Читальный зал

Обрезанный вопрос

Если верить «Евроньюз», то демонстрация трехсот человек в Берлине в знак протеста против закона, который запрещает обрезание – событие дня.
«Правительство страны должно принять закон, чтобы не было никакого наказания в связи с обрезанием» – сказал на берлинском митинге глава турецкой общины Германии. А представительница еврейской общины жалуется: «Сегодня вместе с нашим раввином мы хотим объяснить, что такое обрезание, и что оно означает для наших религий». Пока же городская власть Берлина установила следующие правила – родители должны будут дать письменное согласие на операцию и доказать, что этого требуют их религиозные убеждения. Врачи обязаны объяснить родителям возможные осложнения и риски операции.
Возможно, российскому читателю немецко-еврейско-мусульманские страсти покажутся совершенно надуманными и чуждыми нашим реалиям. Но не все так просто. Решение кельнского суда создало серьезный прецедент, имеющий далеко идущие последствия, которые могут в уже скором будущем коснуться России, в которой, напомню, двадцать процентов населения исповедуют ислам, и имеется влиятельная еврейская община.
Известно, что наша страна отстает от цивилизованного мира с лагом в пять-семь лет, причем этот разрыв в сфере бытовой культуры все время сокращается. Те процессы, которые протекают на Западе сегодня, ворвутся в нашу жизнь завтра. И было бы неплохо быть готовыми к ним уже сейчас.
Итак, вокруг чего же верится вся эта германская катавасия? Собственно говоря, вопрос упирается в проблему десоматизации, то есть ситуации, когда человек не вполне хозяин своего тела, когда им (т.е. телом) распоряжаются другие люди, и оно служит объектом их манипуляций. В России данная тематика еще не отрефлексирована, и на уровне обыденного сознания вовсе не представляет из себя проблемы. Обрезали и обрезали – что тут такого? О чем может быть вообще спор? Но в том-то и дело, что данная «мелочь» – как показывает немецкий опыт, может приобретать важнейшее значение. Аборты давно уже стали главное темой в президентских кампаниях в США.
Ситуация с мужским обрезанием смотрится особенно парадоксально на фоне громких дискуссий об обрезании женском. Точнее, дискуссий уже на Западе не проводят, а давно перешли в решительное наступление на этот дикарский изуверский обычай. Поп-звезды, голливудские дивы, профессиональные феминистки и правозащитницы организуют кампании по запрету женского обрезания, проводят в Африке разъяснительную работу, инициируют принятие законов, запрещающих эту практику в Америке и Европе, но при этом – почти полное замалчивание ими проблемы мужского обрезания – не по сути, не по духу ничем не отличающегося от женского. В чем причина?
Ответ прост, с начала XX века мужское обрезание вошло в обычай в Америке – почти все младенцы мужского пола до последнего времени подвергались там этой операции по псевдомедицинским соображениям. США, как ни странно, страна не только медицины высочайшего уровня, но и страна, где пышным цветом процветают всевозможные шарлатаны и парамедицина. Недаром именно оттуда пришли и хиропрактика, и остеопатия и многое другое.
Поскольку жертвами обрезания является почти все мужчины Штатов, но сами они себя жертвой в силу воспитания и привычки не считает, то против предрассудков обывателя никто и не идет. А женское обрезание – обычай экзотический, чужой, и потому на него обращают внимание. Нет ни малейших оснований, за исключением случаев патологии, таких как фимоз, делать обрезание. Природа-мать не так глупа, и если предусмотрела крайнюю плоть, то совсем не случайно. А к чему приводят попытки ее переделать, подправить и улучшить – хорошо известно из множества экологических катастроф на планете.
Обрезание зародилось как обычай, связанный с инициациями, много тысячелетий назад. Различные первобытные племена практиковали разнообразные процедуры, связанные с модификацией и украшением тела – наносили татуировки, шрамы и надрезы, прокалывали губу, вставляя в нее ложки, вытягивали шею кольцами, порой отрубали фалангу пальца, и, конечно же, совершали всевозможные операции с половыми органами, поскольку инициации были связаны в первую очередь с половым созреванием, с освоением человеком взрослых гендерных ролей.
От всего этого многообразия обычаев до нашего времени с помощью монотеистических религий – иудаизма и ислама, до нас дошло в массовом масштабе только обрезание. Стоит заметить, что даже христиане на Ближнем Востоке, например, египетские копты, также практикуют обрезание. Причем религиозный смысл его давно утрачен или почти утрачен, а оно служит, скорее, маркером, отделяющим своих от чужих, тем обычаем, слепое следование которому вошло в плоть и кровь, и позволяет считать себя ревностным мусульманином или иудеем.
Однако современный западный человек начинает по-иному смотреть на обрезание. Во-первых, оно является маркировкой, проставляемой в детстве – «ты принадлежишь нашей религии по факту своего рождения, даже будучи беспомощным и неразумным младенцем. И как бы твоя жизнь потом не сложилась, какой бы ты религиозный выбор не сделал, ты будешь всегда носить этот след на себе как клеймо». Во-вторых – и это главное соображение, западное общество ведет решительную борьбу с десоматизацией. Основная претензия противников обрезания заключается в следующем – нельзя принимать за индивида непоправимое решение, к тому же не проистекающее непосредственно из заботы о его здоровье. Когда человеку исполнится шестнадцать или восемнадцать лет – пусть тогда сам определяется как уже взрослая дееспособная личность – наносить ли увечье себе или нет?
Но в Германии эта ясная – и современная, логика, неотразимая во всех иных обстоятельствах, упирается в не менее современную логику мультикультурализма и чувства исторической вины. Борьба за запрет обрезания столкнулась с борьбой за сохранение идентичности и культурной преемственности у евреев и мусульман. Религиозные изуверы представляют дикий обычай как неотторжимую черту национальной и религиозной самоидентификации, а попытки защитить права едва рожденных младенцев – как «наезд» на мультикультурализм, как скрытый антисемитизм и исламофобию. В итоге Германия растерялась, окончательно запутавшись. Не защищаешь права ребенка – плохо, а защищаешь – тоже плохо. Суд принял решение; саботировать его в правовом государстве – невозможно, но и исполнять – значит, порождать и обострять ненужные страсти.
Что ж, посмотрим, как демократическое государство будет выпутываться из ситуации, в которое само себя и затолкало. Сможет ли Германия так выстроить межобщинный и межконфессиональный диалог, чтобы и религиозные овцы были целы, и политкорректные волки – удовлетворены? Кстати заметить, дискуссии об обрезании все сильнее разгораются в США и с каждым годом число младенцев, подвергающихся обрезанию – падает. Все чаще в больницах можно увидеть постеры с фотографией новорожденного и подписью – «обрезание лишает его права на выбор». Так что у России –  впереди еще немало интересного и в этой деликатной сфере.
Максим Артемьев

chaskor.ru