Да, вопрос «Дождя», вызвавший столь неадекватную бурю, и мне кажется несколько глуповатым. И исторически некорректным. Исторически, повторяю, а не морально. Потому что аморально – прежде всего – считать кощунством любую общественную дискуссию по поводу тех или иных страниц отечественной истории, даже самых болезненных.
Да, этот вопрос сформулирован неловко. Но речь в нем, насколько я понимаю, шла лишь о том, существовал ли способ, была ли возможность спасти от голодной смерти миллионы людей – своих, между прочим, сограждан. Если это кощунство, то что тогда не кощунство?
Почему извиняться? Перед кем извиняться? Перед уцелевшими к сегодняшнему дню блокадниками? Или перед погибшими, чье мнение мы сегодня знать не можем? Но речь в этом вопросе (повторяю, глуповатом) все-таки не о том, как было бы половчее их загубить, а о том, был ли все-таки какой-нибудь способ спасти их жизни. А если некоторые считают, что есть вещи более важные, чем конкретные жизни конкретных людей, то это их проблемы. Да и не слышал я ничего такого, что бы свидетельствовало о возмущении самих блокадников. А ведь, насколько я понимаю, речь идет именно о них.
Или нет?
Или о ком идет речь? О чем? Возмущаются не блокадники, а как раз совсем другие, думающие ни о каких не о блокадниках, выживших или погибших, а о престиже и репутации сталинско-путинской «державы».
Так перед кем предложено извиниться? Перед Сталиным и Ждановым? Или перед обильно расплодившимися в наши дни вечно оскорбленными кликушами, ежедневно смазывающими скипидаром свои задницы, чтобы не снижать градус своей священной возбужденности по любому поводу?
Если так, то не пошли бы они все густым лесом по самому популярному русскому адресу, куда не зарастает народная тропа.
Лев Рубинштейн