Среди русской интеллигенции всегда было много людей, начисто лишенных комплекса антисемитизма: В. Стасов, В. Соловьев, Н. Римский-Корсаков, А. Глазунов (которого называли «отцом иудеев», за то, что помогал евреям устроиться на жительство в Москве и на учебу в московской Консерватории), М. Горький, Е. Евтушенко, с его знаменитым: «Для антисемитов я еврей». Список, конечно, можно значительно продолжить. Одним из первых, а, может быть и первым в этом ряду стоит Дмитрий Шостакович.
Название статьи – цитата из книги воспоминаний великого русского композитора, записанной музыковедом С. Волковым и вышедшей в Нью-Йорке в 1979 году. В этой книге Дмитрий Дмитриевич пишет: «Для меня евреи стали символом. В них сконцентрировалась вся человеческая беззащитность…» Понятно, что такая книга не могла бы выйти в то время на территории Советского Союза. Не могла хотя бы потому, что в ней автор знаменитой Седьмой симфонии «Ленинградской», пишет об антисемитизме советского руководства, а также подчеркивает, что многие его сочинения отражают влияние еврейской музыки.
Как такое могло случиться? Невероятно и непостижимо. Почему человек, у которого нет ни капли еврейской крови, становится юдофилом, глубоко переживает нелегкую судьбу потомков Авраама? Почему еврейская тема звучит так ярко и пронзительно и в его творчестве и в его жизни? Почти все биографы Шостаковича в той или иной степени пытаются ответить на этот вопрос. Одни делают упор на воспитание, другие указывают на менталитет композитора, близкий еврейскому, третьи говорят о схожести судьбы подвергавшимся преследованиям евреев (дело врачей, обвинения в космополитизме) и самого Дмитрия Дмитриевича, которого обвиняли в формализме и буржуазной деградации. Впрочем, есть еще одна причина. Шостакович вставал на защиту евреев еще и потому, что считал их, особенно, после Катастрофы, самой беззащитной, самой дискриминируемой частью общества.
Вероятно, все эти факторы переплетаются и дополняют друг друга. Попробуем разобраться подробнее.

Еврейская тема в жизни

Действительно, как правило, отношение к евреям формируется в детстве. Ребенок, еще не понимая до конца сути слов и поступков взрослых, на удивление точно и глубоко перенимает их привычки, эмоциональные отношения, те или иные предпочтения. Дима Шостакович рос в интеллигентной, петербургской семье, где антисемитизм считался чем-то неприличным и мерзким. Как писал сам Шостакович: «В нашей семье считали антисемитизм пережитком варварства. У нас антисемитов презирали, им не подавали руки. Человек с претензией на порядочность не имеет права быть антисемитом». Это понимание антисемитизма, как чего-то грязного, отвратительного, непорядочного, Дмитрий Дмитриевич пронес через всю жизнь. Великий композитор рвал отношения с самыми близкими друзьями при малейшем проявлении грязного предрассудка.
Среди друзей Дмитрия Дмитриевича много евреев и он приходил к ним на помощь, подчас, с риском для жизни.
Когда 13 января 1948 года по личному приказу Сталина был зверски убит чекистами Соломон Михоэлс, Дмитрий Дмитриевич навестил дочку великого еврейского артиста Тали и выразил ей свое соболезнование. Вскоре арестовали зятя Михоэлса, молодого талантливого композитора Моисея Вайнберга. Шостакович позвонил Берии и сказал, что он готов поручиться, что никакой Вайнберг не американский шпион, а нормальный советский гражданин. Более того, Дмитрий Дмитриевич сказал главному сталинскому инквизитору слова, которые могли стоить ему жизни: «Я знаю, у вас там бьют. У Вайнберга слабое здоровье. Он не выдержит». Видимо, в то время слово автора Ленинградской симфонии имело определенный вес, Берия передал их разговор Сталину и тот смилостивился. Моисея Вайнберга не только выпустили на свободу, но и дали ему квартиру. Причем, квартиру (скорее всего, тоже по указанию Иосифа Виссарионовича), окна которой выходили на Бутырскую тюрьму. Таким образом, вождь народов напоминал Вайнбергу, что до тюрьмы ему всего один шаг.

Еврейская тема в музыке

Вызовом антисемитизму можно, конечно, считать и создание композитором в самый разгар борьбы с космополитами в 1948 году сборника народных песен: «Из еврейской народной поэзии». Тексты песен Дмитрий Дмитриевич (сборник текстов составлен И. Добрушиным и А. Юдицким) случайно обнаружил в небольшом букинистическом магазинчике. Правда, исполнить эти песни в концерте в то время не представлялось возможным. Тут уместно сказать несколько слов о том, как воспринимал гениальный композитор еврейскую народную музыку. «На меня, – говорит Шостакович в той же книге воспоминаний, – еврейская народная музыка повлияла сильнее всего. Я не устаю ею восторгаться. Она так многогранна. Она может казаться радостной, а на самом деле быть глубоко трагичной». Этот шолом-алейхемовский смех сквозь слезы, этот философско-саркастический, эмоционально окрашенный взгляд на жизнь, характерен и для некоторых других произведений Шостаковича, написанных на еврейские мелодии.
Впервые еврейская тема в музыке композитора прозвучала в трио N2 для фортепиано, скрипки и виолончели (1944 год). Трио было посвящено памяти И. Соллертинского, с которым Шостакович дружил.
В трио, сначала у скрипки, а потом у виолончели, проходит тема, в еврейском характере которой нельзя ошибиться. Возможно, примером для Дмитрия Дмитриевича в выборе мелодии и в том, как она была преподнесена, стало увлечение творчеством Густава Малера. Для музыки австрийского композитора еврейского происхождения характерна та самая еврейская раздвоенность, в которой радость легко переходит в горе, лирика в гротеск, так называемый бодрый патриотизм в сарказм и пародию, веселый танец в чудовищный танец смерти.
Позже еврейская тема звучит во многих произведениях Шостаковича: в Квартете N4, в Первом скрипичном концерте, в квартете N8 (этот квартет Дмитрий Дмитриевич называл своим автопортретом), во Втором концерте для виолончели с оркестром, где в финале прозвучали известные «Бублички», в некоторых других произведениях. Но особенно ярко и полно эта тема раскрылось в Тринадцатой симфонии, первая часть которой написана на текст поэмы Е.Евтушенко «Бабий Яр». Сегодня можно сказать со всей определенностью, что 13-я симфония один из самых значительных и великих памятников на могилах 6 миллионов безвинно погибших евреев.

Послесловие

Прошло более сорока лет со дня смерти Шостаковича. Дерева, посвященного его памяти, нет на аллее Праведников народов мира, но память о великом русском композиторе навсегда останется в нашей памяти, как память о великом друге еврейского народа. Закончить хочу словами Дмитрия Дмитриевича: «Никогда не надо забывать об опасности антисемитизма. Мы должны постоянно напоминать о ней, потому что зараза жива и кто знает, исчезнет ли она когда-нибудь».
Лев Мадорский