Я не доспорил с Валерией Новодворской. Я был ее непримиримым идеологическим оппонентом последние 20 лет. Мне казалось, что она воюет с уже дохлым драконом – драконом советского тоталитаризма. Нужно ли отдавать столько страсти этой дохлятине, когда в нашей жизни появилось столько нового зла и новой несправедливости уже совсем из другого источника? Валерия Новодворская, как Кассандра, без умолку кричала на каждом углу: дракон жив и обязательно проснется! И ушла из жизни тогда, когда уже никто не может не заметить, что дракон проснулся.
Проснувшийся дракон изрыгает на нас потоки фашистских запретительных законов. Законы против инакомыслия. Законы против несогласия с официальной идеологией. Штампующие их так называемые депутаты и так называемые сенаторы – это те самые гипсовые обрубки Александра Галича, уродцы, обретающие величие, наевшись человечины. Они мечтают все запретить и всех посадить, подобно тому, как вампир жаждет крови. Ах, как славно было, когда за любое слово против правящей партии давали семь лет лагеря плюс пять ссылки! Или бессрочно сажали в психушку, как посадили Валерию Новодворскую.
Говорят, что ее интерпретация либерализма только отвращает людей от либеральных ценностей. Что ее взгляды – это тот же большевизм, с которым она так яростно воевала, только с обратным знаком. Что страстно проповедовавшийся ею «неограниченный капитализм» не менее бесчеловечен, чем сталинская диктатура. Вот только осуждать социал-дарвинизм Валерии Новодворской имеет право лишь тот, кто сам не боялся говорить в лицо преступной власти: «Господа, вы звери! Вы лжецы, подлецы, садисты и убийцы!» Кто не боялся говорить это тогда, когда за такие слова полагалось семь лет лагеря плюс пять ссылки.
Валерия Новодворская сама не вписалась бы в то идеально-буржуазное общество, в которое верила. Такое общество требует идеально-пластилинового человека. У Валерии Новодворской было другое строение позвоночника. Так многие первые большевики не вписались в общество восторжествовавшего большевизма. Идеальный капитализм столь же утопичен, как и идеальный коммунизм. Но это столь же великая утопия. Все великие идеологии XIX века предложили миру свои великие утопии. Без идеалистической веры в них не было бы истории, не было бы современного мира. И когда мы посмеиваемся над человеком, который «остается в своем XIX веке», мы должны помнить, что стоим на плечах гигантов.
Жизнь Валерии Новодворской – пронзительное отражение трагической судьбы российской интеллигенции, мечтающей дать народу свободу, а вынужденной защищать от этого же самого народа свободу собственную. Потому что оказывается, что народ не только сам не хочет свободы для себя, но еще и не терпит, чтобы эта свобода была хотя бы у кого-то. И готов активно поддерживать своих хозяев, когда те давят «отщепенцев».
Стал ли народ жертвой зловещих манипуляторов, или это в природе самого «народа»? Можно ли освободить и осчастливить народ без его согласия, лишив рабов их любимых хозяев? Эти и подобные им дилеммы относятся к так называемым вечным вопросам, к сущностным проблемам человеческого бытия. Споры о налоговой системе и бюджетных расходах несопоставимо мелки по сравнению с ними. И никому пока не удалось предложить универсальный ответ на них. Возможно, его вообще нет, хотя диапазон предлагавшихся решений весьма широк: от полного конформизма и приспособленчества до апологетики всевластия «просвещенной элиты» и презрения к «быдлу». Большевизм тоже по-своему пытался дать ответ на эти вопросы.
Эти же вопросы пришлось решать и Валерии Новодворской. Весь пафос ее страстной проповеди – в противостоянии «тирании большинства». Бывают ситуации, когда большинство неправо, а сопротивление ему – долг порядочного человека. Когда большинство отводит глаза перед ложью и перед подлостью. Когда большинство одобряет и поддерживает попрание прав и достоинства человеческой личности. Когда большинство соучаствует в таком попрании.
В СССР была создана всеобъемлющая система насилия над человеческой личностью, идеальной моделью которой была зона. Суть в том, что лагерная власть с любым человеком может сделать все что захочет и когда захочет: обыскать, раздеть, отобрать любую вещь, не дать спать, не дать лежать. Но и по другую сторону колючей проволоки у личности не остается какой бы то ни было автономной сферы, куда не могло бы вторгнуться государство. Оно лезет в карман, в постель, в душу, в мысли. Оно может остановить на улице любого и остричь ему идеологически неправильную прическу, разрезать до колен идеологически неправильные брюки (вспомните охоту на «стиляг»). Причем в значительной степени государству удалось сделать всех соучастниками насилия над каждым. И большинству это нравилось. Нравилось разбирать на собраниях «аморалки», клеймить идеологических отступников, определять за других их жизнь. И большинство не хотело знать и думать о миллионах безвинно загубленных, превращенных в лагерную пыль в ходе глобального социального эксперимента.
Большинство и сейчас не хочет о них помнить и думать. Оно склонно прислушиваться к тем, кто нашептывает, что ведь не все было плохо у нашего дракоши. Было ведь и много хорошего. Полеты в космос, парады физкультурников, целинный энтузиазм, прекрасные песни, прекрасные детские книжки. Мы были самой читающей страной в мире. И рядом с нами много людей, вложивших в это душу. Давайте с ними не ссориться. Давайте щадить их чувства. Нужна взвешенная оценка советской системы, ее создателей и руководителей, их действий.
Валерия Новодворская призывала не слушать эти сладкие речи. Они фальшивы. Произносящими их движет не гуманность по отношению к тем, кто отдал душу советской системе, а тривиальное желание оправдать ложь, насилие и жестокость. Чтобы сделать их возможными вновь. Валерия Новодворская призывала быть беспощадными к чувствам палачей и их пособников. Если мы будем щадить чувства палачей, опять придет момент, когда палачи не пощадят наших жизней. Скажут, что все делали правильно, и повторят.
Валерия Новодворская постоянно напоминала нам всем: советская система была худшей разновидностью фашизма. Такой же жестокой, но еще и лицемерной. И ее преступления не могут быть оправданы никакими историческими обстоятельствами и задачами, никакими достижениями. Так же, как Холокост не может быть оправдан дорогами и «социалкой» Гитлера. Люди, творившие коллективизацию, Большой террор, депортации народов, помогавшие Гитлеру развязывать мировую войну, а потом под видом освобождения навязавшие Восточной Европе новую тиранию, эти люди переступили все человеческие нравственные законы и потеряли право называться людьми. Возможно, они были способными организаторами, но людьми они точно быть перестали. Их можно понять, можно даже пожалеть, но оправдать их нельзя.
Валерия Новодворская постоянно напоминала нам о миллионах жертв советской системы. Мы не имеем права предавать память этих миллионов загубленных без надежды на восстановление справедливости. Валерия Новодворская была их депутатом среди живых. И все новые палачи должны знать: никакие их новые жертвы не останутся безгласными. Всегда найдется еще кто-то, кто не даст о них забыть.
Нормальному человеку свойственно стремиться к миру. Как иногда хочется примириться со своим историческим прошлым, примириться с палачами! И в этом есть опасность. Опасность незаметно утерять ненависть к государственному насилию и сочувствие его жертвам. Валерия Новодворская мешала нам забыть и о палачах, и об их жертвах. Мешала разучиться ненавидеть зло. Мешала назойливо, грубо, скандально. Честь ей за это и хвала. И светлая ей память.
Александр Скобов