Читальный зал

Оборотный фашизм

Был такой детский фильм – «Королевство кривых зеркал». В этом королевстве все было наоборот, как и полагается в зазеркалье. Но в том зазеркалье было разобраться существенно проще, чем в нынешнем. Надо было просто понять некий шифр, и все вставало на свои места. Имена, например, там произносились в обратном порядке букв. Девочку Олю, например, в этом королевстве называли «Яло». И все дела. Поняв шифр, ты в принципе понимал, в чем дело вообще.
Нынче не так. Слова здесь и теперь никто не пишет и не произносит наоборот. Слова те же, что и в нормальном мире. Просто их значения изменены до неузнаваемости, а потому катастрофически лишены инструментальных возможностей. Людям, привыкшим пользоваться словами, не задумываясь об их значениях, конечно, легче. Для них что слово, что палка. Они ими не общаются. Они ими дерутся.
Поэтому вступать с ними в диалог не просто затруднительно, а попросту невозможно.
Вот, например, интересна и поучительна судьба таких сильнодействующих слов, как «фашизм» или «нацизм».
В первой половине XX века идейные фашисты или нацисты вполне откровенно и с определенной гордостью называли себя фашистами и нацистами, и никому их них не могло прийти в голову такого, чтобы фашистами или нацистами называть своих идейных или военных противников.
Государства, в основе идеологии которых были фашизм и нацизм, потерпели поражение во Второй мировой войне. После чего «фашизм» и «нацизм» стали просто ругательными словами. Для всех. Такими же примерно ругательными словами, как «гондон» или «пидарас» в контексте подростковых дворовых свар.
Теперь у нас «фашист» это просто тот, кто вам не нравится, кто вам враждебен, с кем вы вот-вот вступите в драку.
Это, между прочим, явление нее новое. Я, например, еще помню, как в советской пропагандистской риторике фашистом называли югославского лидера Тито, про которого было точно известно, что во время войны он возглавлял антифашистское сопротивление в оккупированной Югославии и был признанным героем этого сопротивления. В «фашисты» он попал лишь потому, что проявил строптивость и несговорчивость по отношению к сталинскому СССР.
А между тем и фашизм, и нацизм в своих первоначальных значениях реально существуют и в нынешнем мире. И существуют вполне ясно сформулированные и вполне понятные современному цивилизованному человеку их признаки и приметы.
Но это все в цивилизованном мире, который, кстати, в новейшей охранительно-изоляционистской риторике тоже является «фашистским». А здесь и теперь все иначе. Чтобы не сказать наоборот.
15 марта на улицы Москвы вышли десятки тысяч тех, кто точно и твердо знает разницу между фашизмом и антифашизмом. Кто точно знает разницу между миром и войной. Кто точно знает разницу между агрессией и «защитой мирного населения». Кто точно знает, что одной из сущностных примет не идейного даже, а, так сказать, низового фашизма является безусловный рефлекс присоединения к силе, почтения к силе, восхищения силой, независимо от того, что это за сила и на что она направлена, потому что сила - это круто, вот в чем дело. Кто хорошо различает не только содержательные, но и стилистические признаки фашизма.
В тот же день на улицы вышли и другие. Это были бодро марширующие люди в одинаковых красно-черных одеяниях и с более или менее одинаковыми лицами. Под подбадривающее «ать-два» они с флагами прошлись по другим бульварам. Это, чтобы вы знали, были не фашисты – избави бог такое даже и подумать. Они вышли, разумеется, против фашизма, то есть против нас с вами – отщепенцев, предателей государственных интересов, пятой колонны «фашистского» современного мира. Хорошо известно, что нет ничего кошмарнее и разрушительнее для архаической цельности и агрессивной массовидности, для душевного здоровья старательно сооружаемого нынешней властью коммунального тела с одним мозгом на всех, чем «фашистская» современность с ее цветущим спасительным разнообразием.
Да, мы живем в ситуации лингвистической катастрофы, в ситуации почти полного разрыва между словами и понятиями и их проверенными опытом значениями, в ситуации практической невозможности общественного диалога, без которого не может существовать общество, по крайней мере общество в современном смысле, а не то, которое до поры до времени держится только на полицейской силе и тотальном запредельном вранье и которое способно временно взбадриваться только при звуках военной трубы, возвещающих об очередном «собирании земель».
Очень плохо и очень опасно для страны, что людей, в своем социальном и речевом поведении опирающихся на слова и понятия, обеспеченные реальным смыслом, катастрофически мало. Но они есть. И пока они есть, не все потеряно.
Лев Рубинштейн

grani.ru