Комментарии и анализ

Фото Chris Barbalis / Unsplash

О катастрофах и страхах. Размышления о прошлом на фоне настоящего

Сижу вот, вспоминаю, какие на глазах моего поколения, а стало быть, и на моих глазах, случились катастрофы мирового, так сказать, масштаба.

Мировых войн не было. Голода, в общем, тоже. Не считать же голодом повальный продуктовый дефицит поздних советских и первых послесоветских лет. Нет, это был все же не голод.

И о войне, и о голоде я слышал в детстве много. От взрослых, переживших и то, и другое. И это все помимо тотального страха, навсегда впитавшегося во все поры. Об этом рассказывали реже. 

У нас и страха, в общем-то, не было. А тот, что все же и был, был завещан старшими. «Не болтай лишнего. Сиди и помалкивай. Ты не знаешь, что мы пережили. Не подводи папу – у него такая должность». Ну, и так далее.

Но ничего, сопоставимого с эпическим опытом предыдущих поколений, не было, слава богу.  

Но кой-чего другое все же было. Нельзя сказать, чтобы совсем уж было скучно. Но и то, что было, было не рядом с тобой, не в твоем доме и не на соседней улице. 

Но оно было. 
И доходило оно до нас из радиоточки на кухне, из разговоров взрослых, а позже из газет и «вражеских» радиоголосов.

Когда была война в Корее, едва не ставшая мировой, я был совсем маленьким.  

Был я маленьким и тогда, когда советские танки подавили Венгерское восстание 56-го года. 

Когда случился Карибский кризис, я был чуть постарше, но не настолько, чтобы вполне серьезно отнестись к этим мало понятным мне событиям.

Думаю, что первым историческим событием, воспринятым мною не только как международно значимое, но и – что для меня было куда важнее – событие личное, повлиявшее на мою последующую социальную и интеллектуальную жизнь, был разгром Пражской весны, незабываемый август 1968 года. 

Это была, пожалуй, первая серьезная катастрофа на моей памяти.

Дальше было много всего. И Афганистан. И высылка академика Сахарова в Горький. Чернобыль. Страшное землетрясение в Армении. Переворот ГКЧП, тоже воспринятый как катастрофа. К счастью, эта катастрофа, точнее, ее ощущение продлилось всего-то дня полтора.  

А следствием этой недокатастрофы стало то, что стало не просто катастрофой, но «величайшей геополитической катастрофой ХХ века» для нынешнего президента России, чья и без того сомнительная легитимность в эти дни, в дни поистине катастрофического «обнуления», утратилась окончательно. 

Отдельно в этом ряду стоят крупные теракты, вокруг которых тоже неизбежно взвихриваются волны мирового информационного океана. Взрывы в метро. Взрывы домов. Политические убийства…  

Некоторые из таких катастроф потрясают не только общества тех государств, где они случаются, но и буквально весь мир. Так было, например, с гибелью нью-йоркских башен-близнецов. 

А вот эпидемии?  

В моем детстве казалось, что эпоха эпидемий ушла в далекое прошлое. 

«Испанка» во время первой мировой. Сыпной тиф «на той единственной Гражданской». 

Что там еще? «Декамерон», «Болдинская осень», «Пир во время чумы». 

Это все давно, давно, давно. 

Впрочем, не совсем так. 

Не эпидемия, слава богу, но, так сказать, высокая степень ее вероятности стала предметом всеобщих разговоров, слухов и взаимных мрачных «пугалок» зимой 60-го года.

В те дни Москва говорила исключительно о черной оспе. 

Эту оспу, если верить молве, привезли в Москву некий московский художник (забыл фамилию, да и неважно это) и его жена, до этого год или больше прожившие в Индии. 

Когда они вернулись в Москву, художник сразу же слег с непонятной поначалу болезнью, оказавшейся по всем признакам этой самой черной оспой. Его поместили в инфекционную больницу на Соколиной горе, где он и умер, причем довольно быстро.

Говорили и еще о нескольких случаях. Как это и бывает в подобных обстоятельствах, люди поглядывали друг на друга с некоторой опаской.

Настоящая же паника началась из-за того, что его чудесная супруга, не будь дурой, в тот же день распихала по разным комиссионкам, чтобы «не все яйца в одну корзину», страшное количество привезенного из-за границы шмотья, смекнув, что сейчас придут, все заберут и сожгут к чертям собачьим в печке.  

Действительно через день-два пришли. Но… 

Слух ли это был, было ли это на самом деле, в данном случае не так уж и важно. Важно, что началась самая настоящая паника. По крайней мере разговоры на коммунальных кухнях, рынках и очередях были только об этом.  

Но нет худа без добра. В течение буквально нескольких дней все москвичи и гости столицы, независимо от возраста, пола и социального положения, были оперативно привиты от оспы. Просто толпы медицинских сестер ходили по квартирам и всем подряд делали прививки. 

На память об этих давних событиях у меня, как и у многих свидетелей и участников этих событий, на левом плече сохранился маленький аккуратный шрам. 

А еще я помню холеру в Одессе в самом начале 70-х. Об этом почему-то очень много шутили. Почему шутили? Трудно сказать. Наверное, потому что Одесса. Это же всегда смешно, не правда ли. 

Чуть меньше шутили те, кто из-за карантина долго не мог выбраться из города, а еще меньше – те, кто чуть ли не неделями сидели в душных поездах, вставших посреди дороги, потому что их не пропускали в Москву. Но и они, кажется, тоже шутили. По крайней мере – после. Помню, сколько забавных историй рассказывалось тогда про этот самый карантин. Жаль только, что ни одной я не запомнил. А то бы, конечно, с радостью пересказал.

Шутим мы и сейчас, несмотря на жутковато звучащее, совсем не привычное в наш прогрессивный век, по крайней мере в буквальном своем значении, слово «пандемия».

Шутим-то мы понятно почему. 

Не от эмоциональной тупости. Не от недостатка воображения. Не от пониженной способности к эмпатии.  

Шутим потому, что такова защитная реакция нашей психики. И правильно, я считаю, мы делаем, что шутим.

Но нельзя не сказать и о том, что любая беда, любая катастрофа – политическая ли, вирусная ли, техногенная ли – это не только несчастье, коллективное или персональное. Это еще и всегда какой-то важный урок.  

И если катастроф и несчастий при всех предосторожностях и предупредительных мерах вовсе избежать все равно не удается, то можно все же пожелать, чтобы жертв было как можно меньше, а уроки чтобы были как можно более поучительными и хорошо усвоенными. 

Вот и теперь, когда эта зловредная невидаль стала проблемой, прямо скажем, мировой, не станет ли она еще одним, и к тому же вполне  внушительным толчком к пониманию очевидного, в общем-то, факта. Того непреложного, но плохо понимаемого факта, что все мы живем в одном мире и что никаких границ, в общем-то, не существует.

Ну, понадеяться же хотя бы можно?

Лев Рубинштейн

snob.ru