Читальный зал

Дом на Васильевском, где размещалась еврейская солдатская богадельня, а впоследствии. Фото Еврейского музея

Союз магендавида и двуглавого орла

Несмотря на то, что некоторые евреи жили в Петербурге и в XVIII веке, датой возникновения городской еврейской общины историки считают 1802 год, когда на берегах Невы появилось первое иудейское кладбище. С воцарением Николая I евреев стали призывать в армию. К этому времени прочие подданные Российской империи несли эту тяжкую повинность более ста лет.
8 февраля 1802 года был официально подписан протокол немецкой Евангелическо-лютеранской общины св. Петра, который разрешил уже проживавшим на тот момент в имперской столице евреям хоронить своих усопших в соответствии с иудейскими обрядами. Для этого им был выделен участок в 160 квадратных саженей неподалеку от современной Софийской улицы. О числе евреев в тогдашнем Петербурге говорит хотя бы тот факт, что этот участок полностью заполнился уже к 1860-м годам.
Таким образом, хотя ранняя группа еврейских жителей появилась в столице Российской империи после трех разделов Польши конца XVIII века, говорить о становлении общины можно лишь с этого момента. 210 лет назад, по аналогии с Землей Обетованной, у петербургских евреев появилась своя, северная Махпела, а край белых ночей так же стал для них землей отеческих гробов в буквальном смысле.

Забривали доносчиков… И мальчиков

Но вместе с постепенной интеграцией в империю на евреев перекинулись и многочисленные обязанности всех ее подданных, зачастую очень тяжелые и несправедливые. 26 августа 1827 года вышел печально известный указ Николая I, предписывавший евреям отдавать в русскую армию лиц мужского пола 12–25 лет. Так в русско-еврейской истории появилось понятие «кантонист». Рекруты из черты оседлости, не достигшие 18-летнего возраста, направлялись в роты, полубатальоны и батальоны военных кантонистов, разбросанные по разным уголкам империи. В этих военно-учебных подразделениях еврейских малолетних воинов зачастую заставляли отказываться от веры предков.
«Любопытно, что, судя по документам Тайной полиции, еврейские общины предпочли в первую очередь записать в рекруты так называемых мосеров (מוסר), доносчиков – рассказывает историк Амчиславский. – Кстати, возможно, именно это слово проникло в русский жаргон в виде понятия «мусор». Однако члены кагалов (קהל‎ – еврейская община) не могли бесконечно отправлять в армию неугодных единоверцев, и дело быстро дошло до обыкновенных жителей местечек. Расставание с сыновьями было настоящей трагедией. На протяжении многих последующих десятилетий кагалы были вынуждены отдавать в солдаты самых юных мальчиков. Дело в том, что еврейские юноши женились очень рано, и в общине старались сохранить уже женатых, чтобы не оставить их семьи без кормильца».
В последние годы в среде историков и краеведов возрос интерес к судьбе еврейских солдатских общин, существовавших в эпоху Николая I в городах «внутренней России». По мнению Амчиславского, прошлое солдатской общины Петербурга остается малоизученным. Расцвет общественной и культурной жизни столичного еврейства в 1860-е – 1870-е годы занял основное место в трудах исследователей, а вот судьба простых солдат отодвинулась на второй план. Однако современников привлекало положение нижних чинов-иудеев. Одним из тех, кто с большим вниманием отнесся к еврейским рядовым, был легендарный британский меценат сэр Мозес Монтефиоре. За свою столетнюю жизнь сэр Мозес дважды посетил Российскую империю. В своих «Дневниках» выдающийся филантроп с особым чувством писал о… еврейских солдатах, которых он встретил в Петербурге в 1846 и 1872 гг.

Иудейский солдат и еврейский матрос

Служить кантонисту в XIX веке приходилось практически всю жизнь, до самой старости – срок военной службы по призыву тогда составлял 25 лет. Причем если русское крестьянское население на тот момент обязано было отдавать в армию 7 человек с каждой тысячи мужчин, у евреев требовали по 10 человек с тысячи. Тяготы службы начинались уже с момента «забривания» солдата – так, рекруты передвигались по империи преимущественно пешком. Не все из них были готовы к марш-броскам на десятки, а то и сотни верст по холоду и бездорожью. Уже на этом этапе кантонисты умирали тысячами...
Несмотря на то, что православие в дореволюционной России было официальной государственной религией, у многих еврейских военных на службе русского царя получилось сохранить свою, иудейскую веру. Всего в XIX столетии в вооруженных силах империи побывало несколько сотен тысяч еврейских солдат. Виктор Амчиславский приводит данные, согласно которым от 60 до 80 тысяч из них прошли службу в кантонистских формированиях. Даже из этих последних не менее 40% удалось остаться иудеями – тогдашний Воинский устав этого не запрещал.
Более того, по законам того времени, если в воинском подразделении вне черты оседлости набиралось более 300 иудеев, им разрешалось даже избрать своего раввина. Так, уже в 1828 году в Кронштадте служило свыше трех сотен еврейских матросов. Первый ребе российского Балтийского флота был избран на острове Котлин, по-видимому, уже в начале 1830-х годов.
Заметную помощь еврейским рекрутам ранних наборов, зачисленным на службу в Петербург и Кронштадт, оказали столичные штадланы (שתדלן) – наиболее авторитетные члены общины, защищавшие ее интересы перед властями в странах диаспоры. Кронштадтский матрос Абрам Ханин, исполнявший обязанности раввина в 1840-е годы, проявил себя как незаурядный деятель общины. Он завел собственную метрическую книгу, в которую вносил сведения о событиях семейной жизни еврейских нижних чинов, служивших на острове, в Петербурге и столичных окрестностях.
Еврейские рядовые, чья рекрутская служба проходила в николаевское тридцатилетие, оставили небольшое число личных свидетельств – писем, дневников, воспоминаний. Имея в наличии подобные сочинения, мы могли бы более детально представить устройство солдатского мира. В отсутствии этих материалов приходится пользоваться архивными документами, часто отстраненными от повседневного существования иудея, служившего царю и отечеству. Так, по словам Виктора Амчиславского, в ведомственных бумагах встречаются удивительные сообщения. Информация, обладающая особой важностью для истории столичной общины, может представлять собою неприметную запись.
Например, недавно историк обнаружил в одном из списков кронштадтских моряков упоминание матроса 2-й статьи Лейбы Соломона. Напротив его имени отмечено: «Исполняет обязанности раввина». Так мы узнаем еще об одном еврейском рядовом, избранном своими товарищами на ответственное и почетное поприще раввина. Это означает, что его репутация и знания были признаны его сослуживцами, однако иных биографических данных мы пока не имеем. Уже из одного этого упоминания становится очевидно, что раввины-капелланы не были редкостью, в армейской среде кипела оживленная жизнь, а обстановка внутри сообщества военнослужащих была весьма демократична.

Чарка водки для еврея

Даже в консервативно-реакционное царствование Николая I на флоте служило достаточно сынов Сиона. Морские офицеры проявляли вполне лояльное отношение к своим еврейским подчиненным и предоставляли им возможность отметить национальные праздники – собраться на молитву или устроить веселое застолье. Особенно благоприятной была обстановка на о. Котлин, где для иудеев местного гарнизона многие годы работала синагога и трудились матросы-раввины. Морякам, расквартированным в столице, оставалось лишь сожалеть, что для них морское руководство побоялось открыть отдельную молельню.
В первое время после введение еврейской рекрутчины даже сам Николай I выказывал симпатию в отношении новобранцев из черты оседлости. Когда в декабре 1828 г. император прибыл в Кронштадт, в числе прочих матросов его при полном параде встречали и все 305 служивших в крепости евреев. Интересно, что лишь 8 из них перешли в христианство. Этих последних Николай одарил двумя чарками водки и 5 рублями. Впрочем, матросам-иудеям тоже перепало – правда, всего по одному рублю и одной чарке водки.
«Кстати, текст военной присяги евреи читали на древнееврейском – объясняет Амчиславский. – Но при этом должна была присутствовать специальная комиссия из нескольких человек, в число которых обязательно старались включить одного ‘исправившегося’ еврея-выкреста».

Безбородые раввины

С воцарением в 1855 году Александра II и наступлением очередной российской «оттепели» законодательство Российской империи стало гораздо либеральнее. Несмотря на то, что черта оседлости de jure продолжала существовать, в имперской столице на тот момент уже функционировали десятки иудейских молелен, в которых собирались действующие и отставные солдаты, ремесленники и богатые купцы. Это стало возможным благодаря тому, что власти позволили селиться за пределами черты оседлости представителям отдельных социальных групп еврейского населения: гильдейским купцам, людям с высшим образованием, ремесленникам и отставным военнослужащим.
Многие российские военные еврейского происхождения, подвергнутые насильственному крещению в бытность кантонистами, также открыто стали исповедовать иудаизм. В том же Кронштадте иудеев стало настолько много, что синагога крепости перестала вмещать в себя всех желающих. Пришлось выделять новое, отдельное здание (ранее служилые евреи форта делили одно помещение с местными мусульманами). При этом, в отличие от мусульман, иудеям в армии и при императоре Александре не разрешалось носить бороду, так что даже полковой раввин того времени внешне ничем не отличался от обычного солдата.

Мастеровые-победители
Помимо флота, особенно много евреев в XIX веке служило также в мастеровых командах, которые действовали во многих крупных гарнизонах империи. Существовала такая команда и в Петербурге. Она была не только армейской частью, но и своеобразным учебным заведением: до того, как приступить к работе, поступившие сюда рекруты в течение 5 лет проходили специальное обучение. Здесь юные кантонисты постигали мастерство бондарей и жестянщиков, тележников и колесников, сапожников и портных... От четверти до трети нижних чинов, состоявших в Санкт-Петербургской мастеровой команде военного поселения в отдельные периоды, были евреями, считает историк Амчиславский. Так что многие славные победы русской армии – это в немалой степени и их заслуга.

Злоключения общинного пинкаса
Одним из наиболее ранних документов, рассказывающим о жизни петербургских евреев, считается пинкас (פנקס) петербургской еврейской общины. Пинкас – это своеобразная актовая книга, в которую лидеры диаспоры «на местах» вносили все основные события из жизни еврейского народа в конкретном городе или местечке.
В начале XX в. летопись петербургских евреев находилась на хранении у сотрудников Еврейского историко-этнографического общества (ЕИЭО), которым удалось собрать внушительную коллекцию пинкасов со всей империи. В 1916-м пинкас Северной столицы оказался в Еврейском музее на 5-й линии Васильевского острова, дом №50 (перед этим тут располагалась богадельня для одиноких пожилых евреев, построенная на средства купца М.А. Гинсбурга). Увы, уже в 1929 году большевики прикрыли «буржуазный» музей, а пинкас бесследно исчез... С тех пор он считается утраченным. Но кто знает – может быть, современным служителям Клио еще удастся его найти?
Дмитрий Витушкин

jeps.ru