Решение кельнского суда о запрете обрезания – пример того, как тоталитарная практика покушается на базовые свободы.
Сначала начали беспокоиться некоторые жители Калифорнии. Нет, конечно, обрезание запрещали и Антиох Эпифан, и император Адриан. Но то было до появления представлений о том, что такое права человека. В новейшую эпоху, примерно год назад, в Сан-Франциско инициативная группа набрала достаточно голосов для обсуждения городского закона, запрещающего обрезание. Предложение обеспокоенных правами младенцев провалилось. Противники запрета указывали на то, что он вступит в противоречие с Первой поправкой, которая гарантирует религиозные свободы, и подали в суд. Суд объявил, что подобное законодательство является прерогативой не городов, а штатов. Губернатор Калифорнии Джерри Браун издал указ, предотвращающий подобные законодательные инициативы на уровне муниципалитетов.
Много лет назад Борис Камянов написал:
Ах, родина! Ты нежно нас растила,
Обрезанные члены нам простила,
Но строго приказала: иудей!
Ничем не отличайся от людей!
Поэт не предполагал, что приказ ничем не отличаться от людей может распространиться и на члены. И это произойдет не в тоталитарном Советском Союзе, а вовсе в демократической Германии — впрочем, не во всей стране, а пока в отдельно взятом Кельне. Если калифорнийские борцы за чужую крайнюю плоть действовали в законодательном поле, то в Кельне принято судебное решение: обрезание мальчиков по религиозным мотивам приравнено к уголовным преступлениям и будет квалифицироваться как нанесение телесных повреждений. Буквально, членовредительство.
Кельнские судьи подчеркнули, что обрезание не может быть оправдано правом на свободу вероисповедания.
Поводом для принятия этого судебного решения была неудачная операция обрезания, сделанная четырехлетнему мусульманскому мальчику, оказавшемуся в итоге в больнице. Конечно, речь не идет о «правах ребенка», которые почему-то первичнее свободы совести и вероисповедания. Никто из комментирующих эту новость не скрывает, что судебное решение направлено в первую — и в главную — очередь против немецких мусульман. Это истерическая попытка немецкого общества интегрировать исповедующих ислам в ситуации, когда интеграция не работает. И понятно, что евреи просто попали под раздачу. Впрочем, от этого ничуть не легче.
Не станем даже обсуждать медицинские аспекты обрезания, хотя, например, говоря о борьбе Фонда Гейтсов с эпидемией ВИЧ в Африке, New York Times с сожалением пишет, что «организации “Моэли без границ” не существует».
Дело никак не в медицине. И даже не в том, какое отторжение вызовет это решение у тех, кто практикует обрезание тысячи лет. Это случай, когда тоталитарная практика покушается на базовые свободы.
Ход мысли кельнских судей, формально следующих светской логике, понятен: апеллируя к универсальным правам, они намерены лишить религиозные меньшинства специфических отличий и фактически запретить религиозные обряды. На самом деле, это не имеет ни малейшего отношения к правам. Решение кельнского суда — чистейший пример дискриминации. Кельнские судьи легализуют право государства вторгаться в частную жизнь и говорят: не важно, что вы думаете, за кого голосуете, как платите налоги, какие у вас взгляды. Если вы зовете моэля, вы не лояльны. Похоже, члены кельнского суда полагают, что отсутствие крайней плоти определяет состояние умов, а все, кто обрезаны, одинаково мыслят.
Но самое драматическое в этом сюжете — даже не вопиющее нарушение прав человека. Удивительно, что у кельнских судей нет ни малейшего чувства истории, и они не понимают, какие ассоциации вызывают их действия. Нет, не с Антиохом Эпифаном и императором Адрианом, а с авторами Нюрнбергских законов о расовой чистоте. Не прошло еще и 80 лет с тех пор, когда критерием интеграции в немецкое общество были длина носа и размер черепа. Теперь этим критерием в Кельне, городе Конрада Аденауэра и Генриха Белля, станет количество кожи на пенисе. Член полноправного гражданина Германии должен быть равномерно покрыт кожей.
И в этой ситуации нужно посочувствовать в первую очередь тем жителям Кельна, которые никогда не делали обрезание своим сыновьям по религиозным мотивам. Если кельнским судьям в их интеграционном раже не противостоять, то известно, чем это может закончиться. Евреи могут уехать — у нас, увы, есть подобный опыт. К тем, кто останется, государство будет залезать в штаны, постель, тарелки и головы.
Михаил Калужский