Так было или не было? Нет, я не про брал или не брал. Но поскольку большинству людей влезать в подробности дела лень, при этом очень почему-то дискомфортно не иметь своего мнения по любому поводу – то в двух словах напомню, что ни одного доказательства взятки у суда нет. Есть лишь показание единственного свидетеля, подрядчика Горохова, с которым Фарбер поругался и который подал на Фарбера в суд. А Фарбер подал в суд на него. При этом Фарбера суд приговорил к семи годам строгого режима. А на Горохова, крутого мужика, даже не заведено дело, хотя экспертиза, назначенная следователем, выявила, что фирма Горохова не доделала ремонт по контракту на миллион рублей.
Я не про то, чем в нашей стране заканчивается конфликт владельца «копейки» (у Фарбера) и владельца «Хаммера» (у Горохова), чем заканчивается война танка с бабочкой. Я про «говорил» или «не говорил». Говорил ли на суде прокурор эту фразу: «А теперь давайте подумаем, может ли человек по фамилии Фарбер делать что-то бескорыстно? Согласимся, что это смешно!..»
Тут мнения неожиданно разделились. Кто-то в эту фразу ни в какую не верит: «прокурора бы сразу за это наказали», «сочинили ее», «уж слишком она на поверхности», «слишком архетипическая», «слишком опереточная», «антисемитизма у нас давно нет». О том, что эта фраза прозвучала, говорят все присутствовавшие в зале суда. Но это пустяки. Кто теперь кому верит...
Если фраза была (у меня нет оснований не верить очевидцам) – тогда впору писать новую J'accuse, «Я обвиняю»,– знаменитую статью, написанную Эмилем Золя французскому президенту, в котором он обвинял правительство в антисемитизме в связи со сфабрикованным делом Дрейфуса. Дрейфус у нас уже есть – Золя нет... Поискали – не нашли. Тут еще загвоздка: этим Золя должен оказаться нееврей. Что сильно осложняет поиски. Неужели нет мужественных людей, владеющих пером? Да как грязи этих мужественных!..
Но допустим, фразы не было. Как не было и указания судьи присяжным «не обращать внимания на слова подсудимого». Не было и других откровенных издевок прокурора Павла Верещагина в адрес Фарбера. Хорошо. Не было ее. Она соткалась из воздуха. Но почему она соткалась?
За последние дни из всего обилия текстов о Фарбере по-настоящему важным мне кажется репортаж корреспондента «Эха Москвы» Алексея Нарышкина из Мошенки (села, куда и приехал Фарбер со странной и подозрительной целью улучшить жизнь и научить детей прекрасному). Журналист поговорил с жителями села Мошенка, и они ему рассказали следующее.
«Меня он напрягал. Зачем из Москвы ехать в сраную деревню, чтобы ее поднимать, как он говорил? Деревня она и есть деревня, ее не поднимешь».
«У нас без дела не судят. Много захотел взять, взял бы норму... Уроки у него интересные? Какие он предметы вел? Музыка, ИЗО, литература? Это разве главные? Русский, математика, геометрия, география – вот это главные. У нас что – художники будут или песни петь? Кто умеет, тот и так умеет».
«Преподавал он не то, что нужно. На уроках не предмет преподают, а сидят и разговаривают. А сын председателя села, похоже, поменял ориентацию от этого. Волосы у него теперь длинные. Детям по 12 лет, а чем он там занимался с ними в школе в 11 вечера, и свет у них там выключен?»
«Если бы в то время мой ребенок учился, я б его (Фарбера) там и закопал».
Фарбер – козел, да еще какой! Если бы наши дети учились у него, ему хана бы была!»
Люди прочли репортаж – и ахнули. Вот какой народ-то русский у нас, непрошибаемый!..
...Был такой в XIX веке странный господин. Буташевич-Петрашевский. Петрашевский был весьма экстравагантен, изобретателен и артистичен. Он, как известно, загремел в Сибирь со товарищи по делу петрашевцев и увлек за собой между прочим писателя Достоевского. Посадили их, не понятно, за что. До сих пор историки и литераторы ломают голову. Была какая-то борьба ведомств тайной полиции... Достоевский прочел письмо Белинского... Ну болтали... Но ничего серьезного. Однако приговорили к смерти, потом заменили казнь на вечную каторгу. Тоже слишком суровый (вежливо говоря) приговор за простую болтовню. Но сейчас не об этом. За два года до описываемых событий в 1847 году Петрашевский устроил коммунизм в отдельно взятом поместье: построил для своих крестьян благоустроенный фаланстер (коммуну со всеми удобствами). Русские мужички, крепостные Петрашевского, недолго думая эту западную заразу сожгли. А на Петрашевского (собственного помещика!) подали жалобу полицейскому. Правильно! Русский мужик он завсегда чует, когда дело нечисто. А если б этот Петрашевский еще и учить бы их наукам вздумал – то совсем бы ему «хана была бы». Мало, что ли, крестьяне помещиков жгли да резали?..
Петрашевский, кстати, был первым правозащитником России: во время следствия он требовал соблюдения своих прав и указывал комиссии на грубые процессуальные нарушения. Представляете, в какое изумление это повергло господ почтенных следователей?!
Все повторяется...
Но вот насчет непрошибаемого народа, народа по прозвищу «У-нас-без-дела-не-судят», скажу вот что. Такая реакция далеко не только в простонародье. Ровно такая же реакция и среди интеллигенции всех национальностей.
Пишут мне друзья – из Москвы, а не из Мошенки: «Уверен, было, за что Фарбера сажать». Ах вы, голуби мои! Так прям заранее и уверены? А на основании чего? Вот и в сталинские времена судили: «За что его взяли?» И это тогда, в 37-38 годах, когда НКВД косила людей, как чумная эпидемия. Чума же не спрашивает: «За что его?» А хвать – и в гроб... Так вот это «за что взяли» особенно раздражало Надежду Мандельштам и Анну Ахматову, женщин умных, с редчайшей способностью судить трезво и верно.
«Обезумевшие от страха люди, – писала Мандельштам, – задавали друг другу этот вопрос для чистого самоутешения: людей берут за что-то, значит, меня не возьмут, потому что не за что! Они изощрялись, придумывая причины и оправдания для каждого ареста – “Он такое себе позволял”, “Я сам слышал, как он сказал...” И еще: “Надо было этого ожидать – у него такой ужасный характер”, “Мне всегда казалось, что с ним что-то не в порядке”, “Это совершенно чужой человек”... Всего этого казалось достаточно для ареста и уничтожения: чужой, болтливый, противный... Все это вариации одной темы, прозвучавшей еще в семнадцатом году: “не наш”... И общественное мнение, и карающие органы придумывали лихие вариации и подбрасывали щепки в огонь, без которого нет дыма. Вот почему вопрос: “За что его взяли?”– стал для нас запретным. “За что? – яростно кричала Анна Андреевна, когда кто-нибудь из своих, заразившись общим стилем, задавал этот вопрос. – Как за что? Пора понять, что людей берут ни за что”».
Простите за большую цитату, но мне кажется важным привести ее целиком.
Какую роль в приговоре суда сыграло то, что Фарбер – еврей? Ключевую? Фоновую? Дополнительную? Только ли влиятельный недоброжелатель решил его проучить или что-то еще? Еврей, он по преимуществу кто? Правильно, чужак. В русском языке еврей и чужак – синонимы. Как ни крутись, а спина всегда сзади. Как не агитируй, а еврей в русской деревне – это анекдот. А иногда не анекдот. А иногда – трагедия.
Илья Фарбер. Москвич, выпускник ГИТИСа, актер, художник, каскадер, отец троих детей. Еврей. Дауншифтер: пошел учителем в деревенскую школу на зарплату в 3700 рублей, пытался произвести в деревне «культурную революцию».
Деревня Мошенка. Осташковского района Тверской области. Общая площадь: 306 кв.км. Население 539 человек.
Культурная революция в селе Мошенка у Фарбера не задалась, также как не задалась у Петрашевского попытка благоустроить жизнь крепостных. Не захотели крепостные счастья. Походы в народ, они так обычно и заканчиваются... Могли бы вилами в бок, а всего лишь дали строгача. Нечего народ сбивать-баламутить. Вот всегда евреям больше всех надо...
Юлия Меламед