ТАКОГО КОЛИЧЕСТВА ВРАНЬЯ И ПРОПАГАНДЫ Я В СВОЕЙ ЖИЗНИ НЕ СЛЫШАЛА 

 

— 10 сентября вы выступали на встрече глав ПЕН-центров. О чем вы говорили? 

— Собрались ПЕН-центры Украины, Белоруссии, России, Литвы и Польши. Это писательские правозащитные организации, у которых мало разногласий. Согласно Уставу, защищаются права писателя, право слова. 

Речь шла о солидарности ПЕН-центров стран бывшего СССР, если не считать Польшу. И я оказалась представителем страны, которая по отношению ко всем этим странам сегодня ведет довольно агрессивную политику. Поэтому о солидарности межгосударственной не может быть и речи. 

Я представитель русского ПЕН-центра, но я не могу сказать, что я представляю мнение всего русского ПЕН-центра. Как и все российское общество, он расколот по вопросу войны в Украине, политики нашего государства и президента. 

 

— Писатели-правозащитники одобряют агрессию России по отношению к Украине? 

— Сказать, что ПЕН-центр – правозащитная организация, это не совсем точно. Это писательская правозащитная организация. ПЕН-центр вмешивается, когда писатель оказывается под давлением. 

Как далеко простирается намерение ПЕН-центра защищать свободу? ПЕН-центр, как написано в его Уставе, является организацией неполитической. Мы не занимаемся политикой. Но Устав был написан давно, около 70 лет назад. 

Реальность сегодня другая – преследование писателей связанно именно с политикой. 

В России сейчас чрезвычайно напряженная ситуация. В отношении войны нет общественного единства. Как показывают опросы, 82-85% населения поддерживают правительство в его – корректно скажу – политике. Раскол в обществе чрезвычайный: через каждую семью и сообщество проходит тема, которую мы маркируем как «Крымнаш». Я такого раньше никогда не наблюдала. 

Значительная часть россиян полагают, что «Крым – наш». Но есть такая вещь как агрессия. Способ присоединения Крыма был некорректный. Тут я произношу самое корректное слово из тех, которые могу произнести.

В результате это разномыслие коснулось и ПЕН-центра. Поэтому я столь аккуратно высказываюсь.

В данной ситуации я говорю, что некоторое количество членов ПЕНа, в том числе и я, полагает, что политика России сегодня – агрессивная, совершенно бесчеловечная, и мы ее никак не поддерживаем, а скорей стыдимся. К сожалению, я не могу сказать, что представляю весь ПЕН-центр.

Хотя мое личное мнение вполне определенно – я могу его высказать в скобках.

 

— Давайте откроем эти скобки. Каково ваше личное мнение? Меня интересует не только Крым, но и Донбасс. 

— Я считаю, что действия нашей страны можно расценивать как агрессивные. Это очень печально, потому что гибнут люди, потому что стыдно – потому что такого количества вранья и пропаганды я в своей жизни не слышала.

 

— Согласны ли вы с называнием этого конфликта «украинско-русской войной»? 

– Абсолютно, а как иначе? 

У нас ничего не называют своими именами. Терминология «сепаратисты, защитники, повстанцы, боевики» – все эти слова лживы, ничто не отражает реальности. Я даже не пытаюсь в этом разобраться. Это как со словом «жидобандеровцы». 

Знаете, когда я собиралась во Львов, мне некоторые знаковые (люди – ред.) говорили, чтобы я была осторожна, потому что во Львове опасно. Я объяснила, что поездка на рынок или в отдаленный московский район вечером – это не менее опасно.

 

 

— Я об этом и хотела спросить – должны или не должны? 

— Отвлеченно, теоретически и в самом общем виде, писатель, вообще говоря, ничего не должен. Он творец. Политические комментарии и новости мы ловим по телевизору, их делают журналисты. 

Легенда о том, что «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» – это легенда вчерашнего дня. Писатель и поэт имеют право писать, о чем угодно. 

Но сегодняшняя реальность вынуждает тебя окунаться в эту общественную бурную жизнь. 

Для меня та общественная работа, которой я занимаюсь, не мною выбрана. Я оказалась в вынужденном положении. Я не могу не отвечать на вопросы, когда мне их задают. Врать я не буду.

 

— Что это за реальность? 

— Надо сказать, что в России огромное количество проблем, которые возникали и возникают еще до конфликта с Украиной. 

У нас проблема с правосудием и выполнением законов как таковых. Эти базовые ценности, которые условно называют «европейские ценности», на самом деле – цивилизационные ценности. 

Когда ты берешь в руки Библию, то понимаешь, что треть книги посвящена законам. Строго говоря, именно создание законов социального сосуществования и отличает человека от животного. У животного законы соблюдаются инстинктивным путем: когда животное нарушает правила социального общежития, то его немедленно уничтожают сородичи. 

Законы в человеческом обществе писаны исключительно для удобства общества. Этим оно ограждает себя от преступников, защищает существование слабых, не имеющих больших клыков или рогов. В противном случае право сильного всегда побеждает. 

Соблюдение законов – единственная гарантия выживания человеческого общества. В российском обществе законы, к сожалению, не соблюдаются. Это большая внутренняя проблема страны. По этому поводу мне часто приходится открывать рот и что-то говорить.  

Например, уже два года идет процесс по Болотной площади. Один человек уже вышел из тюрьмы, отсидев срок. А одного в прошлом месяце арестовали, вспомнив, что он тогда два года назад оказывал сопротивление полиции. 

Такие вещи не могут происходить в цивилизованном мире. 

То, что происходит со страной (Российской Федерацией – ред.) – ужасный откат от всех ценностей, которые были признаны общечеловеческими. 

Поэтому и война с Украиной, и война с Грузией, и Кавказская война – это вещи недопустимые и неприемлемые для человека, который о них думает. Но большинство людей не думают. 

В наших условиях, когда масс-медиа формируют мозги, поддержка войны в Украине – это результат машинки «телевизор» в сочетании с катастрофически низким культурным уровнем. 

Уменьшается количество людей, способных думать.

 

ЧУВСТВО СТРАХА ОВЛАДЕЛО НАШИМ РУКОВОДСТВОМ, КОТОРОЕ ОЧЕНЬ БОИТСЯ ПОТЕРЯТЬ ВЛАСТЬ

 — Есть еще очень важный вопрос – примирение. Как дальше жить с Россией? Я имею в виду не собственно государство, а отношения между живыми людьми.  

— Я думаю, что уйдет несколько поколений на то, чтобы эта травма начала зарастать. Степень агрессии и ненависти очень поднялась до небывалого уровня. Такого обострения никогда не было.