зато справедливо». Так или примерно так высказываются разные люди, в том числе и вполне образованные и с виду цивилизованные.
Справедливость – вещь хорошая, кто бы спорил. А любая несправедливость ранит душу, оставляя в ней годами саднящие шрамы.
Формула «незаконно, зато справедливо» кажется убийственно бесспорной. Но лишь тем, кто неспособен понять, что закон существует как раз для того, чтобы регулировать самые различные представления самых различных людей или социальных групп о справедливости.
А потому индивидуальные представления о справедливости, заложенные в основу социального поведения, неизбежно входят в противоречие с другими представлениями о справедливости. А чем это чревато при полном или даже частичном игнорировании роли закона, объяснять не надо.
Взаимоотношения российских государственных институтов, начиная с первых лиц и кончая громокипящей, лишенной тормозных механизмов пропагандистской машиной, то есть, прямо скажем, приблатненного государства, с мировым сообществом выстраиваются примерно по той же модели, по какой выстраиваются отношения блатного мира с миром права и порядка.
«Мы тут, понимаешь, честно воруем, живем по понятиям, по справедливости то есть, а эти волки позорные нас, таких фартовых, норовят судить по своим фраерским законам, которые они лицемерно называют «международным правом». Вертели мы это право знаете на чем?»
В официальной риторике последнего времени явственно слышатся то блатная слеза («за что забрал, начальник, отпусти»), то блатная истерика («держите меня четверо, чтобы я с пацанами в Варшаву и Вильнюс не заявился»). И, конечно же, непоколебимые представления о справедливости.
Там своя блатная сентиментальность и непременная «мать-старушка». Там свои клятвы, молитвы и проклятия. Там свои несколько модифицированные «век воли не видать» и «за козла ответишь». Там свой истерический, с разрыванием рубахи на груди, патриотизм: «Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала «нет».
Наглядные и яркие, временами даже и талантливые образчики подобного типа сознания широко представлены в блатной лирике:
Лагерь познакомил, детка, нас с тобой,
Прокурор нанес печаль-разлуку,
Суд на наше счастье и покой, о Боже мой!
Поднял окровавленную руку.
Но в каком бы ни был я краю -
Обещаю бить легавых крепко,
Потому что волю я люблю - о да, люблю!..
Ну, и так далее.
Вот и глава российского внешнеполитического ведомства – в полном соответствии с этим же типом сознания – сказал недавно: «Не было бы Крыма, Запад придумал бы что-нибудь еще».
Хорошо сказал, убедительно, по-моему.
Вот если бы мы, допустим, не подрезали чемодан на вокзале, легавые бы все равно что-нибудь нам пришили. Ну, просто потому что они нас за что-то не любят. Ну, чего-то мы им как-то не нравимся. Они все почему-то норовят на наше счастье и покой поднять свою окровавленную руку. Так что лучше уж чемоданчик-то все-таки взять на всякий случай. А если подфартит, то и два.
Лев Рубинштейн