Россиянин в украинской вышиванке, выступающий во Львове с критикой Путина, – необычное зрелище. В московском карикатуристе Андрее Бильжо вообще много причудливого, от героев во главе с Петровичем до фасона усов. В город, где, согласно новостям российского телевидения, любого россиянина немедленно съедают бандеровцы, он приехал для участия в литературном фестивале на Форуме книгоиздателей. На котором – опять же, согласно российской пропаганде, – россиян не должно было быть. «Хотя здесь нет русского стенда, но есть несколько писателей и художников, стремящихся донести одну простую мысль: в России есть довольно много людей, способных понимать и анализировать. Эти люди не подвержены пропаганде и хотят сохранить братские отношения. Мне кажется, что мы с этой миссией справились», – объясняет, зачем приехал на Форум, художник. И удивляется: «Даже мне казалось, что, когда я начну разговор с людьми на улице или в магазине, меня должны ненавидеть. Но этого не случилось – даже когда я покупал вышиванку в магазине, где стоит гигантский бюст Степана Бандеры. Казалось, что продавец, который говорил со мной по-украински, должен сказать какую-то гадость. Потому что идет война, и страна, в которой я живу, затеяла всю эту историю с Крымом, а потом – на востоке. Но он этого не сделал, и мне это очень понравилось». Бильжо говорит, что третий день ищет во Львове легендарных бандеровцев, но пока не нашел.

— Вот я приеду в Москву, у меня будет много интервью. И я расскажу, что увидел: в Украине живут совершенно нормальные, симпатичные люди. И тогда-то я получу по голове, и не один раз, будучи в списке предателей родины номером 52 из 54. Но я просто не умею врать о каких-то больших вещах. Только о маленьких могу.

— Ощущается ли здесь, что в стране идет война?

— Нет, во Львове не чувствуется, кроме больших портретов Путина, где написано, что он ху#ло. Больше тревоги, по словам моих друзей, чувствуется в Киеве. Еще большее напряжение – в Москве, особенно на телевидении. Даже в развлекательных программах, которых я не смотрю, но жена иногда включает. Там такие минутные вставки с закадровым голосом: «ополченцы противостоят киевской хунте», и так далее.
Но мне кажется, в конце концов все это закончится, потому что это бессмысленно, и в этом весь ужас. У предыдущих войн была какая-то цель, а у этой ее нет. И почему террористов называют ополченцами? Это же настоящие бандиты. Моя страна затеяла всю эту историю, поставляет им оружие, что совершенно очевидно. Как этого не видеть, не понимать? Ну, отсоединить часть Украины, и что с этим делать дальше? Зачем врать о том, что это защита русскоязычного населения? Если с ними начать говорить, выяснится, что они никогда не читали Чехова, Пушкина и не знают, кто такой Достоевский. Почему человек, живущий в стране, где есть свой язык, не хочет его выучить? Когда я стал жить в Италии, первым делом пошел на курсы итальянского. Это же ужасно интересно! Если ты от этого отказываешься, значит, ты идиот.

— Форум издателей в этом году отказал в приглашении издательствам из России. По вашему мнению, это оправдано? Или нам следует торговать с Россией, не смотря ни на что?

— Меня лично это не обижает, потому что я понимаю мотив. Когда тебе кто-то вредит, почему ты должен звать этого человека к себе за стол, да еще и платить за дорогу, кормить? Но, с другой стороны, стоило всех пригласить, не смотря ни на что, сжав зубы и кулак в кармане. А потом посмотреть, кто приедет. Это был бы интересный эксперимент. Я вообще против запретов. Сейчас МакДональдсы в Москве закрывают, а я всегда был против них. Внук мне говорит: Андрей, - он меня называет Андреем, - а как ты относишься к закрытию МакДональдсов? Я говорю, что против. «Но тебе же они не нравятся?!». Отвечаю: пускай они сами закроются. Здесь должна быть похожая история. Больше круглых столов, больше точек зрения, и тогда было бы понятно: мы вас пригласили, а вы не пришли.

— На сайте российского министерства культуры есть огромный список деятелей, подписавших письмо в поддержку Путина. Что вы думаете об их поступке?

— Это самый трудный вопрос. Я никак не могу понять, почему эти люди так делают. Может быть, часть просто зависит от бюджета, часть искренне так думает. Но вот третья часть, которая свободна от всех взаимоотношений с Путиным и государством, и при этом подписывает? Не знаю. Это какое-то помешательство.

— Кстати, в октябре 2013-го вы поставили России диагноз: шубообразная шизофрения. Болезнь прогрессирует? Может быть, пора уточнить диагноз?

— Диагноз усугубился. Мания величия стала еще круче и глубже. Имперское сознание и чушь о русском мире. Но все же процент поддержки Путина на самом деле уменьшается. Людей, у которых возникают сомнения, становится больше. Они просто не могут осознать, что это сомнение, но уже понимают: что-то пошло не так. Почему в аптеках исчезают лекарства? Почему в Крыму нет отдыхающих? Почему в Сочи построили целую деревню? И таких людей становится больше. Они наконец начнут соединять эти пазлы. Может быть, получится слово «жопа», а может быть, это будет слово «мир».

— Лечатся ли массовые психозы? Кто и как может помочь обществу справиться с состоянием, в которое его загнала пропаганда?

— Лечить нельзя. Необходимо время. Это совсем не новая болезнь. Это было и в сталинский период, когда все еще были помешаны, и никто не понимал, что происходит. Моя мама, беременная мной, на шестом месяце хотела идти хоронить Сталина. Ее заперли и не выпустили из дома. И это моя мама, у которой расстреляли отца, а бабушка в это время сидела в лагере! Хотела хоронить Сталина. И плакала. Потом всю жизнь, даже в девяносто лет, когда ее об этом спрашивали, она говорила: «ну, была дура». И это ждет общество. Наступит момент, и все скажут: какой я был дурак, какая я была дура! То же самое произошло с немцами.

— Но ведь в сталинские времена не было свободы выбора, а сегодня он есть.

— В сталинские времена было страшно думать по-другому, потому что ты действительно рисковал своей жизнью и жизнью своей семьи. Сегодня этого вроде как нет. Есть выбор, ты ничем особо не рискуешь. Но – подлое время…
Нужно думать и анализировать. Сомневаться и не принимать всего того, что тебе говорят. Почему при наличии интернета мы продолжаем смотреть телевизор? Значит, у нас нет головы и мы не способны мыслить. Профессор Валерия Мухина еще в шестидесятых годах проводила эксперименты: с девятью из десяти детей договорилась, что каша очень сладкая, хотя она была дико соленая. А десятому мальчику об этом не сказали. Он попробовал кашу и сказал: да, она сладкая. Это приблизительно то же самое: тебе вдалбливают в голову, и ты начинаешь верить. Это называется индуцированный бред – когда здоровые люди слушают то, что говорит больной, и ему верят. У меня есть друзья, с которыми я был вынужден прекратить общаться, чтобы больше этого не слушать.

— А нам – украинскому обществу – диагноз поставите?

— Украинское общество очень пассионарное. Украинцы никак не могут успокоиться. Это мне очень симпатично. Они хотят, чтобы была свобода, чтобы не воровали, и выходят на улицу – в отличие от общества русского, в последнее время очень-очень пассивного.
Если бы, как говорил Шариков, соединить и поделить! Если б часть энергии и пассионарности Украины передать России, а украинцев научить договариваться между собой, находит компромиссы, было бы здорово. Потому что общество в Украине довольно сильно разрознено. Нужно найти точки соприкосновения между востоком и западом, идти на какие-то уступки, договариваться. Выгнав, конечно, всех, кто приехал из России.

— Если верить соцопросам, около 85% россиян поддерживают политику Путина: крымнаш, агрессию на Донбассе и так далее. Что будет дальше с теми 15%, которые не поддерживают? Они смогут что-то изменить, или просто вынуждены ждать кончины Путина?

— Я думаю, это вранье и передергивание. На самом деле где-то чуть больше половины. Часть просто ничего не знает и ничем не интересуется, но есть активное меньшинство. Это люди не просто думающие, а довольно известные, к ним прислушиваются. Выходить протестовать – это их вариант. Говорить то, что ты думаешь, невзирая на лица, рисковать своим благополучием, здоровьем. Но другого выхода просто не существует.
Вот 21 сентября мы выйдем на «Марш мира» и посмотрим, сколько нас будет. Мне страшновато. Не в том смысле, что страшно, что со мной что-то произойдет, а в том, что придет мало народа. Если бы пришло триста тысяч или миллион, тогда бы этих людей слушали. Да, боюсь. Очень боюсь, но все равно пойду. Когда была жива мама, а она умерла два месяца назад, я боялся: если со мной что-то произойдет, мама не переживет. А теперь мне уже нечего бояться. Я довольно известный человек в Москве. Даже среди милиционеров и сотрудников ФСБ есть мои поклонники. Кто-нибудь да заступится.
Наталия Патрикеева, для «Главкома»