Летом 1942 года во Франции – в том числе в той ее части, которая еще не была занята нацистами, – развернулись крупномасштабные репрессии против евреев, прежде всего беженцев из других стран оккупированной Европы. Одна из жительниц городка Сент-Жирон в департаменте Арьеж, посмотрев на происходящее, не выдержала и написала самому главе государства маршалу Петэну: «Франция опозорила себя тем, что отнеслась с такой жестокостью к людям, которые надеялись найти в нашей стране убежище. Стыдно быть французом, стыдно быть христианином… Почтение, окружающее Вашу особу, оказалось нарушенным, если не уничтоженным».
Этот документ кажется мне очень важным. Это один из немногих примеров в новейшей истории, когда простой гражданин ставит перед государством в лице его главы вопрос о стыде, то есть о приличиях, в качестве общественной ценности, которую ему, государству, следовало бы охранять. Иными словами, государство не может вести себя неприлично, чтобы его гражданам не приходилось стыдиться за принадлежность к нему. Безвестная католичка из Сент-Жирона, возможно, не была в тот момент голосом большинства своих соотечественников – а лишь той их части, которая не утратила понятия о постыдном. Однако уже через пару лет жизнь расставила всё по своим местам. Петэновский режим стал той главой национальной истории, которой во Франции принято стыдиться.
Времена Второй мировой – предельно трагичный пример. Но вопрос о достойном и постыдном, о допустимом и недопустимом для общества и государства присутствует всегда – и обостряется в период кризисов, когда общество ищет свою идентичность. Нынешние российские поиски приводят пока к удивительным результатам. Государство всё активнее формулирует не только законодательные (как ему и положено), но и морально-поведенческие нормы, закрепляя вторые при помощи первых. Чувства верующих священны, что бы под ними ни понимать, и их оскорбление строго наказуемо («двушечка»). Акт милосердия, которым является усыновление, запретен, если совершить его по отношению к российскому ребенку хочет гражданин США. «Нетрадиционный» (что само по себе чушь, так как гомосексуальность существует столько же, сколько и человечество) тип сексуального поведения подозрителен еще более, его проявления тоже ставятся под угрозу наказания. Таким образом, нетерпимость и дискриминация освящаются государством и перестают быть постыдными. Теперь – можно. И даже похвально. Стоит только начать, и вот уже нестыдным становится и многое другое: проявлять вопиющее невежество, как министр Мединский в своих рассуждениях – хоть об истории, хоть о кинопремии «Оскар»; публично лгать и подтасовывать факты, как Дмитрий Киселев в программах об Украине; мечтать о сжигании геев в печах, как Иван Охлобыстин. Государство дает сигнал: вперед, отбросьте ложный стыд! Во имя «духовных скреп» как инструмента государственного контроля за обществом допустимо многое.
Характерно, что никакого ярко выраженного социального заказа на репрессивное бесстыдство от общества не поступало. Не было ни массовых демонстраций с требованием приструнить распоясавшихся геев, ни миллионных петиций против дерзких оскорбителей чувств верующих. Даже нынешнее российское антизападничество, обострившееся по случаю киевских событий, несмотря на все усилия пропаганды, какое-то вялое, без пафоса, скорее с оборонительной обидой: ну что «они» лезут на «нашу» Украину?! Хотя свежие репрессивные законы большинству россиян нравятся: по данным Левада-центра, 68% граждан – за антигейский закон, 55% – за законодательную защиту чувств верующих, 44% – за ограничения в интернете. В этом и проявляется провокационная роль государства, когда оно само начинает «формировать» ценности общества. Особенно если при этом оно же ограничивает возможности свободного обсуждения соответствующих тем. В результате люди «понимают», что как раз вот этого запрета, угрозы, кнута, преподнесенного властью как выражение народных чаяний, – они всю жизнь хотели.
Одна из главных уловок манипуляторов – разговоры о непримиримости либеральных и традиционных ценностей. Вопрос о том, о каких именно естественных и непрерывных традициях можно говорить в стране, за последние 100 лет пережившей две тотальные смены общественного уклада, – отставим в стороне. Существеннее другое.
Немецкий журналист и историк Гвидо Кнопп, побеседовавший при работе над документальным фильмом об истории СС со множеством ветеранов этой организации, отмечал, что большинство этих людей совсем не были клиническими садистами. После войны почти все они стали мирными законопослушными обывателями. Многие искренне раскаивались и ломали голову над тем, что же произошло с их мозгами и душами в 1930-е и 1940-е. По мнению Кноппа, разгадка проста: в определенный момент режим, которому они служили, сказал «можно» и «отменил» стыд. Многим этого оказалось вполне достаточно, ведь сам по себе человек не хорош и не плох – он может быть всяким.
Ярослав Шимов