Читальный зал

Гарри Гудини – покоритель оков

1914 год принес с собой большие перемены, которые нарушили прежнюю размеренную жизнь. Когда полчища кайзера двинулись на Бельгию, весь ритм жизни планеты, казалось, ускорился. И теперь надо было действовать быстро: публике надоело ждать по полтора часа, пока скрытый занавесками Гудини выберется на волю. Зрители становились нетерпеливыми. Трудные и длинные номера уже не годились для сцены, нужны были более эффектные...
4 мая английский изобретатель С.Е.Джосолайн продал Гудини номер, который назывался «Прохождение сквозь стальную стену». Право на показ трюка обошлось Гарри всего в три фунта стерлингов.
Номер этот, если рассматривать его как иллюзию, ставил в тупик. Но ведь любой трюк хорошего иллюзиониста – всегда загадка. Добавив несколько новых штрихов, Гудини произвел фурор. Он планировал показать трюк на открытии сезона в «Рут Гарден» в июле.
Гарри возвращался из Европы домой в прекрасной форме. Ему сообщили, что на борту «Императора» вместе с ним плывет бывший президент США Теодор Рузвельт, и Гудини приготовил номер специально для него, да такой, что слухи о нем достигли Америки быстрее, чем сам исполнитель, благо на судне есть телеграф.
Вскоре Гарри познакомился с Рузвельтом, которым он всегда восторгался. Гудини подговорил одного офицера, и тот подошел к нему, когда артист прогуливался с Рузвельтом по палубе, беседуя с ним о спиритизме и проделках нечистых на руку медиумов. Приблизившись, офицер спросил Гудини, не согласится ли он устроить маленькое представление. Рузвельт ухватился за эту идею и попросил Гарри провести спиритический сеанс. Все шло по плану.
Во время сеанса Гудини попросил зрителей написать вопросы «духу», который ответит посланием, начертанным на чистой грифельной доске. Записки должны были быть собраны в корзину, и одну из них следовало выбрать, чтобы адресовать привидению.
Рузвельт соблюдал величайшую осторожность, когда писал вопрос. Один из зрителей предупредил его: «Повернитесь спиной, иначе он расшифрует слова по движениям вашего карандаша». Теодор Рузвельт повернулся спиной и написал свой вопрос.
Когда вопросы были собраны, Гудини неожиданно изменил обычный порядок, отложил записки в сторону и попросил президента вложить свою записку между досками – «для духа».
Рузвельт так и сделал. Когда доску открыли, он был как громом поражен. Он увидел карту, вычерченную цветными мелками, с четко обозначенной дорогой и стрелкой, указывающей на определенную точку. Это был район Южной Америки, куда Рузвельт несколько месяцев назад предпринял экспедицию, чтобы найти истоки Реки Сомнений. Когда развернули записку Рузвельта, один из зрителей прочел вслух: «Где я провел Рождество?»
Такое и впрямь было достойно внимания, и судовой радист послал сообщение об этом в Нью-Йорк. В порту Гудини оказали такие же почести, как и самому Рузвельту.
Гарри удалось поразить президента благодаря своему искусству, удаче и чувству рекламы. Счастливое совпадение – вот то истинное чудо, которое объясняет все, казалось бы, необъяснимые чудеса.
Перед сеансом Гудини предложил ряд вопросов, которые можно задать. «Что находится в левом кармане моих брюк?» «Когда умерла моя тетушка Кейт?» «Где я был на прошлое Рождество?» Он так расположил их, что вопрос, написанный им самим: «Где Теодор Рузвельт провел прошлое Рождество?» – вполне мог сыграть роль выбранного наугад. Ответить на вопрос он спланировал в такой форме. На столах в салоне лежало несколько романов из судовой библиотеки в суперобложках. Перед сеансом Гудини вложил под суперобложку одной из книг копировальную бумагу и лист обычной бумаги. Когда Теодор Рузвельт искал твердую поверхность, чтобы написать вопрос, Гудини просто подал ему ближайшую книгу. Взяв эту книгу обратно минутой позже, он вытащил листок из-под суперобложки и прочитал вопрос Рузвельта. Теодор Рузвельт проглотил крючок и написал: «Где я провел прошлое Рождество?»
Это имело особый смысл для Рузвельта, так как празднование Рождества в далеких Андах было темой одной из статей об экспедиции, которую он написал для лондонской «Телеграф». Во время сеанса статья о Рождестве еще не была напечатана, но Гудини слышал о ней от своих приятелей из редакции. Прежде чем сесть на пароход, он посетил «Телеграф», прочитал статью о Рождестве и скопировал карту, которая должна была иллюстрировать статью.
Перерисовка карты цветными мелками на доску – всего лишь мастерский фокус, который вопрос Рузвельта, заложенный между досками, превратил в чудо.
К 6 июля, когда Гудини начал выступать в «Виктории» (теперь уже за тысячу двести долларов в неделю), большинство зрителей успели прочесть статью о чудесной карте. Придя на представление, они стали свидетелями другого «чуда», которое буквально поразило их.
Гудини объявил, что намерен представить свое последнее изобретение. Когда он снискал себе известность побегами из тюрьмы, его стали называть «человеком, проходящим сквозь стены», и теперь он хотел пройти сквозь стену на глазах у публики.
На сцене расстелили широкий ковер, а на нем – цельный кусок муслина, тщательно осмотренный комиссией. Сбоку сцены бригада каменщиков быстро возвела стену из кирпича, встроив в нее стальную балку длиной в десять и шириной в один фут. Стена стояла на прочных роликах, которые создавали трехфутовый просвет между ней и полом. Высота стены составляла восемь футов, ширина – десять. Ее прикатили в центр сцены и поставили под прямым углом к публике. Комиссия собралась вокруг стены. Гудини велел стоять проверяющим на муслиновой простыне, дабы избежать подозрений в обмане. Он заявил публике, что из-за ковра и простыни никак не сможет воспользоваться какими-либо люками в сцене.
Комиссия будет наблюдать за дальним концом стены, зрители – за ближним, и все увидят, если он попытается обойти стену. Коллинз, надежный друг и помощник Гудини, и Викери вынесли два небольших экрана и установили их против стены по одному с каждой стороны. Из-за экранов виднелись торцы стены. Зайдя за один экран, Гудини воскликнул: «Я здесь!» Раздался барабанный бой и звон тарелок. «А теперь я здесь!» – крикнул Гарри за-за другого экрана и появился, пройдя сквозь стену.
Эффект был настолько ошеломляющим, что аудитория оцепенела.
Публика испытывала такое потрясение, что не могла аплодировать. Сразу за «стеной» шел индийский трюк с иголками, а под занавес – молочная фляга в запертом ящике.
Хаммерштейн, директор Рут Гарден, объявил, что программа в его театре будет меняться каждую неделю, и Гарри действительно вводил новые номера или, по крайней мере, видоизменял старые.
Неделю, начавшуюся дневным спектаклем в понедельник 13 июля, он посвятил «стене», иголкам и фляге в ящике.
Программа на следующую неделю обещала, что Гудини освободится из погруженного в воду ящика, обитого стальными полосами, на глазах у членов комиссии. Это была лишь полуправда: ведь низ ящика скрывался под водой, и виден был только верх. Сам бассейн окутывала тьма. С таким же успехом Гарри мог проделать свой трюк в резервуаре с чернилами.
Выступая в Нью-Йорке, Гудини навестил свою старую галстучную фабрику и встретился с членами профсоюза. Один из бывших коллег сказал ему: «Эрик, самым великим освобождением в твоей жизни было освобождение от производства галстуков».
Гарри не любил, когда на афишах писали имена других артистов рядом с его собственным. Но одна юная актриса уговорила его позволить ей «присоединиться» к нему на афише. Гудини согласился, хотя это шло вразрез с его принципами. Импресарио девушки сфотографировал фасад театра, убрав с афиши имя Гарри, и послал снимки в газету. Создавалось впечатление, что именно девушка возглавляла программу. Взбешенный Гудини явился в контору импресарио, учинил там скандал и переломал мебель.
После закрытия сезона в «Виктории» Гудини никогда больше не показывал «кирпичную стену». Обычно во время его выступлений сцена была скрыта, и никому не разрешалось наблюдать приготовления Гудини. Но этого невозможно было сделать в случае со «стеной». У трюка был один роковой, с точки зрения Гарри, недостаток: все коллеги знали, как он проделывался. Гудини, разумеется, пролезал под стеной. Ковер и простыня не мешали ему воспользоваться люком. Когда Гарри скрывался за экраном, ассистент под сценой открывал люк. Ковер оседал, и Гудини мог пролезть в просвет, после чего люк закрывался, вот и все. Члены комиссии, стоявшие по краям ковра, были слишком далеко, чтобы что-нибудь заметить, к тому же их вес мешал ковру слишком просесть.
Когда работники театра выболтали секрет «стены», Гудини забросил этот трюк.
После Хаммерштейна Гарри вернулся в театр Кейт, где показывал трюки со смирительной рубашкой, иголками и водной камерой.
К тому времени прыжки с мостов в наручниках были в репертуаре всех иллюзионистов, умевших плавать. Дэш теперь показывал номер с ящиком под водой, и другие фокусники, без разрешения Гудини и его советов, вскоре переняли его.
Придумывая новый трюк, Гарри остановил свой выбор на смирительной рубашке, но на сей раз он решил высвободиться из нее, вися вниз головой на карнизе небоскреба. «Ну-ка, пусть попробуют проделать это!»
Европа пребывала в агонии, вызванной первой мировой войной, и ей, естественно, было не до Гудини с его подвигами. Но Соединенные Штаты жаждали зрелищ, и Гудини, поняв, какая богатая жила еще не разработана, решил не упускать открывающиеся возможности.
Его новый сенсационный трюк имел все признаки карнавального действа и при этом был практически не опасен. В сентябре он заключил с газетой «Канзас-Сити пост» соглашение о рекламе. Пятитысячная толпа наблюдала, как Гудини, одетый агентами сыскной полиции города в смирительную рубашку, был поднят за ноги при помощи лебедки, установленной на крыше редакции газеты, и в таком положении некоторое время раскачивался на большой высоте. Освободившись от смирительной рубашки всего за две с половиной минуты, он торжествующе бросил ее вниз, в толпу. Поскольку представление служило хорошей рекламой газете, Гудини нисколько не сомневался, что сообщение о его подвиге будет помещено на ее первой полосе.
Это был очень эффектный и впечатляющий трюк: мало кто сознавал, что в положении «вверх тормашками» поднять руки и освободиться от смирительной рубашки было легче, чем в обычном положении. Впрочем, Гудини так наловчился работать с этой рубашкой, что в любых позициях почти не боялся неудачи, хотя все время находился под бдительным оком «мудрых» членов комиссии. Все же Коллинз, как всегда находчивый и обаятельный, был рядом и в случае необходимости мог пустить в ход и кулаки. Между тем лысина и очки придавали ему совершенно безобидный вид.
Впервые показанный в Канзас-Сити номер – освобождение из смирительной рубашки в положении вниз головой – постоянно совершенствовался. Очень важно было правильно связать лодыжки, поскольку если подкладочный слой ватина был слишком тонок, а веревки закреплены неверно, недолго было и кость сломать. Здесь Коллинз был незаменим. Гудини однажды пережил неприятные минуты, когда из-за сильного ветра его стало бить о карниз здания. Впоследствии он всегда проверял, привязана ли к его лодыжке страховочная веревка, конец которой держал человек, стоявший у окна в здании. При сильном ветре он мог затащить Гарри туда. Правда, не зарегистрировано ни одного случая, чтобы Гудини из-за сильного ветра отложил показ трюка, но мерами предосторожности он никогда не пренебрегал.
Публика всегда с большим восхищением следила, как Гудини, висящий в воздухе, совершает разнообразные движения туловищем, вращается, изгибается, пытаясь сбросить с себя смирительную рубашку.
В тех случаях, когда этот трюк по той или иной причине показать было невозможно, Гудини придумывал что-нибудь другое или был готов воспользоваться предложениями, поступающими от публики.
В декабре в Солт-Лейк-Сити он договорился с похоронным бюро, что его положат в гроб (кому он принадлежал – Гарри или похоронной компании, мы так и не знаем), крышку которого наглухо закрепят винтами. Затем для пущей надежности гроб был помещен в склеп. Возможно, это был тот же самый гроб, которым Гарри пользовался, давая представления в британском мюзик-холле; отверстия в крышке гроба были закупорены хорошо подогнанными пробками.
С тех пор, как слава Гудини начала расти как снежный ком, любой его шаг становится широко известным. В 1916 году неожиданно для него самого его имя обошло все газеты мира. Все началось с того, что на торжественной церемонии в «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке Саре Бернар была подарена бронзовая статуэтка, изображающая ее саму. Преподнося Божественной Саре этот подарок от имени американских актеров и актрис, с приветственной речью выступил Джон Дрю, один из любимых и знаменитых драматических актеров Америки.
Сара Бернар была кумиром Гудини. Он обожал ее не только за потрясающее исполнение «Дамы с камелиями», но и за ее мужество: в 72 года, с ампутированной ногой, она смогла «задать им жару», блистательно сыграв в знаменитой мелодраме собственной постановки, Гудини обрадовался, услышав о подарке.
Вскоре, однако, произошел конфуз: когда пришел чек на 350 долларов от компании «Горхем», отлившей статуэтку, никто не пожелал раскошелиться. Театральные знаменитости, оставившие на подарке свои автографы, сочли, что им негоже опускаться до такой прозы, как оплата чека. В конце концов компания послала чек самой Саре. Та отправила статуэтку назад, сопроводив ее язвительным письмом.
Гудини, прослышав об этой истории, пришел в ярость; дав выход своему гневу, он отправил компании «Горхем» чек на 350 долларов. Саре Бернар он послал письмо, прося ее принять статуэтку от имени американских артистов варьете.
Это был типично его жест, широкий и импульсивный. В течение двух недель его рекламное агентство переслало ему 3756 газетных вырезок, посвященных этому эпизоду. Каждая газетная вырезка в среднем состояла из 15 строк. Такая реклама обошлась бы самому Гудини в 56 000 долларов.
Весной 1917 года страна, совсем недавно избравшая Вудро Вильсона на второй президентский срок под лозунгом «Он спас нас от войны», с невиданным прежде всплеском патриотизма приветствовала вступление Америки в ту же войну. 11 июля 1917 года Гудини с ликованием писал своему другу Голдстону: «Завтра я вступлю в ряды армии. Ура! Теперь я тоже солдат!»
Однако его ждало горькое разочарование: вербующие в армию офицеры дали ему понять, что мужчина в сорок три года слишком стар для войны, даже если он способен вылезти из смирительной рубашки, будучи подвешенным за ноги.
С характерной для него энергией Гудини начал давать представления на различного рода митингах и военных сборах. Его номер «Деньги ни за что» вызывал бурный восторг солдат-пехотинцев. Он с трудом подавлял волнение, когда думал о том, что эти смеющиеся сейчас парни вскоре будут ползти по «ничейной» земле, подвергаясь опасности смерти от снарядов или отравляющих газов. Он «доставал» прямо из воздуха пятидолларовые золотые монеты и бросал их солдатам на память о доме. К концу войны он раздал таким манером 7000 долларов, не делая на этом для себя рекламы. Он считал это добрым делом, на которое с радостью тратил собственные деньги.
В день заключения перемирия он собственноручно продал облигаций на миллион долларов. Вместе с Коллинзом он разработал конструкцию водолазного костюма для военно-морского флота, который в случае необходимости водолаз мог легко снять и выплыть на поверхность. Этот проект так и погряз в министерских бумагах и никогда не был осуществлен, хотя Гудини и Коллинз делали все, что могли.
В 1917 году началась новая фаза его взаимоотношений с коллегами по ремеслу. Он был в этом году избран национальным президентом общества американских иллюзионистов. Злопыхатели утверждали, будто он пролез на этот пост благодаря покупке в Нью-Йорке магазина, называемого «Дворцом магии», в тайной комнате которого могло собираться правление общества, не платя никакой ренты. В действительности же к этому времени в Америке только два имени – Гудини и Терстона – ассоциировались с магией, причем Терстон, при всех его достоинствах, как организатор был намного ниже Гудини, благодаря энергии которого на западе и юге страны под эгидой общества основывались клубы фокусников. Именно Гудини основал это общество и, естественно, должен был возглавлять его.
Не все шло гладко в среде фокусников. Как-то на банкете один иллюзионист, лояльность которого по отношению к Гудини была сомнительной, попросил разрешения показать фокус. Он подошел к столику, за которым сидел Гудини, приветствовал великого человека и положил под одну его ладонь пенни, а под другую – монету в десять центов. Затем на тыльную сторону каждой ладони он поставил стаканы, наполненные водой, и провозгласил, что, когда он произнесет волшебное слово, пенни и десять центов поменяются местами.
Гудини, бывший, как всегда, начеку, почуял неладное и попытался снять со своей ноги башмак. В случае необходимости он мог для каких-то простых действий использовать пальцы ног не хуже, чем пальцы рук. Однако фокусник действовал слишком быстро, к тому же руки Гудини были заняты стоявшими на них стаканами. Фокусник отошел в противоположный угол комнаты, произнес какое-то заклинание, после чего комната погрузилась во тьму. На фоне глухого гомона раздался резкий голос фокусника: «Вы самый великий мастер освобождения на свете, не так ли? Посмотрим, как вы выйдете из этого положения!»
Эта детская шутка была стара, как мир, и популярна, наверное, еще в питейных заведениях Помпеи. Если бы Гудини не потерял голову от гнева, он мог бы обратить все против самого «умника», заменив в темноте десятицентовик и пенни на две так любимые золотые монеты. Но реакция Гудини была именно такова, на какую рассчитывал шутник,– он резко сбросил с ладоней стаканы, разбив их и разлив воду, и закричал: «Негодяй! Гоните его прочь!»
Но фокусник уже смылся.
Как уже говорилось, Гудини никогда не брался за рискованный трюк, не просчитав все до мелочей. Но иногда он, по какому-нибудь особому случаю, показывал номера, в которых содержался весьма значительный элемент случайности. Одним из таких событий стал грандиозный бенефис, устроенный в честь тринадцатой годовщины нью-йоркского цирка, самой большой сцены страны. Сумма, вырученная за выступления многих талантливых артистов, шла в пользу женского театрального фонда помощи жертвам войны. Программа включала показ тренировочных упражнений, выполняемых подразделениями сухопутной армии, военно-морского флота и морской пехоты, а также полицейскими пятнадцатого участка. В торжественной церемонии и драматических сценах, названных Боевым Гимном Республики, принимали участие знаменитые драматические артисты; сейчас помнят только имя Джозефины Холл. Перед драматическими сценами было показано представление, о котором в сувенирной программе сообщалось: «Специальное представление Гудини. Приняв предложение офицеров танкового корпуса Соединенных Штатов, Гудини попытается выйти из бассейна цирка после того, как его опустят туда в смирительной рубашке, в которую он будет закутан с головы до пят. Гудини сначала будет подвешен вниз головой над бассейном, а затем брошен в воду.
Испытание будет проведено под наблюдением капитана Генри Джорджа. Примечание: бассейн цирка будет открыт и заполнен водой на виду у публики».
Эта смирительная рубашка, находящаяся ныне в коллекции Раднера, была одним из изобретений Гудини. Сшитая из палаточной ткани в бело-коричневую полоску, она напоминала обычную, но внизу заканчивалась чем-то вроде мешка. Ширина кожаных манжетов не превышала одного дюйма. Гудини одевали в этот костюм так же, как в обыкновенную смирительную рубашку, только талию, колени и лодыжки обвязывали добавочными ремнями. Освобождение из такого костюма было очень эффектным зрелищем, публика всегда была в восторге, глядя, как вертится и извивается тело фокусника.
Другое дело – освобождение из такого костюма под водой. Трюк можно было исполнить только в знаменитом бассейне цирка и ни в каком другом месте. В этом огромном бассейне, открывающемся публике при сдвигании сцены, ставились яркие спектакли на воде. Участвующие в них девушки спускались в него по витиевато украшенной лестнице и исчезали под водой. Скорее всего где-то они выныривали, но публике оставалась только гадать, где и как.
В действительности они поворачивались у нижних ступенек и плыли под водой через арочный проход у задней стенки бассейна, ведущий к другой лестнице.
Это была идеальная конструкция для эффектного одноразового представления Гудини, поскольку наряду с другими многочисленными достоинствами Джима Коллинза он еще и прекрасно плавал. Как только «король освобождений» опустился в смирительной рубашке вниз головой в бассейн, Коллинз выплыл из тайного грота, схватил его, вытащил наверх и расстегнул на нем рубашку. Освобожденный Гудини, взяв костюм с собой, поплыл назад и показался на поверхности перед публикой. Так или, по всей вероятности, так все и произошло, поскольку многие детали представления вообще остались невыясненными. Не обсуждая здесь трудности освобождения от насквозь мокрого костюма, скажем лишь, что Гудини не был бы самим собой, если бы отказался дать такое представление в столь удачно устроенном бассейне. Но в равной мере Гудини не был бы Гудини, если бы стал показывать этот эффектный трюк регулярно: он не привык полностью зависеть от другого человека, даже если этим другим был Коллинз...
Успех Гудини определялся не только умением понимать публику, но и его готовностью принять любой вызов, как на сцене, так и вне ее. Он всегда был готов предпринять нечто необычное, и этим завоевал симпатии публики. Во многих городах он осуществлял свои знаменитые побеги из тюремных камер. Это происходило как в Америке, так и в Европе: в Лондоне, Шеффилде, Москве, Ливерпуле, Манчестере, Амстердаме и Гааге.
На сцене он освобождался из корпусов пианино, молочных бидонов, различного рода клеток, смирительных рубашек, письменных столов, почтовых мешков. Он выходил из сейфов, погребов и тому подобных помещений.
В 1912 году Гудини показал один из своих самых знаменитых трюков: освобождение из китайской камеры пыток водой. Это представление сохранялось в программе до самого последнего выхода Гудини к публике в 1926 году. С ногами, зажатыми в колодки, он был опущен вниз головой в вертикальный ящик, наполненный водой. Передняя стенка ящика была стеклянной, поэтому публика могла видеть, как артист висит вниз головой. Ящик сверху был заперт на висячий замок. Затем опускался занавес. Через три минуты перед занавесом появлялся насквозь мокрый Гудини. Занавес снова поднимался, чтобы зал мог увидеть по-прежнему запертый ящик. Во время всего представления выбранные публикой наблюдатели находились на сцене.
Излишне говорить, что представление было не вполне безопасным. Опасным было и его знаменитое освобождение из-под воды. Гудини был брошен в воду с моста в ящике, тщательно забитом гвоздями. При этом его руки были закованы в кандалы. В ящик были положены чугунные чушки, весившие триста футов. Поэтому ящик вместе с Гудини сразу же пошел ко дну, и, чтобы спастись, необходимо было быстро освободиться. Гудини совершал этот подвиг во многих городах. Во всех своих поразительных представлениях Гудини полагался на свою необычную силу и железные нервы. Он отличался крепким телом и чрезвычайной энергией. Он заранее обдумывал все, что собирался совершить, хорошо представляя границы своих возможностей. Гудини понимал, что публике всегда импонирует опасность трюков, и в своих представлениях всегда учитывал эту склонность зрителей.
Многие из трюков, потрясавших публику, были всего лишь случайными событиями в карьере Гудини. Однако были и другие, в которых опасность была чрезвычайной, так как часто Гудини принимал предложения, сопряженные с риском для жизни.
Странно, что всего лишь малая часть этих приключений становилась известной широкой публике. Гудини часто подвергался риску и бросал вызов смерти. Некоторые из его подражателей расставались с жизнью, пытаясь повторить его трюки. Но только один-единственный человек на свете мог бы сказать, какое приключение из длинного ряда испытанных им было наиболее опасным и наиболее волнующим – и этим человеком был, конечно, сам Гудини.
За несколько месяцев до смерти Гудини в разговоре с ним я выразил удивление тем, что он так и не рассказал никому об этих приключениях. Гудини согласился, что их действительно стоит описать. Незадолго до смерти он продиктовал несколько рассказов, которые представляют собой нечто вроде его последнего интервью.
Освобождение из молочного бидона – один из самых знаменитых трюков Гудини. Предложение совершить выход из молочного бидона было получено во время представления, которое Гудини давал в мюзик-холле «Эстон» в Лондоне. Поскольку процесс освобождения мог быть продолжительным и трудным, в крышке бидона были просверлены дырки для воздуха. Гудини был помещен в бидон, крышка которого была закреплена скобами. Чтобы бидон не был виден зрителям, его прикрыли ящиком. «Бидон был большим,– рассказывал Гудини,– но все же стеснял мои движения. Я понял, что положение мое опасно. Прошло несколько минут, в течение которых я почти ничего не добился, и тогда я внезапно ощутил, что стало трудно дышать. Дырки для воздуха были слишком малы, и я понял, что мне может грозить удушье. По-видимому, пытаясь освободиться, я тратил слишком много кислорода. Было бесполезно взывать о помощи, так как моих криков никто бы не услышал. Я должен был полагаться только на себя. Я прилагал максимальные усилия для освобождения. Я тряс бидон, но безрезультатно. Неожиданно в результате сильного толчка бидон опрокинулся. При этом одна из скоб, скрепляющих крышку с бидоном, расстегнулась. Поэтому я смог приподнять крышку. Я освободился! Ведь я был на волосок от гибели, спасение казалось невозможным. Но все же оно пришло, и пришло как раз вовремя.
В Англии я принимал все вызовы и получил много предложений. Я испробовал все предложенные мне акты освобождения. Однажды я получил предложение, которое было опасно как в психологическом, так и в физическом отношениях.
Вот какой вызов получил я в Валентинов день!
«Чэтхэм, 14 февраля 1911 г. Мистеру Гарри Гудини. Дорогой сэр, мы предлагаем Вам встать перед жерлом заряженной пушки, к которому мы Вас привяжем. В пушку будет вставлен фитиль, который горит двадцать минут. Либо Вы освободитесь, либо попадете в мир иной. Оттянув Ваши локти назад, мы просунем Вам под руки ружейный ствол, а кисти рук надежно свяжем на груди. Ваши ноги будут закованы в стальные цепи, закрепленные в полу. Ваше тело мы привяжем к дулу пушки так, что Вы, как мы полагаем, не сможете освободиться. Испытание должно быть проведено на виду у публики».
Вызов был подписка четырьмя младшими офицерами и старшинами, понаторевшими в завязывании замысловатых узлов, секрет которых знают только моряки.
«Я принял вызов,– рассказывал Гудини,– и испытание было проведено через несколько дней. На месте испытания находились моряки, кроме того, собралась большая толпа. Я часто освобождался от наручников и веревок, но никогда еще не делал это перед жерлом пушки!
Моряки честно выполнили то, о чем писали в вызове. Они крепко привязали меня к пушке, постаравшись лишить меня возможности освободиться. Мои локти были отведены назад, между ними был просунут брусок, а кисти завязаны спереди. Это была чрезвычайно трудная и опасная позиция. Затем моряки подожгли фитиль, предоставив тем самым в мое распоряжение всего двадцать минут. Нужно было действовать немедленно. Я не опозорил своего имени, освободившись за двенадцать минут.
Был в этой истории один эпизод, который запомнился мне больше, чем сама игра со смертью,– один из таких смешных случаев, которые часто происходят в опасные минуты. То было замечание шефа полиции Чэтхэма. Перед тем, как меня начали связывать, этот офицер подошел ко мне, с сомнением покачал головой и произнес: «Гудини, это глупая и опасная затея, и мне, наверное, не надо было давать разрешение. Это опасно не только для вас, но и для зрителей. Я хочу, чтобы вы знали: если кто-нибудь будет ранен, ответственность я возложу на вас!» Представьте себе, сколь много шансов было у него возложить на меня ответственность! Если бы что-то пошло не так, ему прежде пришлось бы собирать меня по кусочкам!»
Итак, на пороге двадцатого века из рядов безвестных фокусников вышел человек, который захватил воображение людей на двух континентах и находился в центре внимания два десятилетия. Добивался он этого тем, что воплощал в жизнь мечту каждого человека – избавление от оков.
Уильям Грэшем
Перевел с английского А.Шаров 

vokrugsveta.ru