Гарри Каспаров покинул родину, но собирается и дальше нервировать Владимира Путина – насколько ему это удастся, пишет «Sueddeutsche Zeitung Magazin».

— На своей странице в «Фейсбуке» вы написали, что на неопределенное время останетесь в Нью-Йорке. Как вы думаете, что могло бы произойти с вами в случае возвращения в Россию?

— Я не знаю точного сценария и не думаю, что мне действительно грозит арест. Люди Путина знают, что им это совершенно не нужно. Им вполне хватило бы отобрать мой заграничный паспорт. Так поступили со многими оппозиционными политиками, находящимися в Москве. Они говорят, что должны иметь возможность поговорить с тобой, что ты должен быть доступен для них и поэтому не имеешь права выехать за границу. Но без паспорта вся моя жизнь оказалась бы разрушена. Я зарабатываю на жизнь, читая лекции по логике и проводя тренинги по личностному росту. За последние восемь лет я провел их больше сотни, и лишь три из них – в России. Все они были заказаны иностранными предприятиями. В Россию же я вернусь только с целью борьбы против режима и за права человека.

— В России вы считаетесь членом непарламентской оппозиции и уже с 2005-го года не играете в шахматы. За минувшие восемь лет вы не пропустили, пожалуй, ни одной демонстрации защитников демократии и противников Путина в Москве или Петербурге, участвовали в различных объединениях, направленных против него. Почему вы решили, что у вас именно сейчас могут отобрать загранпаспорт?

— Вскоре после моего отъезда из России в феврале кто-то из Следственного комитета, который является аналогом американского ФБР, позвонил моей матери и велел ей передать, что меня вызывают на допрос. СКР занимается расследованием всего, чего угодно – связей оппозиционных политиков с Грузией и т.д., но я не хочу утомлять вас излишними подробностями. Поэтому я решил не возвращаться: Алексей Навальный, недавно участвовавший в выборах мэра Москвы, а до этого попавший в тюрьму, сказал как-то: «В здание СКР можно прийти свидетелем, а покинуть его – подозреваемым».

— Теперь вы живете в Нью-Йорке. Вы чувствуете себя там дома?

— Скажем так: мне удобно жить там. Я живу с женой Дашей и нашей маленькой дочерью в Верхнем Вест-Сайде. Аиде как раз исполнилось семь лет, и она пошла в школу. Она растет в двуязычной среде и является единственной из моих трех детей, кому нравятся шахматы. Старшая дочь от первого брака тоже живет в Нью-Йорке, и офис моего фонда также расположен там. Мой фонд спонсирует преподавание шахмат в школах по всему миру.

— Вы не испытываете тоски по родине?

— Конечно, испытываю. В обозримом будущем я не смогу навещать мать и сына, живущих в Москве. Мне также пришлось отмечать свой 50-летний юбилей вдали от родины, и это было больно. Моя мать по-прежнему здорова и может путешествовать, но ей уже 76 лет, а до Нью-Йорка лететь очень далеко. Мой день рождения мы отметили в Осло. Кроме того, мы часто встречаемся здесь, в Таллинне. Этот город – просто идеальное место для наших встреч. Он находится недалеко от России, и к тому же здесь многие говорят по-русски. В Нью-Йорке мне очень не хватает родного языка.

— Вы отказались от политической борьбы против Путина?

— Нет. Оставаясь в Нью-Йорке, я по-прежнему стараюсь участвовать в ней. Но я больше не хочу рисковать стать невыездным, приехав в Москву. Я ничего не боялся, пока был один, но в следующем году я собираюсь участвовать в выборах президента ФИДЕ, и в рамках предвыборной кампании мне предстоит множество поездок по миру и встреч с представителями национальных шахматных федераций. Поэтому с моей стороны было бы нечестно по отношению к спонсорам, поддерживающих мою кандидатуру на пост председателя Всемирной федерации шахмат, если бы я слишком рисковал, будучи политиком. Кроме того, из-за границы я могу гораздо сильнее навредить режиму, чем из Москвы. Победа в процессе в Страсбургском суде поможет всем оппозиционным политикам гораздо больше, чем если бы я угодил в тюрьму в Москве.

— В октябре вы подали иск в Европейский суд по правам человека в Страсбурге на сумму в 10 тысяч евро против российского государства. О чем в данном случае идет речь?

— Об инциденте 14 апреля 2007 года, когда меня задержали в ходе демонстрации в Москве и впоследствии приговорили к штрафу в размере 1000 рублей. Все вокруг смеялись, потому что мне не стоило бы переживать по поводу 30 долларов. Но мне важны были не 30 долларов, для меня это было делом принципа: мы хотели провести мирную демонстрацию, которую власти запретили без всяких причин, потом нас незаконно задержали, а наших свидетелей не допустили до участия в процессе, а судья принял во внимание только лживые показания одного полицейского, который даже не знал, где именно нас задержали. Но судья решил, что человеку в униформе можно и нужно верить.

— Вы действительно думаете, что решение суда в Страсбурге оказалось болезненным для Путина?

— Сумма в 10 тысяч евро ни для кого не может оказаться по-настоящему болезненной. Я сам тоже сразу перевел эти деньги в адрес фонда помощи жертвам юстиции. Но Страсбургский суд выявил сразу множество нарушений со стороны российской юстиции, в частности, запрет законной демонстрации, незаконное задержание и действия судьи, по сути, в качестве прокурора. Но это была символическая победа над российским государством и его «правосудием» — пусть даже Путину плевать на реакцию Запада. Он стал только еще более дерзким. Тем не менее, я надеюсь, что это судебное решение когда-нибудь поможет многим узникам российских тюрем.

— Насколько часто вы сами подвергались аресту?

— В тюрьму я попал всего один раз, а вот задержаний было бесчисленное множество – почти на каждой демонстрации. В последний раз это произошло на акции протеста против приговора участницам группы Pussy Riot в августе 2012 года.

— Вас при этом избили?

— Ничего особенного не было – мне ничего не сломали, не выбили зубы, как одной сотруднице моего штаба. Во время последнего задержания меня просто толкали туда-сюда, так что у меня до сих пор болят локти, когда я пишу или когда в самолете поднимаю сумку, чтобы положить ее в отделение для ручной клади.

— Как выглядит российская тюрьма?

— Мне почти неудобно рассказывать о своих жалких пяти днях, проведенных в тюрьме – кого-то сейчас запросто могут отправить сразу на пять лет в Сибирь. Ходорковский сидит уже десять лет, и пока Путин остается у власти, похоже, так и не выйдет на свободу.

— Вам разрешалось говорить с адвокатом?

— Нет, ни с кем не разрешалось говорить. В первый день мне даже не передали пакет с едой, который мне принесла мать. Где-то на третий день мне удалось поговорить с тюремной охраной. В 2007 году это было еще возможно – сегодня, пожалуй, уже нет. А в последний день охранники даже сфотографировались со мной. Сегодня это тоже больше невозможно.

— Когда Вы наняли телохранителей?

— Вскоре после того, как в 2005-м году началась моя другая жизнь в политике. Сначала я думал, что мне вполне хватило бы просто личного водителя. Но потом вдруг во время последнего мероприятия, посвященного шахматам, произошел инцидент: ко мне подошел человек с шахматной доской. Я сначала думал, что он попросит меня оставить на ней автограф, но потом я вдруг почувствовал неприятный запах – эта доска была совершенно новой – а кто покупает новую доску, чтобы получить автограф? Обычно люди приносят свои старые доски, причем без фигур. А этот человек нес их в коробке, стоящей на раскрытой доске, и ею он ударил меня по голове. Потом было сказано, что это было спонтанное нападение шахматного любителя, расстроенного моими политическими планами. Это был молодой человек, и они, наверное, надеялись, что я отвечу ударом на удар, и поэтому на нас были направлены две видеокамеры. Но этот инцидент стал для меня предупреждением, и уже на следующий день я нанял профессиональных телохранителей. Их также несколько раз арестовывали, а в ноябре 2007-го они также провели пять дней в тюрьме, правда, отдельно от меня – в общей камере. Но в 2007-м году это все было лишь «предупредительной» кампанией, все было еще не настолько серьезно. Над нами просто немного издевались.

— Вас как соперника не воспринимали достаточно серьезно?

— Это не так. Но тогда все еще хотелось сохранить видимость демократии. Медведев сменил Путина на посту президента. А сейчас Путин останется президентом до конца жизни. Он даже не боится арестовывать иностранцев в Арктике. Ему абсолютно все равно, что о нем думают. Раньше тоже нарушались права. Качество нарушений не изменилось, изменился только масштаб ухищрений и наказания – пять лет тюрьмы вместо пяти дней.

— Правда ли, что вы в последнее время не посещали рестораны в Москве из-за опасений, что вам что-то подмешают в еду?

— Скажем так: Я не особый фанат ресторанов. И в Москве я всегда предпочитал есть дома. Или в местах, которые я хорошо знаю.

— А в самолет вы всегда брали свою еду?

— Да, какое-то время. А в полетах до трех часов я вообще не ем.

— Вы боялись, что вас отравят, как отравили Александр Литвиненко полонием?

— Я не хочу жить в страхе чего-то. Но когда доходит до этого, тогда я снижаю вероятность. Можно минимизировать риски, не изменяя коренным образом стиль жизни. Это я и сделал. До нуля их все равно невозможно снизить. Сейчас я чувствую себя снова более расслабленно. Если сегодня я откажусь от питания в самолете, то скорее из-за того, что от этого толстеешь.

— Как часто вы за последние семь месяцев были в Нью-Йорке?

— Нечасто. Из-за выборов президента ФИДЕ я лето провел в поездках по Африке и до голосования в августе 2014-го года буду жить, в основном, в самолете. Я уже на «автопилоте» прохожу проверки в аэропортах.

— Путину, возможно, понравится, что вы хотите стать президентом международной шахматной федерации.

— Понятия не имею, но он даст знать об этом. С одной стороны, он может быть рад тому, что я покинул страну и ему больше не досаждаю. С другой стороны, ему может не понравиться, что я могу вскоре возглавить один из крупнейших спортивных союзов. Если он или его люди захотят бороться с моей кандидатурой, тогда им за границей придется обойтись без полиции. Я не стану недооценивать их возможности раскидываться деньгами, но надеюсь, что найду соратников, которые не захотят допустить, чтобы и крупный спортивный союз оказался под контролем КГБ. Я очень надеюсь на это. Выборы пройдут в следующем году в Осло, а не опять в Сибири.

— Президент федерации Кирсан Илюмжинов известен тем, что на его собраниях подаются икра и водка.

— Я доверяю делегатам. Летом я познакомилась с молодыми руководителями союзов из Кении, Руанды или Малави, которых определенно не подкупить бесплатной икрой. Они хотят что-то изменить. А с президентом, который бравировал своей дружбой с Каддафи, спонсоров не найти. Многие концерны с удовольствием пожертвовали бы 5 тысяч долларов – столько стоят занятия по шахматам для 200 детей в Южной Африке.

— Вы выдвигаетесь на пост президента не по той причине, что уже не хотите воевать с Путиным?

— Нет, я и дальше буду бороться с несправедливостью. Многие люди заметили, что Путин – это не только российская проблема. Любой диктатор отравляет и соседние страны. Путин намного хуже, чем Лукашенко в Беларуси. Путин повсюду, он контролирует больше денег, чем кто-либо в истории человечества, и он не медлит в подкупе расположения предпринимателей и политиков. Он поддерживает самые жестокие режимы в мире. Без него Асаду не удалось бы уничтожить десятки тысяч своих соотечественников. Путин – это проблема, и это проблема растет, потому что все диктаторы стремятся получить больше власти. Путин становится все более высокомерным, потому что он не видит никого, кто мог бы его остановить.

— Так кто же Путин — диктатор или гангстер?

— Любой диктатор является гангстером. Он самый богатый человек в мире. Посмотрите на суммы, которые он контролирует. Российский бюджет составляет 400 миллиардов долларов, прибавим сюда деньги олигархов, которые не могут сказать «нет», когда Путин требует деньги для Сочи или какой-либо другой цели. То есть речь идет о триллионе долларов, которые прямо или косвенно контролируются Путиным.

— Вы однажды сказали, что есть только один совет, который вы бы дали всем своим трем детям – «концентрируйтесь на одном деле». На чем вы сейчас сконцентрированы?

— Спасибо, что напомнили мне об этом. До 2005-го года у меня действительно была только одна цель – победа. Я все в своей жизни подчинял победе на шахматной доске. С 2005-го года речь больше не шла о победе. Я знал, что никогда не смогу стать президентом России. Речь была не о том, чтобы выиграть, а чтобы вообще добиться честных выборов в России. То есть я двигался в пространстве, в котором все было за пределами зоны досягаемости. Это инвестиция, которая, возможно, никогда не окупится, моральный императив.

— Вы считаете, что вы тем самым научились проигрывать?

— Я бы не назвал это поражением, иначе это означало бы, что я хотел выиграть. Я хочу сделать что-то хорошее для своей страны и хотел бы, чтобы в скором времени что-то изменилось. В любом случае, я еще писал книги и начал выступать за то, чтобы шахматы во всем мире стали школьным предметом. Возможно, я немного распылил свои силы. Но сейчас я снова сфокусировался. 12 августа я хочу стать президентом ФИДЕ, и я направил свою жизнь на достижение этой цели. Я борюсь за это и знаю, как проходит борьба, знаю правила. И у меня есть план на последующий период.

— Жизнь без борьбы слишком скучная?

— Когда хочешь что-либо изменить, борьба является частью этого процесса. Старое борется с новым, нужно бороться, чтобы добиться своего. Да, борьба – это часть моего характера.
Гарри Каспаров стал самым молодым чемпионом мира по шахматам, когда в 1985-м году в возрасте 22 лет в легендарном поединке обыграл Анатолия Карпова. До 2000 года он оставался чемпионом мира и до своего ухода из профессионального спорта в марте 2005 – номером один в мировом списке. Он основал непарламентское оппозиционное движение «Солидарность» и союз «Другая Россия», который на основании того, что не является партией, не был допущен к парламентским выборам 2007-2008 года.