Вопрос о фиксированном членстве в еврейских структурах поднимался не раз, но всегда как-то под сурдинку. И дело не только в социологии (хотя не мешало бы знать, сколько НА САМОМ ДЕЛЕ у нас «свидомых» евреев) — проблема, прежде всего, в ответственности перед общиной и правах ее членов.
А это уже тема болезненная. Прежде всего, для самозваных (или, если хотите, самопровозглашенных) лидеров еврейских организаций.
«Учетом» евреев в Украине занимаются многие — и хеседы, и общинные центры, и многие синагоги имеют базы данных, которые достаточно оперативно пополняются и вполне эффективно администрируются.
ЕА «Сохнут» и Бюро по связям «Натив» под видом лотерей на всех своих мероприятиях требуют заполнения анкет и тоже берут евреев «на карандаш». Так что же нам мешает считать всех этих людей членами еврейской общины? Мешает то, что они подопечные, участники программ, потенциальные репатрианты — другими словами, объекты еврейской деятельности, а не ее субъекты.
Еврейская жизнь творится не ими, а ДЛЯ НИХ. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Не раз писалось о том, кто составляет еврейские общины нормальных, цивилизованных стран (тех, кто заинтересуется этим вопросом, да еще захочет почитать хороший детектив, отсылаю к серии книг Гарри Кемельмана о рабби Дэвиде Смоле). Итак, несколько евреев, живущих в одном городе (поселке, районе) собираются и учреждают конгрегацию (по-нашему — общину). И становятся первыми ее членами. Затем к ним присоединяются другие евреи, разделяющие идеологию и ценности данной конгрегации и заявляющие о своей готовности разделить ответственность за судьбу общины. Если же новички придерживаются других взглядов на ряд принципиальных вопросов и «старожилы» их не принимают, они вольны создать по соседству свою конгрегацию. Которая, соответственно, сформирует собственную инфраструктуру и наймет персонал: дворника, раввина, школьных учителей, сторожа на кладбище — в зависимости от своих потребностей и возможностей. Она может создать благотворительную столовую для нуждающихся.
А теперь внимание, вопрос — являются ли эти нуждающиеся, или сотрудники (сторож, дворник или даже нанятый раввин) членами общины? Даю досрочный ответ — нет, не являются, в отличие от тех леди и джентльменов, которые имеют право принимать решения, и несут ответственность за их реализацию. Раввин, как и дворник со сторожем, могут стать членами общины, если их примут на собрании Совета общины (что не освобождает их уплаты от членских взносов). Равно, как и член общины может выдвинуть свою кандидатуру в дворники или раввины, если обладает соответствующей квалификацией. Но вернемся в родные пенаты. Разве подопечные того или иного хеседа его создавали? Разве они наполняли его бюджет? Разве они несут ответственность за его деятельность? Так о каком членстве мы говорим?
Местные организации, в отличие от зарубежных, обычно создаются одним лидером. Выбирается название покрасивее, к примеру «Сверхобъединенная, единая и неделимая Сольвычегодская община». Если у лидера есть деньги или надежный спонсор, он набирает штат и даже что-то, по мере сил своих, делает. На членство в его общине могут претендовать только те, кто его финансируют, ибо остальные — не более чем посетители его ресторанчика — не хочешь, не кушай. И в этом нет ничего удивительного. Действительно, если ты землю не пахал, зерно не садил, сорняки не пропалывал, поле не охранял — то с чего вдруг будешь распоряжаться урожаем? Скажи спасибо, если дадут лепешку, или тюрю, а то и просто, если разрешат подобрать колоски. По еврейскому закону.
Хорошо еще, если в нашем Сольвычегодске более или менее крепкий председатель общины. А если некий пурец (или, как говорят в других местах — pezzonovante), скажем, в Устьсысольске решил создать общину для визитки (а хоть бы и для развития еврейской жизни на свой вкус и манер) и назначает ее зиц-председателем г-на Х, который сидит у него на зарплате, то, какое уж тут членство?
Я уже писал, что эти самопровозглашенные председатели за оплату проезда, горячий обед и обращение «дорогие друзья и партнеры» готовы признать любого президентом, лидером, вождем, да хоть туркменбаши, или, в нашем случае, аидбаши — им ведь не отчитываться перед своим «электоратом», который за них голосовал и их содержит. Ведь у нас аидбаши платит тем, кто за него голосует, а не существует на средства, собранные членами общины. На этом уровне нет никакой разницы между общественной организацией или религиозной общиной, ибо дом все равно строится с крыши, а не с фундамента, и чаще всего до фундамента дело не доходит. Получается навес на одном-двух столбах, то есть спонсорах.
Есть исключения. В Днепропетровской общине таки существует фиксированное членство. И на момент написания статьи в ней — общине — состоят… 96 человек. Во всяком случае, именно столько евреев входит, на сегодняшний день, в ее Попечительский совет. Да-да, это и есть настоящие члены еврейской общины, а не Попечительский совет в западном понимании этого слова. Эти люди платят фиксированный взнос, имеют право утверждать бюджет, определять стратегию развития и пользуются другими прерогативами, которые дает членский билет. Все остальные (включая раввина и весь истеблишмент общины) подотчетны им и могут быть ими сменены.
Подождите с вопросом, мол, а как же те 50, если не 70 тысяч евреев, живущих в Днепропетровске? Давайте сначала задумаемся, а как же те сотни, а то и тысячи еврейских бизнесменов и бизнесменчиков, добровольно дающих в общину цдаку, не будучи при этом членами Попечительского совета. Они делают это когда хотят и как хотят. Делают — спасибо, не делают — так и не обязаны. То есть не обладают главным признаком «членства» — ответственностью за судьбу общины в целом. Дать деньги на написание Свитка Торы или помочь в организации еврейской свадьбы — мицва, и это делает тебя хорошим евреем, но не полноправным членом общины. Разница такая же, как между ухажером и законным мужем.
Ситуация изменится, если эти сотни или тысячи захотят «членства». Тогда перед ними два пути: войти в действующую общину (в нашем случае — стать членами Попечительского совета) или попытаться создать свою собственную.
В этом отличие от западной модели, которая предполагает наличие нескольких крупных доноров и множества рядовых членов общины, регулярно делающих небольшой взнос. Именно это большинство является не просто основой общины, но самой общиной. Почет может быть разным: тому, кто жертвует сотни тысяч — место в первом ряду в синагоге, алия к Торе, кувед по всем правилам, а рядовому «взносоплательщику» — почестей меньше. Но в главном они равны — на всех распространяется принцип «один человек — один голос». И в Днепропетровске так же — некоторые члены Попечительского совета дают оч-ч-ень много, другие — поменьше, а третьи — только установленный минимум — но они равны на заседаниях, в ходе принятия решений.
Стоит отметить, что в Днепропетровске мы тоже имеем дело с «псевдочленством». Во-первых, очень высока стоимость «входного билета», отсекающая вполне состоявшихся и ответственных евреев от участия в определении судьбы общины и лишающая их права претендовать на посты, определяющие ее тактику (а тем более стратегию). Сейчас это закрытый клуб, а не открытая общественная структура.
Разумеется, лидерам — раввинам, директорам хеседов, председателям и президентам местных и всеукраинских организаций настоящее членство не нужно. Что они будут делать с тысячей (двумя, тремя, десятком) людей, каждый из которых не просто «имеет сказать пару слов», но регулярно платит (сто гривен, двадцать долларов, пятьдесят евро), желая получать за это полную и достоверную информацию о том, чем и как занимается эта структура, участвует в обсуждении бюджета, да еще (представьте, какая наглость) организует других для выдвижения своей кандидатуры или поддержки приятеля, который хочет вместо закупки книг для иешивы потратить эти деньги на спортзал для школы. Это и есть членство в общине, когда ты решаешь — спортзал или учебники, автобус или интерактивная доска, концерт и фарбренген на Пурим или кинофестиваль на Хануку.
Фокус в том, что еврейская жизнь — это не бизнес. И она выдает себя за «небизнес». Она выдает себя за общественную жизнь. Разница между общественной деятельностью и бизнесом в том, что в бизнесе, как в анекдоте: «кто девушку ужинает — тот ее и танцует». А в общественной жизни право голоса равное и у того, кто дает десять долларов и у того, кто жертвует тысячу. И у десяти человек — более громкий голос, чем у трех, даже если эти десятеро — юристы и дантисты, а те трое — олигархи и миллиардеры.
Разумеется, отдельным евреям можно предоставить членство за выдающиеся заслуги в прошлом, например, герою войны, который, не платя взносы, будет обладать правом голоса. Это возможно, но только в виде исключения, стандартное же правило — права в обмен на обязанности. Иначе схема не работает.
А если пенсионерка готова печь халы для субботней трапезы или сидеть с детишками бесплатно в качестве членского взноса? Не думаю, что такая «заместительная жертва» должна приниматься. Деньги не фетиш и не объект поклонения, они всего-навсего всеобщий эквивалент. Пусть бабушка продает пирожки или берет деньги за бебиситтинг, а потом вносит их в бюджет общины. Волонтерство — это дар. Награда волонтеру — ощущение своей социальной полезности. Право голоса не может быть формой поощрения волонтерского труда.
Сегодня многие воспринимают еврейскую жизнь как чей-то подарок, а не продукт собственного производства. Пока это так, у нас не только не будет фиксированного членства, но и нормально построенных, а значит и нормально функционирующих общин. Наших общин, а не чьих-то, в которые мы ходим.
Итак, почему фиксированное членство не нужно руководству еврейских структур — понятно. Реальные выборы, реальный контроль над расходами, реальная ответственность перед прихожанами.
Почему оно не нужно вполне обеспеченным и успешным евреям? Это, действительно, вопрос. Я думаю, что за семьдесят лет коммунистического режима они уже забыли, чем еврейская община отличается от православного прихода. Они приходят в синагогу, как в храм, но не как в свой собственный дом. Они чувствуют принципиальную разницу между собой — людьми мирскими и грешными, и раввинами с их бородами и цитатами из Талмуда, хотя и удивляются, что мудрецы так ловко пьют водку и не менее ловко ведут бизнес.
Вы спросите, как же мы можем не только контролировать раввина, но и судить о его компетенции. Точно так же, как мы судим о компетенции шеф-повара или дирижера. Разумеется, если в вашем городе живет дирижер, то он просто дирижер. Вы можете не приглашать его в ваш оркестр. В нормальном обществе «просто раввином» можно стать, получив соответствующий диплом (смиху), а вот раввином общины — только, когда тебя изберут ее члены. У нас, правда, ситуация прямо противоположная — в основном, раввины назначают себе членов общин. И, разумеется, это не настоящее членство.
Наверное, по-другому и быть не могло, ибо раньше у нас не было запроса на еврейскую жизнь. Раввины и другие еврейские структуры стали создавать общины вокруг себя (и под себя) и постепенно у части украинских евреев появилась осознанная потребность в еврейской жизни. Вся надежда на них — юристов, дантистов, владельцев магазинчиков — на тех, кто приходит в синагогу не получить нечто материальное, а, скорее, отдать. Но и что-то приобрести, разумеется, — для еврейской души. Именно им нужно объяснить, что община — не для них, а ИХ, что они не просто прихожане синагоги, а сама синагога создается ими.
А пока… Пока фиксированное членство — это как сынишка из пьесы Эдварда Олби. Прежде чем воспитывать сына, надо, чтобы он появился на свет, прежде чем фиксировать членов общины, они должны заявить о себе. Перефразируя классика — звезды зажгутся, только когда это кому-нибудь будет нужно. Или, когда наступит ночь, а небо будет свободно от туч.

См. также: Виртуальные выборы и реальная община