Непонятно, почему вместе с Фарбером не посадили его детей. Хотя, чего уж тут не понять. Вкус для этого нужно иметь. И мужество. Детей его важно посадить еще больше, чем его самого. Нельзя делать полработы.
Нельзя быть такими красивыми, а еще и евреями. Невозможно. Не могут быть «другие» – такими прекрасными, а мы такими страшными. «Другие» должны быть страшнее нас или сидеть в тюрьме за то, что украли у нас нашу красоту.
Но есть еще одна, куда более серьезная причина, почему не только Фарбер, но вся семья Фарберов должна сидеть. Такие люди должны сидеть, потому что это иконы – и находиться они должны в правильном месте. Такие люди, как Фарбер с детьми, как Маша Алехина, Надя Толоконникова должны находиться только в тюрьме, за решеткой, в клетках, чтобы их видели. И думали. Чтобы, глядя на них, любовались одни и ненавидели другие. Раз уж так вышло, что любовь и ненависть, как показывает жизнь, приходят сюда из одного источника.
Жили бы такие люди, как Фарбер и его дети где-нибудь в Европе, Америке – ничего особенного в этом не было бы. Потому что там много таких людей. Намного больше, чем в России. Никто их не сажает, не преследует. И поэтому не замечает. Почти не замечает. Они не находятся в клетках, они живут в прекрасных квартирах, увлеченно живут, преподают, выступают, читают лекции, снимаются в кино, играют в театре, участвуют в самых разных социальных программах. Поэтому там они не такие красивые. Но здесь в России, они в тюрьмах, изоляторах, судах, клетках – дрожишь от радости, когда на них смотришь. И понимаешь, что это есть. Что истина существует.
Истина в том, что красота должна сидеть в тюрьме. Фарберы должны сидеть в клетках. Тюрьма и тюремная решетка являются единственно правильным обрамлением их ликов.
И приговоры таким людям должны выноситься ритуально, безупречно по стилю, как собственно они и выносятся, по всем канонам театра «красоты и уродства».
Выносить Фарберам приговоры должны именно уроды, судьи-уроды. Они должны идеально подходить на роли изуродованных душ, моральных кастратов.
Посмотрите на судью, который вынес Фарберу приговор, посмотрите на этих теток, которые выносили приговоры девушкам из Pussy Riot и узникам Болотной – они тоже по-своему изумительны и уникальны.
Такое чувство, что перед тем, как решить, кто будет судить такую античную статую романтика-идеалиста, как Фарбер, не один месяц, год, два года, пока Фарбер сидел в тюрьме и ждал решения этого суда, проходил кастинг. Искали подходящее лицо, гримеры готовили парик.
Над всеми кто-то работает, как над куклами-актерами. Какие-то инопланетяне снимают здесь кино, сериалы, выпуски новостей, ставят спектакли, шоу, мистерии и сами в них участвуют, а затем их еще пересматривают. Такое создается впечатление.
Иначе, как Вы объясните, что у судей, следователей, прокуроров, чекистов, депутатов Думы, иерархов церкви и лично у Путина, такие ручной работы физиономии. Посмотрите на этого судью, слушающего последнего слово Фарбера.
Если бы я работал школьным учителем в той же школе, что Фарбер, я бы на месте Фарбера задал детям сочинение на тему: лицо нашего правосудия. Что выражает лицо этого судьи, что у него сейчас в голове, что у него, там, за глазами, если их можно так назвать.
Впрочем, если бы я работал учителем в тюрьме, где должны оказаться нынешние сотрудники ФСБ, депутаты Думы, прокуроры, следователи, судьи, иерархи церкви, а также другие палачи, в том числе палачи с телевидения, я бы им тоже задал писать сочинение на эту тему, о лице этого судьи, вынесшего Фарберу приговор, перечитавшего приговор.
У меня возникла идея, о которой с вами сейчас с удовольствием поделюсь: поехать к этому судье и поговорить с ним.
Сначала этот судья откажется со мной говорить, примет меня за кого-нибудь из родственников Фарбера или за кого-нибудь из правозащитников. Но я скажу, что пришел к нему не как враг, что хочу ему помочь, что это очень важно и касается его будущего.
Вы правильно судили. По закону. Фарбер должен был сесть, скажу я. И, нервничая театрально, спрошу: видел ли он детей Фарбера?
Судья отрежет, что видел этих еврейчат на процессе – и что?
Так вот, скажу ему я, их нужно, во что бы то ни стало, тоже посадить. Пока не поздно. Нельзя терять время.
Он бы чуть не подавился чаем, да, чай бы вылетел у него изо рта и обрызгал документы на столе.
– Детей-то за что?! – завопит он, приняв меня за кого-то из ФСБ – Это уже слишком, не находите?!
Я не из ФСБ, скажу я ему, я не занимаюсь политикой, я Ваш ангел-хранитель. Поймите, из-за Фарбера у вас в будущем при новой власти будут проблемы, и Вы сами окажетесь под судом и в тюрьме, как палач, как пособник бандитов из ФСБ, сядете, как один из многих. И никогда этого себе не простите, даже смерть не защитит Вас.
Но если Вы посадите всю семью Фарберов, главное детей его посадить, тогда Вы потом тоже сядете. Вы сядете в любом случае. Но если Вы также посадите детей Фарбера, Вы сядете не как палач, а как большой художник. Или даже больше, чем художник – как хранитель красоты и друг Истины.
И тут душа этого судьи раскрывается, вместо зудящих где-то там в печенках мук совести, которые делали его еще злее, еще преданнее режиму, в нем пробуждается чувство красоты и любви к искусству. И это чувство в нем побеждает и оказывается сильнее указов ФСБ, Путина и прочих путинных, сильнее страха перед системой. И самое главное, сильнее страха перед правозащитниками и перед будущей властью.
И он находит предлог посадить детей Фарбера, всех. За что моментально лишается еще при нынешней власти работы, звания. У него отнимают квартиру, дачу, машину, конечно, по личной и настойчивой просьбе Путина, он попадает в список Магнитского, жена его бросает, его дети его избегают.
И, когда за ним, наконец, приедут сотрудники ФСБ в белых халатах, чтобы увести его в дурдом, у него найдут множество книг по искусству с репродукциями великих художников, старых мастеров. Там, в самых разных портретах, прекрасных благородных не от мира сего лицах – эксперты узнают, невозможно будет не узнать, черты Фарбера и его детей. Потому что на всех этих портретах маркерами будут нарисованы клетки.
Скромный всеми презираемый маленький человек в сумасшедшем доме, который когда-то был судьей, достигнет таких высот отречения от человеческого суда и человеческой справедливости, что ему будет, за что себя уважать. Он поместил красоту Фарберов в рамы, клетки. Потому что красота и искусство не принадлежат этому миру. И отдать за это знание не только свободу, но и репутацию и статус человека, сможет только такой последний человек, как этот судья.
Он увидит, что любая изящная красивая линия за решеткой его окна стремится так пройти, чтобы выйти из этого мира – и только это устремление и делает эту линию красивой.
Преступная красота оставляет после себя много улик и только в юридическом аспекте улики красоты нужно понимать – написал бы я в своих записках, будь я на месте судьи – Красота нас преступно лишает себя. Грабит и оставляет после себя улики типа Фарбера и его детей. И в такой разграбленной запущенной стране как Россия, эти улики сильно бросаются в глаза, чтобы их не замечать и терпеть.
Страна и народ реагирует на эти улики на всех уровнях своей деградации, на уровне соседей, на уровне школьных учителей, на уровне ФСБ, и на самом «высоком» уровне в Кремле и в самом низу, в глуши, куда Фарбер уехал жить и учить детей.
Нельзя таким людям, как Фарбер здесь жить и ходить. Нельзя так дразнить людей. Нельзя оскорблять чувства верующих.
Ну, скажите, как можно простить девушкам из Pussy Riot их красоту. Никак. «Оскорбленные верующие» в этой истории могут играть только самих себя, оскорбленных и обозленных – и таким образом служить живой рамой красоте девушек из Pussy Riot.
Я не представляю в этой стране таких людей, как Илья Фарбер и его дети не в клетках и не на картинах в музеях.
Артур Аристакисян