Читальный зал

Анатолий Рыбаков

Отцы и дети перестройки

Исполнилось 100 лет со дня рождения писателя Анатолия Рыбакова, ставшего одной из знаковых фигур перестройки. Его самый знаменитый роман «Дети Арбата» шел к читателям более двадцати лет – написанный еще в 60-е, он был опубликован лишь в 1987 году. О том, какую роль в судьбе «Детей Арбата» сыграл Михаил Горбачев и как получилось, что роман опубликовали без санкции Политбюро, The New Times рассказал один из участников этой истории – Анатолий Черняев, в то время помощник Генерального секретаря ЦК КПСС
Рукопись «Детей Арбата» я получил в 1986 году от своей приятельницы Эллы Петровны Левиной, которая работала заведующей литчастью в Театре на Таганке со времен Юрия Любимова. Мы с ней были дружны, а она, в свою очередь, была давно и хорошо знакома с Анатолием Рыбаковым, который и дал рукопись. «Рыбаков написал книгу, большую и важную, – сказала она, – и хочет, чтобы ты ее прочитал». Я взял рукопись (которая, кстати, до сих пор хранится в музее Фонда Горбачева) и прочитал ее буквально в один присест. Она произвела на меня очень сильное впечатление. Я понял, что тут дело не только в литературе, здесь разные могут быть мнения, хотя Рыбаков в то время, в 1986 году, был уже известным писателем. Но я исходил из того, что появление такой книги – это большое общественное событие, это своего рода прощание с тем временем и оценка того, что мы пережили при Сталине в тридцатые годы. И хотя непосредственно моей семьи, например, репрессии не коснулись, но я все хорошо помнил: я был тогда школьником, видел, как забирали родителей моих одноклассников, знал, что происходило с друзьями родителей.
Важный текст
Естественно, я решил воспользоваться своим положением. Первое, что я сделал, это обратился к Александру Николаевичу Яковлеву, который был в то время секретарем ЦК и ведал идеологической работой. Сказал, что ко мне попало такое произведение, которое, мне кажется, пропустить нельзя, его нужно издавать. Насколько мне было известно от автора, у него уже возникли трудности с публикацией романа, что понятно: он круто антисталинский и в нем вообще все пронизано критическим взглядом на советский строй в принципе. Но это отчет о поколении. Важный текст. «Короче, Саша, вот тебе рукопись, – сказал я, – и давай решать, что делать».
Яковлев держал у себя рукопись долго, около месяца, а когда я его в очередной раз поторопил, то сказал: «Да, ты знаешь, это все интересно». Но меня удивило одно его замечание – что в книге «много секса». Я опешил: «Не так уж и много. И потом – что в этом особенного? Ты сам знаешь ситуацию в 20–30-е годы, когда рушилась семья и строилась другая форма взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Ты же старше меня и, наверное, читал «Дневник Кости Рябцева», там все гораздо откровеннее и ядренее, чем у Рыбакова» (Книга Н. Огнева «Дневник Кости Рябцева» вышла в 1927 году. В ней рассказывается о сексуальных переживаниях взрослеющего трудного подростка). Я тем не менее стал настаивать, чтобы Яковлев рассказал о книге Горбачеву. И сам сказал о ней, сказал свое мнение и что, по-моему, ее надо издавать. «Ну ладно-ладно, – сказал Горбачев, – ты же ее Яковлеву дал, пусть он мне и доложит».
Прошло еще некоторое время, и потом вопрос о «Детях Арбата», выпускать или не выпускать, возник уже на Политбюро. Я помню, что очень против был Егор Лигачев (В те годы – секретарь ЦК КПСС, член высшего органа страны – Политбюро ЦК, негласный лидер советских «ястребов»). Он сказал, что в книге приписываются некоторые высказывания Сталину, Кирову, а откуда, мол, автор знает, что они на самом деле говорили. Я на заседаниях Политбюро высказываться не имел права – я же был только помощником Генсека, а не членом Политбюро ЦК КПСС, так что у меня не было права голоса на заседаниях. Но потом, в кулуарах, я сказал Горбачеву: «Михаил Сергеевич, а разве Лев Николаевич Толстой знал доподлинно, что говорил Кутузов или Наполеон? Это же художественное произведение, и для художественного произведения это очень естественный прием, так что это возражение Лигачева совершенно не выдерживает никакой критики».
Второе возражение против публикации «Детей Арбата», высказанное на том заседании, заключалось в том, что, мол, автор исходит из того, что Сталин дал приказ убить Кирова, а это не доказано, и как мы можем такое выпускать. У меня, опять же, был такой контраргумент: «Доказано не доказано, но версия же такая существует, и до сих пор наверху не решили, убил Сталин Кирова или нет. Во всяком случае это был предлог, который Сталин использовал для страшных вещей в нашей истории. Так что такая версия вполне может быть озвучена в художественном произведении».

Тест для власти
На заседании Политбюро тогда не приняли никакого решения – ни о запрещении, ни о разрешении публикации. Но журнал «Дружба народов» начал печатать роман, и никто не стал возражать или препятствовать этому.
Я потом виделся с Рыбаковым, он нервничал из-за того, что публикация начата без санкции сверху, но ведь он сам, по сути, организовал серьезное общественное давление в отношении этой рукописи. Он же не только мне дал ее почитать – он раздал копии всем видным деятелям культуры, авторитетным людям, и они начали писать письма, обращаться наверх с требованием издания книги. Так что когда в журнале принимали решение о том, чтобы печатать роман, они знали, что уже есть огромная общественная поддержка и что есть поддержка Генерального секретаря ЦК Горбачева. В то время на Политбюро касательно литературы вопрос поднимался только дважды: о «Детях Арбата» и о возвращении Солженицыну гражданства и публикации его произведений. Горбачев ведь не Сталин, который на Политбюро обсуждал лауреатов своей премии, Михаил Сергеевич в художественные дела не лез, оставался в рамках политики и экономики. Но в этих двух случаях речь шла не столько о литературе, сколько о политике, о том, насколько общество открыто, насколько власть изменила свое отношение к сталинизму.
И «Дети Арбата», и книги Солженицына – это были огромные шаги к освобождению общества, поэтому Горбачеву было важно, чтобы они дошли до людей.
Подготовила Екатерина Антонова

newtimes.ru