Бывают события-вехи, которые разделяют общественные контексты на отчетливо разные периоды. И некоторые цитаты заставляют задуматься о том, когда, в какой период были сказаны или написаны эти слова. «До ХХ съезда КПСС или после?», «до разрушения Берлинской стены или позднее?» – спрашиваем мы себя, встретив сентенции, которые для одного времени кажутся нормальными, уместными, а для другого – почти невозможными. У событий этого марта есть немалый шанс стать такой точкой отсчета. Украино-российский кризис уже сегодня у многих вызывает в памяти события 1914 года, напоминает пережитый нашими современниками тревожный 1991-й. Однако у 2014-го есть одна важная отличительная черта. Это первое глобальное изменение сложившихся представлений и отношений между людьми, произошедшее после информационной революции.
Открытость и доступность информации, с одной стороны, и легкость распространения дезинформации – с другой, сильно изменили мир. Как любое технологическое достижение, возникновение информационных сетей открыло невиданные ранее возможности для творения добра и породило новое орудие зла. Трудно «подвести баланс» этих возможностей, но мне кажется, что именно доступность информации стала фактором, удерживающим правительства от развязывания войн и пролития человеческой крови. Третьей мировой войны не будет не только из-за страха перед взаимным уничтожением, но и благодаря невозможности полностью скрыть свои преступления, а значит, и неизбежной необходимости нести ответственность за свои безрассудные действия.
Когда меняется привычный порядок вещей, мир вдруг теряет свое многоцветье, оставляя всего две краски – «своих» и «чужих». Когда-то единый патриотический порыв провоцировала государственная монополия на средства массовой информации. Расколотая картина мира, в которой злодейства «чужих» никого не могли оставить равнодушным, сто лет назад заставила Бориса Пастернака присоединиться к патриотическому хору по одну сторону фронта, а Стефана Цвейга – по другую.
Свобода информации освобождает нас из плена односторонней пропаганды, но, как любая свобода, предъявляет нам новые требования. Советский человек, получавший строго выверенную информацию о событиях в мире, чувствовал себя частью сил добра, и потому любое сомнение в одобренной кремлевскими идеологами точке зрения трактовалось как предательство и измена. Единая картина мира требовала и единой для всех ценностной шкалы. Открытость информации и знакомство с многообразием мнений о происходящем ставит человека в более «взрослую» ситуацию, в которой картина мира является уже плодом его собственных морально-этических оценок.
Восприятие нами окружающего мира всегда субъективно. Когда надвигаются глобальные потрясения, которые так или иначе затронут жизнь многих, мы пытаемся оценить последствия этих катаклизмов. Ведь от того, как будут развиваться события, зависит будущее человека и его близких. Можно ли в такой ситуации сохранить хладнокровие и объективный взгляд на вещи?
Надо сказать, что мудрецы Талмуда скептически относились к способности человека быть объективным. Тора категорически запрещает судье, который должен принимать решение по делу, получать что бы то ни было от тяжущихся сторон, считая это взяткой. В еврейском законе понятие взятки трактуется очень широко: это не только подарки или мзда «борзыми щенками», но и польза в любом виде. Среди примеров взяток, перечисляемых Талмудом, есть подкуп комплиментом и даже простой вежливостью. Великий мудрец своей эпохи, которого мы и сейчас однозначно идентифицируем лишь по имени – Шмуэль, объявил себя непригодным для разрешения судебного спора, в котором одной из сторон был человек, оказавший ему помощь при переправе через реку.
Признание ограниченности собственных возможностей добраться до абсолютной истины вовсе не означает провозглашения правоты всех и самоустранения от обсуждения событий. К каждому из нас обращены слова Торы: «Смотри, Я ставлю перед тобой добро и жизнь, зло и смерть» «...и выбери добро». Требование морального выбора становится особо важным в периоды массового смятения, когда такой выбор нередко означает противопоставление себя большинству.
Намек на особые духовные задачи, поставленные перед нами, можно заметить в написании порядкового номера текущего еврейского года – 5774, тав-шин-айн-далет. Две последние буквы – те самые, которые выделены в формуле символа веры «Слушай, Израиль, наш Б-г – Б-г один» в свитке Торы. Буквы эти образуют слово «свидетель», и мудрецы трактуют их как обращение Всевышнего к еврейскому народу: «Вы – Мои свидетели» (да, название известной христианской секты тоже позаимствовано у нас). Еврейский закон определяет свидетельство как провозглашение того, что скрыто от глаз и даже не посягает на то, чтобы раскрыться само по себе. Период, когда весь мир раздирают противоречия, когда кажется, что компромисс невозможен, когда мир охвачен антагонистической игрой, игрой с нулевой суммой, – самое подходящее время для того, чтобы вспомнить, что у мира есть Творец.
Вера в единого Б-га не сводится лишь к отрицанию культов и суеверий, основанных на обожествлении сил природы. Она включает в себя и представление об ограниченности любой концепции миропорядка, созданной человеческим разумом. Еврейство уберегает нас от массового гипноза. И оно же спасает от «партийности» мышления. Когда позиция человека определяется моральным выбором, он не обязан видеть в тех, кто с ним не согласен, лишь «союзников фашистов» или, наоборот, «пособников оккупантов». Когда я знаю, что абсолютная истина не идентична моей позиции, я спокойнее отнесусь к тому, что другой человек в своем моральном выборе придет к иным выводам.
Исторические вехи – это всегда время испытаний. Для многих из нас виртуальная реальность стала не менее значимой, чем жизнь в мире материальном. Виртуальные испытания, с одной стороны, не имеют таких трагических результатов, как реальные, но с другой – не ограничены географическими рамками. Будем надеяться, что все виды испытаний, выпадающие на нашу долю, сослужат свою службу, а именно – раскроют новые силы души, тот человеческий потенциал, который не находит себе выражения в периоды спокойствия.
Михаэль Кориц