Комментарии и анализ

Памятник жертвам Голодомора в Киеве. Фото picture-alliance

Как опыт Израиля может помочь потомкам жертв Голодомора в Украине

Опыт Израиля и Германии по оказанию психосоциальной помощи жертвам Холокоста пригодится и украинцам, чьи предки пережили Голодомор, а также жертвам войны в Донбассе. Об этом шла речь на международном форуме «Размышления о прошлом для формирования будущего. Работа с травмой после коллективного насилия». Он прошел в Киеве в середине июня при поддержке немецкого фонда «Память. Ответственность. Будущее».

Замалчиваемая и неизученная общественная травма передается из поколения в поколение и влияет на потомков жертв геноцида – свидетельствуют научные исследования, в частности, ученых из Хайфского университета. Согласно этим данным, у второго и даже третьего поколения потомков жертв Холокоста наблюдается повышенный риск развития психологического дистресса. То же, по данным украинских ученых, которые провели схожие исследования, относится и к потомкам жертв Голодомора.

Подробнее об этом DW расспросила Мири Лернер, психотерапевта общественной организации АМСНА, которая более 30 лет оказывает психологическую помощь выжившим после Холокоста и их потомкам в Израиле и Германии.

DW: Как долго может передаваться общественная травма? Скольким поколениям?

Мири Лернер: У меня есть случаи людей, родившихся в 1920-е годы и перенесших травму Холокоста. Они выжили и передали эту травму своим детям. Можно даже не говорить о пережитом насилии, но актуализировать его в своих действиях. Это видно даже на примере моей семьи - мой дед, который погиб здесь, на территории Украины, и его дочь, моя мать.

Как только она узнала, что я еду в Киев, сразу же спросила о номере моего рейса, чтобы следить за самолетом в интернете, а также хотела знать, застраховала ли я эту поездку. Ее не интересовала тематика моей поездки, а только моя физическая безопасность. Такие акты и модели поведения передаются от родителей к детям и дальше, к их детям. Так это передается из поколения в поколение.

— В чем проявляются последствия пережитой травмы?

— Повышенная тревожность, подозрительность, чрезмерный контроль жизни детей ... Иногда бывает обратный эффект. Например, человек может сказать, что вообще ничего не было, все уже в прошлом, и то, что произошло с нами, уже стало неважным. Главное, что теперь все хорошо у вас. Будьте счастливы, и пусть все у вас будет хорошо.

Такое отрицание также является неправильной реакцией, потому что оно не является правдой. Это – не реальность. Реальность комплексна, она состоит из многих положительных и отрицательных компонентов. Она не может быть исключительно положительной.

— Как можно бороться с травмой, если она присуща всему обществу? Существуют какие-то «терапевтические» телевизионные форматы или формы массовой терапии? Или же с такими травмами можно работать только индивидуально?

— Да, кое-что можно сделать и на общественном уровне. Очень важно травму признать, не замалчивать ее. Иначе в переживании такой травмы человек всегда остается одиноким, даже если пережил эту травму вместе с другими. Поэтому главное, чтобы человек не чувствовал себя изгоем, не оставался со своей проблемой наедине. Например, я узнала о Голодоморе только когда приехала сюда. Я родилась и прожила в Советском Союзе 18 лет, и тогда о Голодоморе никогда никто не вспоминал. О Холокосте также никто не вспоминал.

Даже в Израиле это произошло не сразу. При создании государства Израиль многих прибывших людей с лагерными номерами на руках сразу взяли на войну, многие из них погибли, потому что они не умели воевать, были слабы, травмированы. Их вообще не воспринимали как жертв, так как государству были нужны сильные и смелые. Лишь в начале 1960-х годов, после процесса в Израиле над нацистским преступником Адольфом Эйхманом, люди поняли, что обо всем этом надо говорить. Длительное замалчивание привело к определенному коллапсу. Тогда многие попали в больницу с депрессиями и психозами.

— В чем разница между травмами людей, непосредственно переживших Холокост, и их потомками?

— Непосредственные жертвы Холокоста – это люди, которые могут рассказать историю своей жизни и посмотреть на те последствия, которые эта жизненная история вызвала. Осознать, как это все влияет на их судьбу. Те, кто непосредственно не пережил Холокост, склонны к чрезмерному контролю своих близких из-за неосознанного страха за их выживание.

Об этом есть много исследований. Есть книга под названием «Родители, проживающие мою жизнь». То есть такие родители часто не отпускают от себя своих детей и стараются их контролировать даже тогда, когда сами дети этого не хотят. Таким образом речь идет о так называемых «радиоактивных отношениях», когда человек из исключительно благих намерений, сам того не осознавая, причиняет травму своим близким и детям.

— На форуме говорилось о Голодоморе в Украине, который, по мнению экспертов, оказал такое же травматическое воздействие на украинцев. Как вы оцениваете подобные выводы?

— Я все это могу понять. Это все очень логично. Это все очень печально. Но травму замалчивать нельзя. Можно попробовать ее чем-то заместить, или не говорить о ней. Но у травмы все равно есть своя динамика.

— Каково конкретно влияние Холокоста на израильское общество?

— Хочу посоветовать вам пересмотреть французский фильм 2007 года «Семейная тайна». К сожалению, он не получил широкую известность. Но там рассказывается о семье, в которой родители пытаются забыть, что у них была другая семья, которая была уничтожена. И их сын странным, мистическим образом все сильнее чувствует, что у него есть брат.

В конце концов отец признается во всем, что он хотел бы забыть и не вспоминать. То есть ребенок на уровне неосознанного поведения своих родителей почувствовал, что в семье что-то не так. Здесь мы тоже видим, как травма влияет и передается из поколения в поколение на уровне поведения, эмоциональных проявлений и даже снов. Это доказывает, что такие переживания требуют рассказа. Это совершенно необходимо.

— Как работать с такой травмой в обществе, где, как в случае Голодомора, есть и палачи, и жертвы?

— Я думаю, что нет ни одного общества, ни одного народа, где бы все люди были с совершенно чистыми руками. В еврейском обществе это может не так сильно и четко разделено на два лагеря, но там тоже есть разные люди. Были и такие, что за паек могли предать друзей. Об этом почти ничего ранее не было известно, но в последние годы об этом говорят все больше. В экстремальных жизненных ситуациях люди могли переходить с одной стороны на другую.

Это очень больно. Об этом никто не хочет знать. Я думаю, такие вещи требуют большего милосердия, сочувствия и прощения. Большего понимания, что люди никогда ничего не делают просто так, что для такого поведения были свои причины. Возможно, на политическом и общечеловеческом уровне сделать это гораздо сложнее, чем на клиническом...

— Можно ли наработанный вами опыт применять к другим видам психологических травм? Например, для помощи пострадавшим от войны в Донбассе?

— Да! Это абсолютно универсальный опыт! Случаи, которые мы здесь рассматривали, касаются не только еврейского населения Украины. У нас есть кейс работы с беженцами из Узбекистана, которые были вынуждены бежать из-за своих политических действий. Мои коллеги работают с палестинскими беженцами. Мы работаем со всеми, кто пережил агрессию и пытается встать на ноги.

Александр Савицкий, 20.06.2019

dw.com