Читальный зал

Маша и Гриша в стране Математике

«Совершенная строгость» – книга о герое трагедии Эсхила, попавшем на страницы бульварного романа. Страдалец-Прометей на улицах уездного города N нелеп, осмеян, непонятен окружающим и одновременно вызывает у них нездоровое любопытство. Ему не с кем разговаривать, он не стрижет бороду и ногти, но он помнит написанную для него роль и исполняет ее до конца – изучает всю математику, доказывает теорему Пуанкаре, отказывается от дрянных денег научного сообщества и становится отшельником. Так в современном мире выглядит не только Григорий Перельман, отказавшийся от награды в миллион долларов за решение задачи тысячелетия. Создается впечатление, что так хочет выглядеть и сама Маша Гессен – резкий, вызывающий недоумение своими поступками, порой осознанно маргинальный писатель и журналист. Законченности образа Гессен не хватает только в одной детали: от миллиона автор никогда не отказывалась, и руководить известным своими бюджетами изданием «Сноб» маргинальность ей не мешает.
«Совершенная строгость» – книга, которую она написала о себе, замаскировав ее на этот раз под биографию великого математика.
Предыдущие «личные» книги Гессен – «Blood Matters» (об удалении ее груди из-за генетической предрасположенности к раку) и «Ester and Ruzya: How My Grandmothers Survived Hitler's War and Stalin's Peace» (семейная сага о бабушках и дедах Гессен) – с солидной подачи New York Times стали в США бестселлерами, но на русском языке не издавались. «Совершенная строгость» тоже появилась сначала на английском, потом на японском и корейском, чуть позже на иврите и только весной 2011 года была опубликована на русском языке.
В 11 главах, с эпичными названиями вроде «Задача», «Решение», «Безумие», рассказывается о развитии в СССР математической традиции, с чуждыми всякой (а уж тем более обитающей в тоталитарном государстве) толпе принципами, и такого же человека.
Даже если не обращать внимания на то, что биографиями профессиональных ученых, популярной социологией и историей науки на российском книжном рынке профессионально почти никто не занимается и что Гессен – единственный наш пишущий о науке литератор, признанный за рубежом, все равно более подходящего автора для этой книги не найти. Гессен до сих пор влюблена в атмосферу математического кружка, где занималась подростком. Перельман, каким он описан в ее книге, вообще не знал другого мира, кроме построенного на заимствованных у самой математики точности, строгости и бескорыстности. Она еврейка и лесбиянка, он еврей и никогда не имел дела с женщинами. В попытках отгородиться от неприятных персонажей она стала редактором проекта для избранных «Сноб», он перестал отвечать на звонки и выходить из квартиры.
Оба в этом своем стремлении провалились. Они даже подписываются похоже: она Машей, он Гришей.
Но одно различие между ними все-таки существует. Гессен мало сказать «недолюбливает», она активно ненавидит окружающий мир, устроенный сумбурно, развязно и эгоистично – будь то истребляющая генетику пропаганда СССР, ворвавшийся в квартиру Перельмана оператор Первого канала или антисемитизм. Она старается изменить чужое мнение не только книгами и спорами, но и вводит цензуру на «Снобе», потому что даже элитная аудитория позволяет себе нетолерантные комментарии по поводу людей нетрадиционной ориентации.
Ее герой выбирает прямо противоположную тактику: игнорирует либо на самом деле ничего такого не замечает, чем удивляет и саму Гессен, для которой битва за национальность и ориентацию стала делом жизни.
«Перельману, как всегда, повезло, и он, как всегда, не понимал этого», – одна из главных мыслей книги. Перельман не знал об усилиях, которые приложили его мать и учителя, чтобы устроить его в университет; он не обращает внимания на антисемитские принципы формирования команд для Международной математической олимпиады, не реагирует даже на попытки китайских ученых присвоить себе авторство того самого доказательства теоремы Пуанкаре. «Эти проблемы не должны занимать ум математика», – объясняет в книге Гессен. И потому они занимают ум журналиста.
«Всякое односвязное компактное трехмерное многообразие без края гомеоморфно трехмерной сфере», – так звучит гипотеза, которую Перельман, доказав, превратил в теорему. Из книги ее понять нельзя, хотя на описание и уходит целая глава. На слабости «научной» части повествования сходится большинство читавших «Совершенную строгость» математиков. За объяснением они советуют обращаться к книге научного журналиста Джорджа Шпиро.
В книге же Гессен стремительно, ярко и лаконично доказана другая теорема – самого Перельмана.
Она поговорила со всем его окружением: одноклассниками, друзьями, соратниками и соперниками на математических олимпиадах, с теми, кто устраивал его в аспирантуру, коллегами, которые работали с ним бок о бок в США и Франции, – и вписала их слова в свою стройную теорию. Темным пятном оказалась лишь семья Перельмана: неудавшейся математической карьере матери посвящено несколько страниц, а об отце упоминается единожды и вскользь. Но это отсутствие информации Гессен тоже на руку: оно не мешает теории о выпестованном в стенах маткружка, специализированной школы и летних лагерей гении-одиночке. Генеалогическое древо, родословная, семейные истории утяжелили бы этот образ.
Учитывая все это, главный недостаток повествования – невстречу с его героем – даже и недостатком считать странно.
Перельман отказался давать интервью Гессен, как и всем остальным осаждавшим его журналистам. Но после прочтения книги эта невстреча выглядит обязательным условием ее существования. Неизвестно, что рассказал бы сам математик, как бы он ответил на вопросы. Не исключено, что пришлось бы перекраивать образ мудрого и одинокого титана. Или вдруг после встречи с Перельманом Гессен пришлось бы отказаться от ключевого для нее мотива гомосексуальности. А это значит – выбросить чудесные сцены из жизни легендарного математика Андрея Колмогорова с его коллегой Павлом Александровым, которых автор считает почти открытой гей-парой, опустить античный гомоэротизм летних лагерей, где юные красивые ученики под руководством ментора решают задачки и купаются обнаженными. Вообще, несмотря на отсутствие прямой речи главного героя, Гессен мастерски выписывает второстепенных, но колоритных персонажей, его окружавших – великих математиков Колмогорова, Александрова, Бураго – и их отношения с «гением тысячелетия».
Встретившись с Перельманом, можно было бы побояться поставить ему диагноз.
Гессен предполагает у математика синдром Аспергера, признаки которого находит и у себя. Это особый вид аутизма, при котором человек не способен представить чувства и знания другого. Заболеванием страдают люди либо просто умные, либо очень умные. Среди математиков, пишет Гессен, люди с синдромом Аспергера встречаются в 3–7 раз чаще, чем среди гуманитариев. Им объясняется антисоциальное поведение героя (а заодно и автора) повествования. Гессен, которой среди коллег явно не с кем поговорить, как Путину после смерти Ганди, обращается к товарищу по несчастью, сделав его героем своей книги.
Как бы то ни было, подход, который многим показался эгоистичным и кощунственным, работает пугающе убедительно, тем более что отождествлением себя с математиком Гессен не ограничивается. Она вглядывается в манеру Перельмана вытирать руки о брюки при решении задачи, подписываться неполным именем, всегда точно подбирать слова.
Автор с головой погружает читателя в исторический контекст и вооружает многочисленными фактами.
Поэтому, когда «Комсомольская правда» опубликовала якобы первое в мире интервью с Перельманом, те, кто прочел «Совершенную строгость», сразу, еще до комментария самой Гессен, поняли, что это газетная утка. После виртуозно рассказанной в книге истории сложного поступления на мехмат засомневались в якобы сказанной Перельманом фразе о том, что при выборе вуза «он колебался между мехматом и консерваторией». А описанная в «Совершенной строгости» профессиональная трагедия математика – невнимание к его доказательству ученого Ричарда Гамильтона, работу которого над гипотезой Пуанкаре Перельман фактически завершил, – вызвала многочисленные вопросы к той части статьи, где говорится о совместной работе российского ученого с американским. Написав об этих сомнениях в многочисленных блогах и форумах, читатели подтвердили успех книги: они стали разбираться не только в биографии, но в психологии героя Гессен. Похвалить книгу лучше невозможно. 
Олесь Герасименко, «Коммерсантъ»

gazeta.ru