Из своего «практически неподвижного мира» Михаил Ходорковский анализирует динамику развития событий в России и мире (статья для «The New York Times» переведена с русского языка).

Минуло десять лет, которые я провел в тюрьмах и лагерях новой России.
Изменилось многое. У старшего сына появилась и подросла собственная дочь – моя первая внучка, которую я никогда не видел.
Младшие, которых я оставил четырехлетними малышами, вытянулись выше меня и начинают вступать во взрослую жизнь. Дочь заканчивает институт. Жена, все годы поддерживавшая меня, осталась в доме одна. Родители совсем постарели, и их здоровье оставляет желать лучшего.
Да и мир здорово изменился. О букридерах и планшетах я читаю только в журналах, как, впрочем, и о Фейбуке, Google, Twitter, других вещах, ставших совершенно обычными, вроде гибридных двигателей и электромобилей.
Родные говорят, что и Москву я не узнал бы – много новостроек, и население столицы стало зримо другим, менее советским.
На фоне всех этих перемен мой мир практически неподвижен: барак в лагере на китайской границе, где я провел первую часть срока, мало отличается от нынешнего барака на границе финской. Люди тоже в целом похожи – у каждого свои думы, своя несчастливая судьба.
Однако, несмотря на прошедшие годы, я так и не стал частью этой закрытой системы, а продолжаю жить событиями, происходящими в России, в мире. Они доносятся до меня из газет и бесконечных писем, из рассказов людей, постоянно прибывающих «с воли».
Я наблюдаю за тем, как моя страна процветает, благодаря растущим ценам на нефть и газ – за 10 лет они выросли пятикратно. Значительно увеличились и доходы людей.
Однако взлетели и цены на вещи, продукты, жилье. Теперь во многих российских городах жить дороже, чем в Соединенных Штатах или Европе.
Причины – известны. Госмонополизм, коррупция, неэффективность государственного управления как результаты несменяемости власти и ее чрезмерной централизации в руках единственного руководителя.
Многие талантливые люди покидают страну, а всего за десять лет уехало 2,5 млн. россиян. Отток капитала после 2008 года составил уже 350 млрд. долларов и продолжает увеличиваться. Уголовному преследованию подверглось 3 млн. предпринимателей, а некоторые из них, такие, как Сергей Магнитский, Василий Алексанян, умерли в результате тюремного заключения.
Вот почему инновационная активность в России минимальна, зависимость от цен на сырье растет, а темпы роста в целом падают. Снижается качество образования, увеличивается технологическое отставание промышленности от стран Запада, а теперь уже и Китая.
Место России в мире также изменилось. Наша страна, став богаче в результате сырьевого бума, начала играть более активную роль на мировой арене – вспомним ее последние дипломатические успехи на Ближнем Востоке, проведение множества глобальных политических форумов, экономических встреч и спортивных мероприятий (как прошедших, так и предстоящих).
К сожалению, престиж, сопровождающий подобные успехи, сводится на нет вопиющими событиями типа тюремного заключения женщин из Pussy Riot, недавнего неадекватного преследования экологов из Greenpeace или запрета на зарубежное усыновление.
Причина всего этого та же: несменяемая, бесконтрольная центральная власть теряет способность адаптации ко все более переменчивому миру.
Она не способна предложить привлекательное видение будущего, которое может увлечь за собой. Поэтому все средства, силы по выходу на международную арену, тактические достижения пропадают втуне.
Это не новость. Испуганное замыкание в своей скорлупе – обычная реакция людей, не обладающих достаточными способностями к адаптации (или боящимся попробовать их проявить). Интересы, и даже страхи таких страдальцев необходимо учитывать, но, идти у них на поводу можно только в пропасть.
Сегодня система управления страной называется «Владимир Путин». Может ли он измениться? Не хочу давать категорический ответ. Человек – существо слишком сложное. Но шансы невелики, как невелики и шансы на то, что окружение господина Путина позволит ему уступить президентскую власть во второй раз, даже временно. Он не сможет контролировать то, что будет после него.
Внутри страны уменьшается число сторонников демократического реформирования власти за пределы путинского режима, медленно, но неуклонно растут радикальные настроения, которые неизбежно в кризисной ситуации породят соответствующего им лидера. Иными словами, что бы Путин ни делал, в России существует риск того, что за его авторитарным режимом придет следующий.
В ситуации, когда режим, вошедший в стадию необратимой деградации, не осознает это и крайне неохотно предоставляет своим оппонентам поле для реальной политической конкуренции, единственная надежда на перемены – успешное широкое мирное протестное движение.
Такое движение в России существует, и цель его – вынудить разумную часть правящей элиты к переговорам о направлении и темпах необходимых реформ. Не к снисходительному выслушиванию, а именно к искренним переговорам и согласованным действиям.
К сожалению, мирный протест не бывает без жертв. Сегодня в тюрьмах и «по дороге к ним» множество политических активистов и им сочувствующих. Здесь и 27 активистов, задержанных в ходе недавнего огромного протеста на Болотной площади в Москве, и еще десятки менее громких процессов. Их, вероятно, будет гораздо больше, если режим сохранит свою прежнюю, силовую реакцию на голоса независимых оппонентов.
Однако, превращая каждый процесс в процесс над режимом, оппозиция добьется победы. Общество, особенно молодежь, остро воспринимает разницу между словом и поступком. Мирный протест, в отличие от протеста силового, не может вызвать обратной реакции и подтолкнуть в объятия режима испуганного обывателя и умеренные политические силы.
Что должна делать оппозиция, чтобы достичь своих целей? Прежде всего помнить, что после достижения победы жизненно важно не только превозмочь в себе желание отомстить вчерашним гонителям, но и обеспечить им возможность участвовать в определении курса страны.
Во-вторых, она должна осознать необходимость в борьбе за перемены искать компромисс. Исторический опыт учит, что только там, где реформаторы находили в себе силы и мужество достигать согласия со своими оппонентами, общество выходило из штопора с минимальными потерями. Оппозиция должна быть влиятельной! Без этого демократии быть не может!
Движение должно брать пример с Нельсона Манделы, который смог подняться над личной обидой и классовыми предрассудками и провести общество по трудной дороге от гражданской войны к социальному миру. Гений Манделы состоял в том, что, когда он вышел из тюрьмы, он вместо того, чтобы захлопнуть дверь перед носом своих тюремщиков, оставил ее открытой, чтобы они могли выйти вместе с ним.
Месть не может быть признана достойной и социально значимой целью. Только достижение национального согласия предоставит России шанс на выживание, но это согласие должно быть достигнуто на базе уважения прав каждого человека, каждого меньшинства в этом обществе. Необходимо признание принципов правового государства и стремление к социальной справделивости.
У России есть, что предложить миру. Мы – не Азия, и даже не Евразия, а неотделимая часть Европы. Той самой Европы, которая не только создала нынешнюю цивилизацию, но и по-прежнему является главной мировой лабораторией, где опробуются все новые и новые социальные, этические подходы, которые затем, в адаптируемом виде, внедряются по всему миру.
Но Европа столкнулась с комплексным кризисом: ее темпы научно-технического прогресса недостаточны, чтобы обеспечить экономическую поддержку опережающего роста социальной нагрузки, в то время как способность европейского общества к интеграции инокультурного населения также была переоценена, а идея постиндустриальной экономики была истолкована как отказ от любой индустрии, а не как создание индустрии нового типа.
Этот кризис негативно отразился и на ходе европейского интеграционного процесса, который сам по себе представляет огромный социокультурный эксперимент.
Однако, кризис, даже столь многогранный, совсем не означает провал. Нынешний европейский кризис – это вызов, могучий стимул к переменам. Контуры таких перемен уже видны, хотя предстоит еще длинный и сложный путь.
Россия, благодаря культурной и исторической общности, территориальной близости способна быть частью этого решения, делясь опытом работы с гигантской территорией и разнообразными экономическими и культурными укладами. России и Европе нужно найти способы работать вместе, намного более тесно, чем раньше.
Да, от евроатлантической цивилизации такое изменение потребовало бы новых серьезных усилий. Во-первых, кадровых, во-вторых, - технологических и инновационных. Речь бы шла о сотнях тысяч предпринимателей, специалистов, о гигантском выплеске энергии нового поколения европейцев на огромные, пока плохо освоенные пространства, о совместной работе, о новой Европе – от Атлантики и до Тихого океана.
Для нашего, русского народа это стало бы реальной возможностью преодолеть разрыв, образовавшийся между остающимся с XVII века ограниченным числом русских европейцев, живущих в представлениях и по стандартам современной Европы, и остальным многомиллионным населением страны, чью мечту о лучшей жизни который век бессовестно эксплуатируют политики, по-прежнему проповедующие не существующий «особый путь» для России, приводящий людей лишь к прозябанию.
Сегодня, на фоне идущих миграционных процессов, процессов изменений в Европе и Азии, разрыв между Россией и Европой может привести к крайне неблагоприятным последствиям для обеих.
Гибельному стагнационному проекту нужна амбициозная, европейская альтернатива.
Изменения или гибель – вот исторический выбор любой человеческой цивилизации в любую эру. Он по-прежнему актуален и сегодня.
Михаил Ходорковский, Сегежа, Россия