Читальный зал

Вадим Делоне

Письмо очевидца

«Открытое письмо» молодого поэта и недавнего политзека Вадима Делоне было написано сорок пять лет назад. Он был арестован 25 января 1967-го за демонстрацию в защиту ранее арестованных Юрия Галанскова, Алексея Добровольского и Веры Лашковой. На суде Делоне частично признал свою вину и выразил сожаление, что принял участие в митинге. В итоге 1 сентября 1967-го получил год условно: суд учел молодость двадцатилетнего Вадима Делоне и его «раскаяние».
«Оступившимся», но раскаявшимся в своих ошибках советская власть давала возможность начать жизнь сначала. Вадим уехал в Новосибирск, в Академгородок, к другу своего деда, математику, академику Александру Даниловичу Александрову. Поступил в тамошний университет. Но внутренний голос, голос совести, вероятно, ни на миг не затихал.
В январе 1968-го, после суда над Александром Гинзбургом, Юрием Галансковым и Верой Лашковой Вадим Делоне пишет вот это самое письмо о своих товарищах, о тех, кто не стал «выражать сожаление» и пошел в лагеря, пишет о них как о героях.
В июне 1968-го он бросает университет и возвращается в Москву. И 25 августа выходит на Красную площадь «за вашу и нашу свободу», вместе с другими участниками той демонстрации, спасавшими честь остальных двухсот с чем-то миллионов. С одной из них, Натальей Горбаневской, мы простились на прошлой неделе. Дальше у Вадима Делоне было как у всех – арест, суд, лагерь, эмиграция и смерть – тоже в Париже – тридцать лет назад.
Давайте помнить, что русской свободе не два года, а все же гораздо больше. И всякое тут бывало. Оступившись, люди вновь поднимались и шли дальше. Письмо Вадима Делоне – как напутствие в дорогу. В добрый путь, читатель!
Александр Черкасов

Советской [и] международной коммунистической и прогрессивной общественности.
Копия в «Литературную газету» и
в газету «Комсомольская правда».

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ОЧЕВИДЦА

Сокращенный вариант
22 января 1967 года на площади Пушкина в Москве состоялась демонстрация протеста против ареста Ю. Галанскова и др., а также с требованием отмены или пересмотра антиконституционных статей УК РСФСР 70 и 190. В феврале 1967 года к трем годам лагерей был приговорен В. Хаустов – один из организаторов этой демонстрации. В конце августа Московский городской суд приговор другого организатора январской демонстрации Владимира Буковского к трем годам лагерей, Евгения Кушева – к году условно и меня, активного участника демонстрации, автора настоящего письма, Вадима Делоне – к году условно. В январе 1968 года за так называемую антисоветскую пропаганду были осуждены Гинзбург, Галансков, Лашкова, Добровольский. Советская пресса, желая как-то оправдать несправедливые приговоры Московского городского суда, очернила и оклеветала осужденных, людей, которые в стенах Лефортовской тюрьмы КГБ были лишены возможности защитить свое достоинство.
Это вынуждает меня, человека хорошо знакомого с осужденными и с существом их дела, обратиться к советской и международной общественности. Я беру на себя смелость утверждать, что Гинзбург и Галансков, Буковский и Хаустов – люди подлинного гражданского мужества – являются лучшими представителями нашей молодой интеллигенции. Они боролись за демократизацию нашего общества, за элементарные человеческие права.
Еще в конце 50-х, начале 60-х годов Владимир Буковский стал организатором свободных выступлений поэтов и прозаиков на площади Маяковского в Москве. Необходимость таких выступлений обуславливалась резким конфликтом между молодой литературой, бурно развивавшейся в тот период, и жесткой цензурой. Выступления поэтов и публицистов у памятника Маяковскому постоянно разгоняли оперативные отряды. В конце концов выступления пришлось совсем прекратить, хотя в их защиту выступили крупные деятели советского искусства и даже некоторые работники ЦК комсомола. В 1963 году Буковский арестован за то, что он написал статью, в которой утверждал, что комсомол мертв, и возродить его можно лишь поставив перед ним задачи дальнейшей демократизации нашего общества, т. е. задачи действительно интересующие прогрессивные круги нашей молодежи. Буковского обвинили в изготовлении антисоветского документа и в хранении антисоветской литературы, т. е. книги Джиласа «Новый класс». Судебно-медицинская экспертиза признала Буковского невменяемым на основании его страстного увлечения философией, как это следует из документов экспертизы. Около двух лет он находился в тюремной психиатрической больнице, а выйдя на свободу попытался добиться легализации литературной группы «СМОГ» (смелость, мысли, образ, глубина). Эта группа неофутуристического направления возобновила традицию выступлений на площади Маяковского. В декабре 1965 года Буковский стал организатором демонстрации с требованием гласности суда над писателями Синявским и Даниэлем и выполнения конституции. За два дня до демонстрации, состоявшейся 5 декабря 1965 года, Буковский был задержан работниками КГБ и в течении 8-ми месяцев без суда и следствия содержался в психиатрической больнице, несмотря на неоднократные протесты его матери и заявления врачей, о том, что он в лечении не нуждается.
Человек высочайшей честности, он никогда не преследовал никаких корыстных целей. В январе 1967 года он организовал новую демонстрацию протеста.
Поэт-публицист Ю. Галансков, автор «Человеческого манифеста» и ряда других ярких произведений был активным участником выступлений на площади Маяковского. Затем он редактировал несколько машинописных сборников. Первый сборник поэтов и прозаиков, выступавших на «Маяковке», редактировал А. Гинзбург. С тех пор он и подвергался преследованиям со стороны КГБ. Особенно яростной клеветой в адрес Гинзбурга и Галанскова отличалась газета «Комсомольская правда». Эта газета является органом ЦК комсомола. И те, кто санкционировал публикацию подборки писем и статьи «В лакеях» не могут не помнить о том, что в августе 1966 года в московский комитет комсомола обратилась группа молодых поэтов, прозаиков и публицистов, чьи произведения по различным причинам не проходили сквозь советскую цензуру. Я был одним из тех, кто обратился тогда в горком. Многие поэты и прозаики из числа выступавших на Маяковской площади, а также из числа смогистов, так и не были охвачены официальными творческими союзами, а произведения их не публиковались. Между всеми этими молодыми деятелями искусства естественно возникли тесные творческие контакты. Решено было сделать еще одну попытку легализации молодой самиздатовской литературы. Был создан проект устава творческого объединения молодых. Согласие на участие в художественных советах секций дали некоторые известные писатели. По существу мы стояли перед решением тех самых проблем, о которых говорили в своих обращениях к союзу писателей Солженицын и Каверин. Известно, что в нашей стране широкая аудитория совершенно не знакома со многими произведениями искусства только потому, что эти произведения по чисто формальным признакам не укладываются в каноны так называемого соцреализма, или точнее того, что полагают за соцреализм руководители союза писателей, Мосха и бесчисленные идеологические наставники. Все эти произведения объявляются формализмом, буржуазным искусством и практически запрещаются на основании утверждения о том, что они якобы уводят людей от жизни. Это утверждение совершенно не убедительно. Напротив, именно советские художественные журналы, произведения так называемого соцреализма постоянно уводят наших граждан от решения сложных проблем современности. Как еще можно объяснить тот факт, что страницы наших журналов пестрят смазливой поэтичностью и лживой романтикой, но на них нельзя отыскать высокогражданственные произведения Солженицына, Коржавина и многих других. Как еще можно объяснить то, что многим произведениям Булгакова, Мандельштама и др. не открыла дорогу в печать даже посмертная реабилитация их создателей, не говоря уже о многочисленных запрещенных фильмах и пьесах.
Такое положение с нашей литературой и искусством создает атмосферу духовного голода для лучшей части молодежи. Для большинства же такое положение с искусством определяет крайнюю односторонность взглядов, ограниченность мировоззрения. А за этим неминуемо следует конформизм, внешнее однодушие, моральное уродство, казарменный коммунизм... Мы прекрасно понимали, что такое положение с литературой и публицистикой довольно ярко отражает глубинные процессы, происходящие в нашем обществе, а в частности то, что основной принцип нашего общества – демократический централизм – зачастую осуществляется лишь сверху вниз, а в обратном направлении лишь формально. Мы понимали, что решение вопроса о молодой самиздатовской литературе – это решение вопроса о цензуре. Предоставление максимально возможной свободы слова, печати и информации на деле, а не на словах, определило бы свободу развития нашего общества, способствовало бы разрешению экономических проблем. Мы выступали за публикацию и демонстрацию произведений забытых или практически запрещенных писателей, поэтов, прозаиков, художников прошлого и настоящего. Мы считали, что даже самая резкая критика всегда полезней для общества, чем лакировка действительности. Хотя «управление творчеством» – есть просто противоречие в понятиях, мы все же соглашались с тем, что некоторые произведения возможно и нельзя будет вынести на широкую аудиторию сразу. Поэтому мы предложили проведение закрытых выставок и читок, дискуссий с работниками комсомола и официальными деятелями искусства.
Конференция творческого объединения с участием работников ЦК комсомола была назначена на 18 сентября 1966 года. Вести ее должен был Ю. Галансков. Однако, буквально за два дня до назначенного срока первый секретарь МК комсомола Трушин и секретарь по идеологии и пропаганде А. Роганов через МК партии поставили нас в известность о том, что комсомол отказывается от участия в конференции, если мы решим проводить ее самостоятельно, в день конференции весь оргкомитет будет арестован. Некоторые члены оргкомитета действительно были арестованы, правда, несколько позже, так как мы все же отказались от проведения конференции, желая показать этим, что наши действия не имеют ничего общего с политической провокацией. Так как все наше искусство, как и вся общественная жизнь, подчинено партийным инстанциям, мы обратились в идеологическую комиссию ЦК и предупредили, что если вопрос не будет как-то решен, неизбежно возобновятся выступления на площадях, демонстрации, увеличится утечка самиздатовской литературы за рубеж. Однако в ЦК «умыли руки». Правда, инструктор идеологической комиссии Галанов обещал «посодействовать», но так ничего и не было сделано. Уже после крушения всех надежд Ю. Галансков приступил к созданию своего машинописного сборника «Феникс-66». Он был поставлен в безвыходное положение. Я был арестован 25 января 1967 года в один день с А. Гинзбургом. В течение ряда месяцев, следствие в отношении Буковского, Кушева и меня фактически велось по статье 70, по делу Гинзбурга и Галанскова, хотя формально нам было предъявлено обвинение по статье 190-3. Лишь незадолго до суда мы получили постановление о прекращении следствия по статье 70, за отсутствием состава преступления. В связи с этим, перед передачей нашего дела в суд я познакомился с основными материалами по делу Галанскова и Гинзбурга. Я могу с полной ответственностью заявить, что Добровольский на следствии дал ложные показания, клеветал на своих друзей, приписывал им свою «вину». Но этого еще мало. Добровольский заявил, например, о том, что в нашей стране, якобы, существует враждебная советской власти организация «Единый фронт». В члены этой мифической организации Добровольский умудрился записать некоторых крупных советских физиков, известных историков: Петра Якира, Некрича, Снегова и др., писателей : Виктора Некрасова, Домбровского и др., некоторых молодых ученых из числа тех, кто поддерживал нашу идею о создании творческого объединения и, разумеется, поэтов и прозаиков, добивавшихся легализации своего творчества. Такие показания мог дать только сумасшедший или чудовищный провокатор. Однако, следствие приняло версию Добровольского относительно Гинзбурга и Галанскова. Суд, основываясь по существу на одних показаниях Добровольского, осудил Гинзбурга и Галанскова на долгие годы лагерей. Отдает ли себе отчет советская и международная общественность в том, какие страшные последствия могли бы возникнуть, если бы следствие и суд приняли бы версию Добровольского целиком?! Официальные инстанции еще пытаются убедить общественность в том, что суд был открытым и объективным, в то время, как работники КГБ прямо заявляют, что суд в случаях, подобных делу Гинзбурга и Галанскова, не играет никакой роли. Заместитель начальника КГБ по Москве и области полковник Воронин вызвал меня на Лубянку уже после моего выхода на свободу и угрожал мне неприятностями за то, что я, как ему стало известно, намеревался собрать деньги на оплату адвоката Лашковой. Воронин в частности заявил: «Вот ваши родственники потратили большие деньги на адвоката для вас и совершенно зря. В таких делах защитник ничего не решает. Все решаем мы...»
Верховный суд РСФСР утвердил приговор Мосгорсуда, не изменив в нем ни одной запятой, несмотря на сотни протестов, и тем самым подтвердил, что суд над Гинзбургом и Галансковым не простая ошибка, а результат всей общественной жизни нашей страны последних лет. Высшие партийные инстанции в ответ на протесты вместо объективной информации или пересмотра дела выдвинули новый тезис об «усилении идеологической борьбы между социализмом и империализмом». В современных условиях этот тезис напоминает сталинское «усиление классовой борьбы в период построения социализма». Известно, к чему привел сталинский тезис. Относить противоречия, существующие в нашем обществе, за счет «буржуазной пропаганды» – абсурдно. Советская пресса и официальные инстанции сами создают, так называемую, «идеологическую диверсию империализма», не публикуя протесты советских граждан, объективную информацию и предоставляя это делать зарубежным радиостанциям. Тезисом об «усилении идеологической борьбы» пользуются для того, чтобы заставить замолчать тех, кто отстаивает свою точку зрения, протестует против восстановления старых порядков, против реабилитации сталинизма. Этим тезисом пользуются для того, чтобы запретить наиболее острые театральные постановки, литературные произведения, кинофильмы. Советская пресса так и не опубликовала романы Солженицына «Раковый корпус» и «В круге первом», а когда эти произведения попали на запад, холуи из «Литературной газеты» загнусавили анафему нашему лучшему писателю.
Роман «В круге первом» – поистине шекспировский анализ сталинского режима – объявлен «злостной клеветой» на наш общественный строй. Аналогичное обвинение советская пресса (газета «Вечерний Новосибирск») выдвинула против автора блестящих публицистических песен, драматурга А. Галича и драматурга Войновича. Статья 190, против принятия которой мы протестовали 22 января на площади Пушкина, предполагает 3 года лагерей «за измышления, порочащие наш государственный и общественный строй». Пока что обвинение Солженицыну, Галичу, Войновичу произносит пресса, а не прокурор, пока что люди, подписавшие письма протеста, поплатились за свою порядочность в худшем случае исключением с работы, но в случае надобности добровольцы-Добровольские всегда найдутся, а Чаковский и Михалков произнесут очередные речи о вреде «буржуазной» пропаганды и о пользе судебных процессов.
Я молод и не занимаю высокого общественного положения, меня легко оклеветать. Это блестяще продемонстрировала газета «Вечерний Новосибирск». 8 июня 1968 года она объявила, что в моих стихах все ложь и процитировала некоторые строчки, при этом грубо их искажая, процитировала, несмотря на то, что баллада «Возвращение», посвященная моим друзьям Буковскому, Гинзбургу, Галанскову и Хаустову, разумеется, нигде не опубликована, а в редакцию «Вечернего Новосибирска» я свои стихи не посылал.
Я знаю, что мой голос слаб, но я осмеливаюсь напомнить тем, кто оправдывает суды над Буковским, Хаустовым, Гинзбургом и Галансковым, тем, кто клеймит позором людей, подписавших письма протеста, что именно они, а вовсе не Гинзбург и Галансков, совершают преступление против своей страны, против молодого поколения, потворствуя реставрации сталинизма, навязывая молодежи мысль о мифических «врагах народа», вводя в заблуждение советскую и международную общественность.
Я осмеливаюсь напомнить тем, кто сейчас молчит, о том, что приговор в отношении поэта Галанскова, больного язвой желудка, в невыносимых условиях лагерей строгого режима может оказаться его смертным приговором.
Все вышесказанное вынуждает меня вслед за Литвиновым, Богораз, Якиром, Кимом и Габаем обратиться к советским и зарубежным деятелям науки, культуры и искусства.
Помните: если советская прогрессивная общественность и международная общественность не добьются пересмотра дел Буковского, Хаустова, Гинзбурга и Галанскова, Синявского и Даниэля, опасность массовых репрессий и административных расправ над представителями советской интеллигенции, осмелившимися протестовать, станет еще более реальной. Добивайтесь пересмотра этих дел, объективной информации о них и о других закрытых процессах, прошедших за последние годы в нашей стране. Добивайтесь амнистии политзаключенным Советского Союза!
Вадим Делоне, осужденный по делу Буковского на год условно с пятилетним испытательным сроком, поэт
Письмо находится в архиве Международного Мемориала. Подготовка текста Алексея Макарова. Письмо печатается в авторской орфографии.

booknik.ru