Читальный зал

Сонька золотая ручка

Все ли из нас помнят фразу Жаботинского, то невольное восклицание, что вырвалось у него, впервые увидевшего галицийских евреев? Да, да, именно тот знаменитый Владимир Жаботинский, через несколько лет ставший одним из лучших петербургских публицистов, направляясь из просвещенной Одессы в блестящий Рим, был поражен при виде своих местечковых собратьев. С удивлением и жалостью разглядывая нелепых, грязно одетых, крикливых людей, которые, отталкивая друг друга мешками, пытались влезть на подножку поезда, потрясенный, воскликнул он про себя: «Неужели это мой народ!?».
Оказалось, как ни поразительно это было для молодого образованного человека, что не от всех евреев хорошо пахнет, что не все они учились в гимназии, а подавляющая их часть просто понятия не имеет о том, как следует вести себя в мало-мальски приличном обществе. К несказанному удивлению будущего вождя еврейского народа, этот самый народ не говорил ни на одном европейском языке, включая русский, вернее говорил на всех этих языках одинаково ужасающе. Этот народ, будучи заключенным черты оседлости, был нищ, безграмотен (в европейском понимании) и делал свой гешефт на бульоне из куриных яиц. Безусловно, это не касалось барона Гинзбурга, Исаака Левитана и Хаима Нахмана Бялика. Но большинство народа совершенно не интересовалось Левитаном и Бяликом, впрочем, как и бароном Гинзбургом.
Евреи, запертые в гетто на окраине чудовищной империи, евреи, к которым следует относиться, по выражению родного брата премьер-министра Столыпина, как «к тараканам, отвратительным гадам и паукам» – были тем народом, который так поразил молодого Жаботинского и именно тем народом, из которого вышли и мы с Вами, уважаемый читатель (в том случае, конечно, если вы не являетесь прямым потомком кого-либо из вышеперечисленных знаменитостей).
Надо заметить, кстати, что именно после этой знаменательной встречи с представителями галицийского еврейства, в душе будущего вождя ревизионизма произошло некое движение, которое, по его же собственному признанию, и привело его в дальнейшем в ряды сионистов. Ведь у него был небольшой выбор – либо отказаться от этих дурно воспитанных местечковых провинциалов, либо признать, что другого народа у него нет. Он выбрал последнее. Благодаря нравственному выбору и усилиям этого человека мы, кстати говоря, получили возможность жить в собственном государстве.
Итак, народ не состоит из героев. И когда мы задумываемся о наших корнях, стоит вспомнить великое множество безызвестных и знаменитых, благородных и жуликов, талантливых и бездарных, ленивых и работящих, всех тех, кому имя – еврейский народ. Мы не можем отказаться от Иосифа Флавия, Вейнингера, Маркса. Не можем, потому что они вышли из нас и нам принадлежат. Это только они могут отказаться от нас.
Быть может еще более чем историческая судьба нашего народа, нас поражают судьбы отдельных его представителей. И дело тут вовсе не в деяниях каждого из них (увы, не все, как мы знаем, на деяния способны). Великое переплетение странных, поразительных судеб создают общую судьбу. Стоит внимательно вглядеться в эти необычные судьбы. Может, в какой-то из них мы найдем и свои черты.
Итак, большинство читателей, безусловно, слышали о той женщиной, о странной и необычной жизни которой пойдет далее речь. Ее имя не меньше целого века было на устах жителей многих стран. Впрочем, имя это было вымышлено - мало, кто знал, как звали эту женщину на самом деле. Об этой даме писали Чехов и Дорошевич, статьи о ней печатали газеты Петербурга и Москвы, Парижа и Берлина, Варшавы и Вены, Лейпцига и Будапешта. Она блистала во многих салонах европейских столиц, регулярно выезжала на отдых в Мариенбад, где ее неизменно принимали за баронессу, графиню или маркизу. Быть может, родись она в благословенной Франции, а не в забытой Б-гом России, она могла бы, пожалуй, стать «маркизой ангелов». Хотя она почти стала таковой и на обширных просторах своей неисторической родины. Имя этой женщины – Шейндла-Сура Лейбова Соломоник. В официальной России ее знали под именем Софьи Блювштейн. Один из самых известных русских журналистов Влас Дорошевич называл эту легендарную женщину «всероссийски и европейски знаменитой».
О ней действительно слагались легенды. Никогда нигде не учась, она свободно владела несколькими европейскими языками. Она вела себя так, как может вести себя только дама высшего света и никому не приходило в голову усомниться в ее природном аристократизме. При этом стоит заметить, что родилась она в Варшавском уезде Российской империи, «в семье мелкого ростовщика», как писали ее русские биографы. Если верить этим биографам, она «провела свое детство среди ростовщиков, скупщиков краденого, воров и контрабандистов». Несмотря на столь неблагополучную юность, современники были восхищены ее талантами, красотой и гением. Ее называли «демонической красавицей, глаза которой очаровывают и гипнотизируют». Один из титулов, которым ее наградили восхищенные поклонники, звучал почти мистически – «дьявол в юбке».
Она прожила всего сорок пять лет, но мало кому выпала столь удивительная судьба, наполненная страстями и разочарованиями, приключениями и авантюрами, преступлениями и наказанием. Как писал биограф «красота, талант и хитроумие сделали эту молодую провинциалку гением аферы».
Прибавьте ко всему этому положение евреев в черте оседлости Российской империи конца девятнадцатого века, и вы поймете, что эта женщина сделала невозможное – на свой лад (правда чрезвычайно специфический) она полностью перекроила свою судьбу. Перекроила ее так, как может перекроить только гениальный портной, перешив старый, с чужого плеча, заплатанный лапсердак в дорогое вечернее платье. Но стоит ли, спросим, расставаться с поношенным, но родным лапсердаком? Это вопрос морали. Героиня же этого рассказа, к великому нашему сожалению, с подобным понятием была, увы, незнакома.
Итак, если вы все еще продолжаете недоумевать, о ком же именно идет речь в нашем повествовании, я могу назвать еще одно имя этой женщины, которое уже без всякого сомнения хорошо вам знакомо. Имя это или, вернее, прозвище, наверняка приходилось слышать вам от ваших родителей или от ваших бабушек и дедушек. Если же нет, то возможно, вам пришлось лицезреть по российскому ТV многосерийную мыльную оперу названную ее именем.
Итак, эту женщину, обладавшую, безусловно, артистическим гением, способную с одинаковой легкостью перевоплощаться в придворную даму, монахиню или горничную звали… Сонька Золотая Ручка. Да, да, та самая Сонька Золотая Ручка, легендарная авантюристка и неуловимая воровка, за которой по крайней мере в течении двадцати лет охотилась полиция большинства европейских держав, не говоря уже о полиции государства российского.
На счету этой худенькой, невысокой женщины было такое количество грандиозных афер и уникальных краж, что даже полицейские чины, многие из которых были совершенно покорены ее обаянием, затруднялись перечислить большинство из них. До нас дошли лишь отголоски воспоминаний о ее бесшабашной и трагической жизни, о ее бесчисленных авантюрах и преступлениях, о ее безумной энергии и удивительной жажде жизни.
Итак, чем же именно прославилась эта уникальная женщина? Вот далеко не полный перечень ее криминальных, как выражаются теперь, подвигов. Как сообщают биографы, у нее не было узкой воровской специализации. Она была человеком широких взглядов и чужие деньги, драгоценности или ценные бумаги считала необходимым под любым предлогом сделать своими. Одно время она занималась кражами в поездах. Вообще начало ее карьеры было достаточно скромным, она входила в профессию как «воровка на доверии» на железной дороге.
Она промышляла по мелочи и однажды, в вагоне третьего класса, где-то по дороге на Клин, обратила внимание на молодого красивого юнкера. За какой-то час она смогла так увлечь собой юного офицера, что тот, посланный ею на остановке за лимонадом и увидевший своими глазами, как она выносит из поезда его собственный чемодан, никак не мог поверить, что это чудная девушка захотела воспользоваться ее имуществом. Более того, даже вмешавшаяся полиция, безоговорочно поверила разрыдавшейся юной особе в том, что она перепутала чемоданы, и по ошибке взяла саквояж попутчика. Никого из участвующих в этой сцене не насторожило то обстоятельство, что собственного чемодана у девицы вообще не было.
История это получила неожиданное продолжение. Через много лет Сонька Золотая Ручка, уже прославившаяся на всю Европу как знаменитая аферистка, посетила Малый театр (ее всегда отличала тяга к искусству) и там, в ведущем актере этого прославленного театра она узнала бывшего юнкера. И действительно, память на лица не подвела ее: Михаил Горожанский, в свое время, расставшись с карьерой военной, сделал головокружительную карьеру на российских подмостках. Шейндла-Сура не смогла удержаться, со свойственной ей артистичностью и юмором она решила напомнить об эпизоде юности: купив огромный букет роз, она вложила туда пахнущую духами записку. Текст записки гласил: «Великому актеру от его первой учительницы!».
Она уже готова была послать букет за кулисы, но ощущение, что чего-то не хватает в этом подарке, не покидало ее. Тогда она, не долго думая, воспользовалась содержимым кармана пожилого господина в генеральской форме, сидящего по соседству. Бывший юнкер, а ныне премьер Малого театра, долго недоумевал, получив странный презент: он не мог понять, кто бы это мог выступить в роли его первой учительницы, а главное, почему в дар от нее он получил столь странный сувенир – дорогие часы с золотой цепью, на крышке которых было выгравировано: «Генерал-аншефу N за особые заслуги перед отечеством в день семидесятилетия».
Надо заметить, что именно Софьи Блювштейн (как значилась она в официальных документах, нося фамилию своего третьего мужа) принадлежит изобретение нового метода гостиничных краж. Софья дала ему имя – «гутен морген». Суть новоиспеченного метода была чрезвычайно проста и столь же эффектна.
Шейндла-Сура, роскошно одетая, сверкая драгоценностями, с одним из многочисленных своих паспортов, появлялась в дорогой гостинице какой-нибудь из столиц Европы. Позаимствованным у горничной ключом она обычно открывала дверь номера богатого и одинокого джентльмена. Происходило все это ранним утром, когда сон, как известно, наиболее крепок. Сверкая бриллиантами, Сонька собирала всю наличность спящего джентльмена. Если же тот вдруг неожиданно просыпался (что иногда бывало), роскошная дама начинала немедленно раздеваться. Недоумению хозяина номера не было предела. Но элегантная дама, уже раздевшись до половины, вдруг замечала присутствие в номере мужчины, вскрикивала, смущалась и только тогда понимала, что ошиблась номером. Не было еще ни одного случая, чтобы этот маленький спектакль не удался бы блестящей Софьи Блювштейн. Все заканчивалось обычно взаимными извинениями, смущением и раскланиванием.
Вообще, Софье как истинной авантюристке никогда не была присуща мелочность, наоборот, ее характеру и натуре были свойственны широкие жесты. Попав однажды в провинциальную гостиницу и войдя своим обычным манером в чужой номер, она увидела спящего за столом молодого человека. На столе лежал револьвер и последнее письмо матери, в котором он признавался, что совершил растрату и не может пережить бесчестья.
Что сделали бы вы, читатель, оказавшись на месте Шейндлы-Суры? Разбудили бы юношу и провели бы с ним психологическую беседу? Сообщили бы в полицию? Разыскали бы его мать? Сонька не была знакома с психологией, не любила полиции, и у нее не было времени для розыска чужих родственников. Потому она сделала то, что сделал бы далеко не каждый из нас. Она вынула из сумочки все имеющиеся у нее деньги, а именно 500 рублей, сумма по тем временам нешуточная и просто положила их на стол. Вышла она также бесшумно, как и вошла.
Сонька Золотая Ручка была действительно широкой натурой. Однажды ей привелось увести у одной дамы прямо из сумочки пять тысяч рублей. На следующий день в местной газете было напечатана заметка о том, как обворовали несчастную вдову с двумя дочерьми, украв у нее единовременное пособие выданное ей в связи со смертью мужа. Что делает Софья Блювштейн? Немедленно она запечатывает в конверт пять тысяч вместе с письмом к несчастной вдове. «Милостивая государыня! – гласит письмо, – Я прочла в газетах о постигшем Вас горе, которого я была причиной по своей необузданной страсти к деньгам. Шлю Вам Ваши 5000 рублей и советую впредь поглубже деньги прятать. Еще раз прошу у Вас прощения, шлю поклон Вашим бедным сироткам».
Ради сохранения истины, стоит заметить, что не всегда Сонькины аферы кончались подобной благотворительностью. Хотя на ее счету было немало похожих душещипательных историй, некоторые авантюры заканчивались для клиентов гораздо более печальным исходом. Например, для господина Динкевича, бывшего директора Саратовской гимназии, который, выйдя на пенсию, решил на все свои сбережения приобрести дом в Москве, история знакомства с Сонькой Золотой Ручкой закончилась трагически.
Этот господин, случайно зайдя в одну из Петербургских кондитерских, был совершенно покорен обворожительной дамой, представившейся ему графиней Софьей Ивановной Тимрот, внучкой кавказского героя, генерала Бебутова и женой гофмейстера двора, назначенным Его Величеством послом в Париж. Графиня, узнав о желании г-на Динкевича приобрести скромный особняк в Москве, заметила, что их семья, в связи с новым назначением мужа, как раз ищет покупателя для своего родового особняка. Господин Динкевич чрезвычайно впечатлился: купить дом у знаменитых московских Тимротов, да еще и один из Бебутовских особняков! А какова сама графиня – да одна ее шляпка стоила годового заработка гимназического учителя! Неподдельная радость охватила бывшего директора. Он и представить себе не мог такой удачной сделки. Немедленно был оговорен день и час встречи. Радостный г-н Динкевич раскланялся с графиней и поспешил обрадовать свою многочисленную семью.
Хотелось бы заметить, что вся информация, которая обрушилась на провинциального директора гимназии была абсолютно правдивой. Софья Ивановна Тимрот была действительно внучкой кавказского героя, генерала Бебутова, а ее муж действительно носил громкий титул гофмейстера двора и был недавно назначен Его Величеством послом в Париж. Даже шляпка, которую заметил бедный Динкевич, на самом деле стоила годового заработка гимназического учителя. Беда заключалось в том, что Сонька Золотая Ручка не имела никакого отношения ни к Бебутовским особнякам, ни к Софье Ивановне Тимрот, за которую так удачно выдала себя наивному провинциалу. Информация, почерпнутая ею из газетных разделов светской хроники сделала свое дело.
Но, положа руку на сердце, ответьте, дорогой читатель, многие ли, даже склонные к авантюрам люди, решились бы на следующий шаг? Легко обвести вокруг пальца наивного провинциала, но для того, чтобы выстроить истинную аферу нужен несомненный талант и недюжинное воображение.
Через несколько дней, сверкающая лакированной кожей и пышными гербами двуколка, управляемая одетым во все белое кучером, подкатила к гостинице на Арбате, в которой остановилось семейство Динкевичей. Графиня Тимрот повезла вышеупомянутое семейство в свое наследное гнездо. Вот как описывает биограф события, произошедшие далее. «Динкевичи, как бы не смея войти, столпились у ворот чугунного литья, за которыми высился особняк на каменном цоколе. Войдя внутрь, они, затаив дыхание, осматривали бронзовые светильники, павловские кресла, бесценную библиотеку, венецианские окна. Дом продавался с обстановкой, садом, хозяйственными постройками, прудом – и всего за 125 тысяч, включая зеркальных карпов. Дочь Динкевича была на грани обморока. Сам Михаил Осипович готов был целовать ручки не то что у графини, но и у монументального дворецкого в пудренном парике, словно специально призванного довершить моральный разгром провинциалов. Служанка с поклоном вручила графине телеграмму на серебренном подносе, и та, близоруко сощурившись, попросила Динкевича прочесть ее вслух: «Ближайшие дни представление королю вручение верительных грамот тчк согласно протоколу вместе супругой тчк срочно продай дом выезжай тчк ожидаю нетерпением среду Григорий». Графиня и Динкевичи немедленно отправились в нотариальную контору. Нотариус вскочил им навстречу: «Графиня! – вскричал он. – Какая честь! Такая звезда в моем жалком заведении!» Через пять минут молодой помощник нотариуса изящным почерком оформил купчую. Господин директор в отставке вручил графине Тимрот, урожденной Бебутовой, все до копеечки накопления своей добропорядочной жизни. 125 тысяч рублей… А через две недели к ошалевшим от счастья Динкевичам в их новый дом пожаловали двое загорелых господ. Это были братья Артемьевы, модные архитекторы, сдавшие свой дом внаем на время путешествия по Италии. Динкевич повесился в дешевых номерах…» Даже если бы Сонька захотела, она теперь уже ничем не смогла бы помочь несчастному господину Динкевичу.
Как вы сами заметили надо было обладать недюжинными организаторскими способностями, чтобы за несколько дней до встречи с несчастным покупателем провернуть такую грандиозную операцию. Но в это время Сонька уже стала «маркизой ангелов». Вся ее команда, сыгравшая в этой истории роли кучера, дворецкого, горничной, нотариуса и его помощника была подобрана по принципу Коза Ностры, которая, кстати, в это время еще только зарождалась в далекой Сицилии. Сонькина комарилья состояла исключительно из ее дальних и близких родственников, включая и трех ее бывших мужей – Хуню Гольдштейна, Ицку Розенбада, и Михаэля Блювштейна.
Но Сонька не всегда гастролировала с командой, ее сольные выступления гремели по всей Европе. Однажды ей удалось похитить фантастическую по тем временам сумму – 300 тысяч рублей. Сонька взяла их просто: обворожив в поезде одного сибирского купца, она напоила его вином с опиумом. Она была истинной актрисой на сцене безнадежной российской жизни. У нее был огромный набор разнообразных париков, а ее гримам и шиньонам мог позавидовать гример императорского театра. За свою недолгую жизнь она похитила такое количество драгоценностей, что ей было впору самой открывать ювелирный магазин.
Но коммерция не прельщала ее. С деньгами она расставалась легко, никогда не сожалея о них. Ее, как истинную авантюристку прельщало одно – игра. Она входила к ювелирам, сверкая собственными бриллиантами, и прятала украденные кольца прямо в магазине в стоящий на прилавке горшок с цветами. Ей было не занимать изобретательности: на следующий день она заходила в магазин и спокойно забирала похищенное. Ее судили в Варшаве, Будапеште, Лейпциге, Петербурге, Харькове, Киеве и Вене, но всегда ей удавалось либо добиться на суде оправдания, либо в последний момент ускользнуть, вырваться из цепких полицейских объятий. Она была неуловима. О ней ходили легенды.
Как вы думаете, что сгубило ее? О, да, конечно – любовь. Ничто более было не властно над этой женщиной. И ничто более ее не могло погубить. Вольф Бромберг, двадцатилетний мальчишка, шулер и налетчик, жалкий пижон с подбритыми в ниточку усиками – так звали ее любовь. Этот моральный урод, это незаконное дитя Молдаванки осмелился подставить великую Соньку. Он заложил ее с потрохами, заложил ее за какой-то паршивый алмаз, который она в приливе чувств приняла от него в подарок. Он попался на этом алмазе, сгорел, как босяк, ведь он захотел заработать дважды – взяв бриллиант под залог, он решил подменить его на подделку. Когда его накрыли с поличным, что сделал этот подлец? Он указал на Соньку. Решение суда не заставило себя ждать: «Варшавскую мещанку Шейндлу-Суру Лейбову Розенбад, она же Рубинштейн, она же Школьник, Бреннер и Блювштейн, урожденную Соломоник, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в отдаленнейшие места Сибири».
И это было началом конца. Шейндла-Сура не могла пережить неволи. Она боролась, боролась яростно, со всей страстью и энергией, на которую была способна. Она боролась за собственную свободу. Она совершила побег из места ссылки, но через пять месяцев была схвачена. За побег из Сибири ее приговорили к трем годам каторжных работ и 40 ударам плетьми. Но на каторге она влюбит в себя тюремного надзирателя, тот передаст ей гражданское платье и она вновь совершит побег. Через четыре месяца ее снова найдут и теперь отправят в самое далекое и гиблое место России – в каторгу на Сахалин. Но она совершит побег с Сахалина, переодевшись в солдатское платье. Ее снова схватят. Она избежит страшного телесного наказания, убедив сахалинских врачей в своей беременности. И, через несколько месяцев, совершит новый побег. Тогда ее, поймав, передадут в руки страшного сахалинского палача Комлева.
Как напишет биограф – «раздетой донага, окруженной сотнями арестантов, под их восторженное улюлюканье палач наносил и наносил ей страшные удары окровавленной плетью. Ни одного звука не проронила Сонька. Она доползла до своей камеры и свалилась на нары». Почти три года она была закована в кандалы. Все эти годы она провела в одиночке. Ее посещали писатели, иностранцы, журналисты. Ее фотография обошла всю Европу. Она называлась - «Заковка в кандалы знаменитой Соньки Золотой Ручки». Больная, ожесточенная, полуразбитая женщина, отсидев свой сахалинский срок, будет выпущена на поселение. Ей даже разрешат открыть на Сахалине кафе-шантан. И она откроет его, она блиставшая красотой во всех модных салонах Европы будет теперь варить квас, торговать из-под полы водкой и устраивать танцы под гармошку. Она не выдержит этой жизни. Она вновь бежит. Больная, измученная она уйдет с Сахалина, но, не пройдя и двух верст, рухнет в снег. Силы оставят ее. Через два дня она умрет. Конвойные оттащат ее тело. Это будет ее последний побег.
Что можно добавить еще… Обе ее дочери, которым она обеспечила блестящее и дорогостоящее образование в Париже, откажутся от нее.
История, как мы знаем, не имеет сослагательного наклонения. Что могло бы случиться с этой удивительной женщиной, повернись ее судьба по-иному? Нам это неизвестно. Судьба этой женщины сложилась так, как мы рассказали о ней. Она создала ее собственными руками.
Из книги очерков Власа Дорошевича «Каторга»:
«Я ждал встречи с этим Мефистофелем, «Рокамболем в юбке».
С могучей преступной натурой, которой не сломила ни каторга, ни одиночная тюрьма, ни кандалы, ни свист пуль, ни свист розги. С женщиной, которая, сидя в одиночном заключении, измышляла и создавала планы, от которых пахло кровью. И… я невольно отступил, когда навстречу мне вышла маленькая старушка с нарумяненным, сморщенным как печеное яблоко лицом, в ажурных чулках, в стареньком капоте, с претензиями на кокетство, с завитыми крашеными волосами…
Слезы хлынули градом у «Золотой ручки».
— У меня ведь остались две дочери. Я даже не знаю, живы ли они, или нет. Я никаких известий не имею от них. Стыдятся, может быть, такой матери, забыли, а может быть, померли…
Мне немного осталось жить, хоть умереть-то, зная, что с моими детьми, живы ли они… Господи, мучиться здесь, в каторге, не зная… Может быть, померли… И никогда не узнаю, не у кого спросить, некому сказать…
«Рокамболя в юбке» больше не было.
Передо мной рыдала старушка-мать о своих несчастных детях.
Слезы, смешиваясь с румянами, грязными ручьями текли по ее сморщенным щекам».
Гедали Лифшиц P.S. В Москве, на Ваганьковском кладбище стоит удивительный, привезенный из Италии памятник – женская фигура из шикарного белого мрамора под огромными черными пальмами. На могиле всегда живые цветы и россыпи монет, а пьедестал памятника покрыт надписями вроде: «Соня, научи жить», «Солнцевская братва тебя не забудет» или «Мать, дай счастья жигану». Лежит под могильной плитой (заказанной на деньги одесских, неаполитанских, лондонских, питерских и прочих мошенников) незабвенная по сию пору Сонька Золотая Ручка. Или не лежит...

nashe.orbita.co.il