По долгу службы, по судьбе, не понаслышке знаю, что такое село в России.
Отъезжаешь на 100 километров от Москвы, и ощущение такое, будто сел в машину времени. Пейзажи даже не XIX века. Тогда эти места были еще обитаемы. Что ни говори, а 80% населения в ту пору проживало в селе. Сегодня – с укором глядящие пустые глазницы окон, просевшие, как спина у старой лошади, крыши домов, ржавые остовы сельхозтехники, развалины животноводческих комплексов в бурьяне.
И вот в такую примерно деревню из Москвы отправляется учитель Илья Фарбер. С семьей, женой и детьми, поехал поднимать культуру.
То, что он безусловный романтик, у меня сомнений не вызывает. Прагматики сегодня движутся в обратном направлении. А он – в Осташковский уезд Тверской губернии в село со звучным именем Мошенка. Именно там он решил сеять разумное, доброе, вечное.
Насеял на семь лет строгача.
А попервоначалу-то и вовсе: 8 лет колонии строго режима! ФСБ расследование вело.
То, что приговор безумен, утверждать можно, не читая приговора, не вникая в дело. Безумен потому, что нет таких возможностей в селе столько «натырить». Даже если все село продать, даже если государственную тайну разваленных коровников выдать американцам. Потому что нет там нефти с миллиардными барышами. Потому что у нас убийц выпускают, а расхитившие миллиарды долларов чиновницы, находящиеся под следствием, по бутикам расхаживают!
Ну, что, что мог своровать человек, взявшийся ремонтировать сельский клуб? Вы видели когда-нибудь сельский клуб в Центральном нечерноземье?
Отношения между подрядчиками и субподрядчиками, со строителями и снабженцами там тоже не по международному кабелю безналом осуществляются. Нет, и не было таких отношений в деревне. Отсчитал и отдал. И расписки не спросил. Сказать почему? Деревня потому что. Без отчуждения живет. На виду все. И на слуху.
Теперь подробнее о том, что доступно слуху.
Государственный обвинитель призвал судью, поскольку дело представляет «особую опасность», «не обращать внимания на слова подсудимого».
Как вам?
Но совершеннейший перл российского правосудия первой половины XXI века звучал так: «Может ли человек по фамилии Фарбер бесплатно помогать деревне?» Так и хочется продолжить: «Войдет ли в горящую избу Рахиль Исааковна Гинзбург?»
Не может, очевидно, поскольку отправлен на 7 лет в колонию строго режима. За «взятку» в 132 тысячи рублей. Странная цифра, признаться. Более похожая на расчет по чеку из магазина стройматериалов.
Не преминуло блеснуть и следствие. Как-никак дело вели прославленные чекисты великой страны, наследники Штирлица, так сказать.
В заявлении прокурора говорилось, что сумма была установлена «по хрусту купюр» на диктофонной записи, представленной свидетелем Гороховым. «30 хрустов купюр по пять тысяч».
Сдается мне, что это был хруст остатков мозга у государевых людей.
Если обвинители были бы чуть пообразованнее, то могли привести в качестве обоснования истину, провозглашенную мудрецом Губерманом, евреем, кстати:

Везде, где слышен хруст рублей
И тонко звякает копейка,
Невдалеке сидит еврей
Или, по крайности, еврейка.

Но не до веселья. У меня вопрос к министрам экономического блока: неужели они не понимают, что все их титанические усилия на международных форумах, конференциях и саммитах, где они призывают вкладывать деньги в Россию, обнуляются одним этим приговором питекантропов в мантиях и мундирах, оглашенном в облезлом зале районного суда?
Вице-премьеры и министры почему молчат, присутствуя на совещаниях у президента и премьера? Они-то видят, как нарастает отток капитала из страны. И знают, что такое рецессия. И чем это все кончится.
Но самое печальное для меня, что в защиту Фарбера не поднялась ни деревня, ни учительское сословие – та самая разночинная сельская интеллигенция, на которую я в свое время опирался, работая директором совхоза при коммунистах.
Иван Стариков