У каждого из нас периодически складывается отчетливое ощущение: в политических структурах засели психически больные люди. Они индуцируют друг друга, заражают страну. То им букву «Ы» хочется ликвидировать, как боевика (у нас же их не убивают, а именно «ликвидируют»). То в опасное сообщество всего, что подлежит ликвидации, попадает несчастный представитель семейства обаятельного Чиполлино, — чеснок. Его пытаются запретить. Топот котов, опять же, становится у нас поводом для законопроекта, и здесь уже не ясно, где, действительно, предложения депутатов, а где — веселый фольклор: нас втянули в абсурд, мы теряем ориентиры. Нелепости и непристойности происходят уже чуть ли не ежедневно.
Руководитель ЛДПР в ответ на вопрос журналистки кричит одному из представителей своей свиты: «Давай, я произнесу, а ты подбегаешь и начинаешь ее жестко насиловать…» И дважды произносит: «Христос воскресе! Воистину воскресе!» И молодой человек, получив такую команду, идет, как зомби, подходит к беременной журналистке… И неизвестно, что из этого всего бы вышло, если бы ее коллеги не встали стеной.
После поднятого шума Жириновский приносит извинения: «Я немного грубо говорил. А она, оказывается, в положении, беременная…» Явно считая всех вокруг идиотами, потому что любой пользователь интернета сегодня может кликнуть фамилию «Жириновский» и посмотреть, как он продолжал бесноваться, уже зная, что женщина ждет ребенка: «Есть вопросы еще? А то ходят, на майдане беременные, и здесь такие, наркоманы, и все остальное…»
Тем временем в Совете Федерации созревает совершенно ошеломительное решение о создании внутреннего российского интернета, закрытого для стран Европы и США. Автор предложения, член Совфеда Максим Кавджарадзе, уже придумал для него название – «Чебурашка».
Депутат Бабушкинского муниципального округа Москвы Лисовенко в судебном иске в ответе на вопрос о порядке идентификации пользователей в «Твиттере» неожиданно заявляет: «Я летчик! Я летчик! Издревле летчик!»
Что с ними со всеми?

— Александр Григорьевич, дайте мне, пожалуйста, контакты хороших, профессиональных психиатров, – прошу я заведующего кафедрой психологии личности МГУ, вице-президента Российского общества психологов, академика РАО Александра Асмолова. И объясняю, для чего. Внимательно выслушав, мой собеседник сообщил мне, что я занимаюсь упрощением реальности.

— Это почему? – удивилась я. И получилось незапланированное интервью.

— Это упрощение реальности потому, что, как говорил когда-то один мудрый психиатр, «никогда не следует списывать мерзость нормы за счет патологии». Я эту емкую формулу отношу к поведению некоторых наших депутатов. Когда депутат предлагает Горбачева посадить в тюрьму – это мерзость нормы фанатичного поведения, а не клиническая патология его личности. Когда начинают третировать людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией, то, увы, это типичное проявление современного вандализма. И когда Жириновский демонстрирует яркие образцы грубого агрессивного поведения — это вовсе не психоз, а продуманные проявления социально одобряемых развязности и хамства. Если бы Мережковский стал зрителем подобного спектакля, то он бы написал спустя 100 лет вторую часть своей эпопеи «Грядущий хам» и назвал бы ее «Хам нынешний». В современной лексике – «Авторитет в законе».

— Тогда уж – авторитет в думском законе.

— Да, и это нужно признать: у нас вице-спикер Государственной думы разговаривает, как варвар. Он демонстративно крадет личное достоинство у людей, а его коллеги порой не просто одобряют эту кражу, они подражают ему. Это – отсутствие политической культуры, уничтожение всего иного и не похожего на него. И поэтому одно за другим варварские, внекультурные решения получают одобрение. Вспомним печально известный закон, получивший имя ребенка Димы Яковлева, оставивший многих больных детей-сирот без надежды на получение медицинской помощи. Подобные решения можно назвать блицкригом варваров. Перечитайте любимого Бродским Константиноса Кавафиса, особенно его цикл стихов «В ожидании варваров». И вы увидите, что у нас сегодня происходит не психиатрическая эпидемия. У нас — нашествие «внутренних» варваров. Ключевая характеристика варварства — это разрушение и неприятие цивилизации, вандализм, дезорганизация, превращение порядка в хаос. Варварство стремится к выжиганию культуры достоинства, всего, что не утилитарно и не прагматично, к когнитивной простоте при восприятии сложной ситуации, к черно-белому видению мира.
Именно варварство как стремление к погашению любого разнообразия является архаичным ответом на нарастание сложностей ХХI века.

— Что конкретно вы имеете в виду, говоря о сложностях?

— Я имею в виду то, что наш век в целом — век неопределенности, многомерности, коллективного разума, космического сознания, социальных и интеллектуальных сетей — требует когнитивно сложного мышления.

Варварство же стремится к простоте, единомыслию и единообразию, пасует перед любыми усложнениями, агрессивно реагирует на все неизвестное, иное, неопределенное, душит всяческое инакомыслие. Оно живет формулами: «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается, его уничтожают». Варварство неизбежно отстает от вызовов сложного мира и в культурной, и в политической жизни. Хочу обратить внимание на то, что политическая лексика в разных странах мира буквально заселена черно-белыми бинарными оппозициями в стиле свои – чужие, друзья народа – враги народа, запад – восток, верные – неверные, либералы – консерваторы, национал-друзья — национал-предатели… Старые политические клише слегка обновляются. На смену национал-социализму приходит клерикальный национал-патриотизм. Миры начинают раздваиваться и растраиваться на Европейский мир, Русский мир, Исламский мир. Воинствующий атеизм замещается воинствующим клерикализмом и консерватизмом.
Вначале Европа, прежде всего Германия и Франция, а затем и Россия во всех своих бедах винят политику мультикультурализма, поликультурности, поддержки социального и культурного разнообразия и толерантности, тем самым открывая шлюзы для варварской политики ксенофобии, радикального национализма, фундаментализма, фанатизма и привычной канализации агрессии через антисемитизм. В интерпретациях исторической и политической динамики с особым рвением начинают эксплуатироваться различные конспирологические и шовинистические конструкты, сценарии упрощения реальности через всевозможные заговоры. Во всем видится «рука Москвы», «рука ЦРУ». Так и хочется сказать: инквизиция, ты – бессмертна! И вновь идет охота на ведьм, и вновь начинают гореть костры – 2 мая в Одессе погибли люди…
Все это происходит в наше время, которое Бруно Латур (французский социолог науки и философ. – Ред.) назвал временем кормления разногласиями.

— Если смотреть наш телевизор, то у нас как раз наступило время кормления единым меню…

— Да, и я, ныряя в разные реальности, поражаюсь сочетанию несочетаемого в наше время. Наше время интерпретируется как эпоха сингулярности. Это значит, что по экспоненте растет скорость и сложность технического прогресса. В этой ситуации у человечества нарастает риск отстать от «поезда» изменяющейся реальности. И может статься, что наши дети скоро будут воспринимать нас как эволюционных предшественников. Сбывается прогноз Аркадия и Бориса Стругацких из книги «Гадкие лебеди»: дети уходят в виртуальный мир интернета. Мы не успеваем учить их. И в обществе, и в культуре, и, особенно, в образовании явно обозначается переход в иную систему координат, подобно переходу от птолемеевской к коперниканской картине мира.
Феномены, казавшиеся ранее игрой воображения – телекинез, телепортация, телепатия, – становятся реальностью. Автор теории сингулярности Рэй Курцвейл в своей книге «Как создать разум» показывает, что разные формы коллективного разума приводят не только к нарастанию скорости технической эволюции, но и к тому, что изменяются сами изменения. И главное, мир становится глобальным, в нем нет места простым бинарным противопоставлениям «свои – чужие».

— И все-таки: мы часто видим не только варварство, но и неадекватность. Хотя бы в тех случаях, когда депутаты предлагают запрет букв и овощей или представляются «издревле летчиками». Я помню о формуле мерзости нормы, но не понимаю, о какой норме может идти здесь речь.

— Нет, повторюсь, мы имеем не клиническое явление болезни, а явление социальное. Как говорил о подростковой истерии мой безвременно ушедший друг, выдающийся психотерапевт Хараш, «в её основе – попытки обратить на себя внимание негодными средствами, всегда есть желание заявить, что я – существую!». Эта истерия обычно присуща подросткам 13—15 лет. У нас социальная истерия от подростков перекочевала во властные круги – туда, где принимаются политические решения. Так те или иные политические игроки, через демонстрационные формы поведения, убеждают нас в своей значимости. Вы бы никогда не узнали, кто такой депутат Федоров, если бы он вдруг не заявил, что Виктор Цой был агентом ЦРУ. Это – демонстративная социальная истерия. Она заразна, инфекционна. Она ведет нас к архаике в сетевом веке, к времени стирания альтернатив – туда, где все вокруг либо черное, либо белое. Вспомним еще раз Кавафиса: «…Ведь варвары сегодня прибывают. Зачем законы издавать сенату? Прибудут варвары, у них свои законы».

— Для них не существует контекстов?

— Скорее у них нет чувствительности к иным контекстам. Варвар не различает ваших контекстов, у него непроницаемое сознание. Только реальное изменение жизни, показывающее невозможность принятых ими типов адаптации, может привести к крушению фанатичного варварского поведения.
Но психически они нормальны. Это – тяжелая психологическая норма…
Галина Мурсалиева, обозреватель «Новой»