Читальный зал
Война стреляющих слов
21.03.2014 На днях в телевизионной программе ведущий задал мне вопрос: «Должен ли писатель вмешиваться в политическую дискуссию?». Я ответил: «Да, несомненно. Писатель не может и не должен оставаться в стороне от общественной жизни, особенно «в минуты роковые», и действовать своими средствами».
Нетрудно понять, что речь шла о накаленной российско-украинской ситуации. Как и нетрудно догадаться, что главное средство воздействия писателя на общество – не пуля, а слово. Хотя, как показывает история, писатель может и затвор передернуть в случае необходимости; такое случалось. Что ж: пуля поражает одного, а слово – толпы…
Мой оппонент, доктор-историк, нажимал на то, что киевские революционеры, придя к власти, «запретили русский язык» и тем самым развязали «языковый геноцид». Я не соглашался с доктором: какой геноцид, что за чепуха! Речь, таким образом, шла о войне языков, войне слов в Украине. Да и наши с доктором слова отважно воевали друг с другом под сводами телевизионной студии. В споре рождается истина – какое заблуждение! Может, во времена Сократа спор выглядел иначе… А нынче каждый из спорщиков по ходу дискуссии лишь закаляется в своем мнении, если только спор не перетекает в потасовку, в результате которой выявляется несомненный победитель или объявляется «ничья».
«Война языков» сводится в Украине к утверждению государственного языка страны. Нам, израильтянам, это близко: мы это проходили. Сначала пришел великий гуманитарий Элиэзер Бен-Иегуда и изрек, что древний язык, на котором говорили наши предки в своей отчизне до разрушения Храма и рассеяния, будет возрожден. Провидцу не поверили: как возможно возродить «растаявший» язык и к тому же заставить принять его евреев, говорящих, как на родном, на десятках языков мира, по местам проживания! Но Бен-Иегуда начал с малого: подал личный пример, и успех сопутствовал первопроходцу.
А потом пришел политик Бен-Гурион и заявил: «Единый народ – один язык!» Речь, разумеется, шла об иврите на еврейской земле. Говорить на другом языке, обучать ему детей – это считалось просто «западло»! В нынешней России такое поведение назвали бы «непатриотичным». Израильские евреи пошли на это, прямо скажем, силовое ограничение – потому что понимали, что за свободу и независимость надо платить: кровью, уровнем жизни, деньгами, отказом от языковой культуры вчерашнего прошлого. «Единый народ – один язык!» Евреи чаще, чем другие, вспоминали притчу о судьбе Вавилонской башни у наших соседей, и не хотели повторения этой истории у себя.
Утверждению иврита в Израиле предшествовала ожесточенная «война языков». Евреи настойчиво предлагали новому государству язык, понятный массам: идиш, арабский или один из европейских. Непререкаемый Бен-Гурион, к недовольству многих, отверг эти предложения, утвердив иврит государственным языком страны. «Идеалист» Ахад-Гаам победил; это бывает редко, но иногда такое у нас случается. Сегодня, когда жизнь воскрешенного иврита ни у кого не вызывает сомнений и жалобных причитаний, Израиль может себе позволить естественное многоязычие своих граждан; это уже не помеха Господину ивриту… Людям Украины – и украинцам, и этническим меньшинствам – было бы полезно присмотреться к нашей недавней языковой истории.
В споре с доктором-историком у нас дело до рукоприкладства не дошло. Свою экстравагантную позицию доктор мотивировал тем, что побывал в Крыму, и никто его там, как видно, не обижал. Это мило, но этого мало. За славянина его едва ли могли там принять, а как «лицо еврейской национальности» его тоже никто пальцем не тронул; юдофобия, как видно, в Крыму пышным цветом не цветет. Ну, и слава Богу… Зачем же кого-то спасать в Крыму? От чего? Или от кого?
Но вернемся к словам. В великолепном Львове, где я недавно провел приятную неделю, никто ни разу не препятствовал мне говорить по-русски. На книжных развалах продаются, среди прочих, и русские книжки – хорошие и плохие. Свидетельствую, что никакого гонения, тем более «геноцида» на язык Пушкина и Платонова в этой красивейшей «бандеровской столице» не было и в помине. Утверждать такую чушь могут либо бессовестные провокаторы, либо одураченные «ящиком» темные люди, путающие бандеровцев с бендеровцами, а бендеровцев – с бандерлогами. Кстати, я встречал бандеровцев в ссылке, на «Разъезде 12-47» по дороге на Воркуту – то были отличные ребята, антисоветчики все как один. Пора бы избавиться от советских штампов в оценке Степана Бандеры и его движения, как не без труда избавились от подлого очернения Нестора Махно.
Ну, а о Киеве и говорить нечего: «гонимый» русский язык там не прячется по темным углам, каждый пользуется тем или иным языком по собственному разумению. В Киеве выходит этой весной моя книга на русском языке, а один из моих романов переводят с русского на украинский для издания в крупном киевском издательстве. О «языковом геноциде» могут толковать только бандерлоги, провоцирующие кровопролитие.
А государственным языком (как у нас – иврит) в Украине должен быть украинский язык. И если в юго-восточной Украине и в Крыму граждане РФ и «соотечественники» возражают против этого – нет все же нужды для интервенции и аннексии этих территорий иностранным государством. А то ведь и до нас с нашими «соотечественниками» и «россиянами» дело может докатиться…
Можно изыскать иные методы сближения позиций. «Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе?» – вопрошал Борис Пастернак. Двадцать первый век пошел – не восемнадцатый и не девятнадцатый. Пора бы уже и за ум взяться.
Нет, не получается.
Давид Маркиш, «Еврейское слово»
newswe.com
Наверх
|
|