Комментарии и анализ

Виталий Нахманович. Фото с сайта DJC.com.ua

Украинско-еврейское взаимопонимание нуждается в изменении мировоззрения. Часть вторая

В преддверии дня памяти жертв Бабьего Яра главный редактор сайта HistorIanS Андрей Портнов беседует c ведущим научным сотрудником Музея истории г. Киева, ответственным секретарем Общественного комитета по увековечению памяти жертв Бабьего Яра Виталием Нахмановичем.

Андрей Портнов: Недавно на конференции в Варшаве, посвященной годовщине Волынской резни 1943 года я в очередной раз услышал призыв – на этот раз от бывшего министра иностранных дел Польши Адама Даниэля Ротфельда – о важности присвоения митрополиту Шептицкому звания «Праведника народов мира». Я заметил, что этот тезис господина Ротфельда, который выжил благодаря митрополиту, внимательно записал присутствовавший на конференции посол Израиля (нота бене, посол Украины на это мероприятие не явился). По моему мнению, вопрос о Шептицком также требует открытого и принципиального разговора. Ваше мнение по этому вопросу?

Виталий Нахманович: Если Вы уже упомянули о Волынской трагедии, я не могу просто обойти эту тему, учитывая то, что происходит вокруг нее в последнее время. И для начала хотел бы заметить, что мне лично очень неприятно, когда в связи с этими событиями пытаются поднимать тему Холокоста. Вообще уже длительное время Холокост используют для политических целей, спекулируя как на болезненном отношении евреев, так и на том, что в сегодняшней Европе Холокост постепенно стал стержневым событием истории ХХ века, одним из краеугольных камней современной европейской самоидентификации.
Так как преступления других режимов, в частности советского, были совершены за пределами Европы, европейцы, естественно, уделяют им гораздо меньше внимания. Благодаря этому левое политическое и интеллектуальное сообщество в мире получило возможность использовать Холокост для поддержки нехитрого тезиса о том, что нацизм хуже коммунизма, или для оправдания сталинского режима, мол, все его преступления были вызваны необходимостью готовиться к войне с фашизмом. Этот аргумент советское руководство использовало на протяжении всего времени существования СССР, а теперь он перешел в наследство путинскому режиму. Как следствие, Холокост вместо того, чтобы стать событием-символом, находящимся вне политики и «обвиняющим» все тоталитарные режимы и идеологии, превращается в оружие в руках идейных и политических наследников одного из преступников.
Так же используют Холокост и в более локальных контекстах, в частности, для обвинения украинского национального движения и политических деятелей времен Второй мировой войны. При этом выстраивается простая цепочка: ОУН была антиеврейски настроена, украинские националисты некоторое время были союзниками нацистской Германии, Рейх осуществил Холокост, следовательно, украинское национальное движение также является ответственным за истребление евреев. Очевидно, что здесь проигнорированы многие деталей. Во-первых, союзниками или пособниками нацистов в разное время выступали разные государства, в т.ч. три из четырех, которые впоследствии судили их Нюрнберге. Собственно и Польша в 1938-м охотно приняла участие в разделе Чехословакии, получив Тешинскую Силезию. Во-вторых, негативное отношение к евреям колеблется в диапазоне между «жидами» на заборе и газовыми камерами. Поэтому программные позиции и реальные действия каждой политической силы нужно анализировать конкретно. В-третьих, участие отдельных националистов в нацистских акциях уничтожения евреев как членов местной полиции не может быть поставлено в вину всей ОУН или УПА. Наконец, украинское национальное движение времен войны не сводилось к бандеровцам и их политической и военной деятельности. С другой стороны, так же очевидно, что проблемой для взвешенного решения и оценки указанных вопросов является и позиция наших современных патриотов, упорно отрицающих любую «украинскую» причастность к преступлениям военного времени.
Так же искусственно тему Холокоста пытаются связать с Волынской трагедией с целью определить эти события как геноцид. Однако следует отметить, что сколь бы преступной ни была Волынская резня, она радикально отличается от Холокоста по целому ряду признаков. Бандеровцы рассматривали поляков не как извечного врага мировой цивилизации и украинской идеи (именно так относились нацисты к евреям), а лишь как одну из общин (так же как и русских, венгров, евреев), нелояльных к будущему Украинскому государству. Следовательно, целью тех, кто устроил резню, было не тотальное уничтожение поляков, а принуждение их к выселению с украинских земель. Далее, какая бы организация ни была ответственной за нее (а мы до сих пор точно не можем этого определить), она не имела полноты власти на западноукраинских землях и действовала на партизанской основе, равно как и противостоявшие ей польские вооруженные отряды. Речь не идет уже о масштабах резни. По самым худшим подсчетам на Волыни было убито до 60 тыс. поляков (реально, наверное, где-то вдвое меньше). Напомню, что только во время английских бомбардировок Дрездена погибло 25–30 тыс., притом что в феврале 1945 г. военной необходимости в такой операции уже не было. Я уже не говорю о как минимум 150 тыс. жертв атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Я намеренно привожу примеры военных акций, жертвами которых было мирное население и которые были проведены именно демократическими государствами во время Второй мировой войны. Очевидно, что ни одна из них по масштабам даже не приближается к Холокосту или другим геноцидам ХХ в., жертвами которых стали миллионы людей.
Возвращаясь собственно к Шептицкому, легко увидеть, что он стал заложником такой же ситуации. Нежелание присвоить ему звание Праведника народов мира связано не с сомнениями в его действиях по спасению евреев, а с оценкой определенных его политических шагов в начале немецко-советской войны. Интересно, а если бы в 1939-м он так же приветствовал Сталина и Красную армию, это тоже помешало бы ему стать Праведником? И вообще, надо понять, зачем присваивается это звание? Это что, государственная награда, которой должен гордиться тот, кто ее получил? Или это знак признательности от спасшихся, их родственников, потомков, единоверцев и соплеменников, тем, кто рисковал жизнью своей и собственной семьи часто ради незнакомых людей? Владыка Андрей уже давно свел счеты со Вс-вышним, который лучше нас знает, кто был, а кто не был праведником. Поэтому сегодня речь идет только о нашей способности публично поклониться тем, кто не ждал этого тогда и тем более не ожидает сейчас. А если звание Праведника превращается в политический инструмент, то это только девальвирует его и унижает тех, от чьего имени его якобы присваивают.

Андрей Портнов: Последний вопрос, который мы очень часто задаем на нашем сайте. Какие из прочитанных за последнее время книг произвели на Вас наибольшее впечатление и Вы могли бы порекомендовать их читателям этого диалога?

Виталий Нахманович: Наверное, это воспоминания Семена Глузмана «Рисунки по памяти или воспоминания отсидента». Я не хочу много говорить об этой книге, ее нужно читать. Но это один из текстов, написанных для завтрашнего дня и для завтрашнего читателя.
В последние годы я участвую как член жюри в школьных конкурсах, проводимых Украинским центром изучения истории Холокоста. Когда я читаю работы этих детей, то понимаю, что появляется новое поколение, которое будет смотреть на мир не из вонючего окопа через перекрестие прицела, а с зеленого холма на открытый во все стороны простор. Вот они и оценят книгу Глузмана, и именно по ней будут изучать наше недавнее прошлое.
Это книга написана человеком, который много лет провел в советском лагере, а затем в ссылке. Провел за то, что выполнил свой профессиональный и гражданский долг, просто объявив, что другой человек, генерал Петр Григоренко, которого преследовали за его политические взгляды, является нормальным.
В лагере Семен Глузман сталкивался с разными людьми. Все они были политзаключенными, но на самом деле это было единственным, что их объединяло. Ведь что могло на свободе объединить старых полицаев и молодых поэтов, лесных братьев и неудачных беглецов из «советского рая», одни из которых ссучились, а другие вели «Хронику текущих событий»? И все они, почти без исключения, не могли выйти за пределы собственного круга: еврейского, украинского, литовского…
Сегодня их объединили воспоминания Глузмана, который был одним из них, но старается не оставаться в том времени, в том лагере, а посмотреть на каждого с позиции даже не сегодняшнего, а завтрашнего дня, когда вся их борьба окончательно отойдет в историю. Когда останутся только люди, каждый со своей жизнью и смертью, со своей правдой и ложью, со своей силой и слабостью. Люди, которых судить не нам, потому что мы не лучше их и не знаем, как бы повели себя на их месте. И Глузман не судит ни одного из них, а пытается лишь понять. А что, в конце концов, еще нужно человеку, кроме понимания? Особенно, если он уже оставил этот мир…

historians.in.ua