20 января на сайте Европейского еврейского союза (ЕЕС) было опубликовано заявление, оповещающее читателей о завершении электоральной стадии формирования ни много, ни мало – а Европейского еврейского парламента (ЕЕП).
Те, кто имеет обыкновение внимательно отслеживать деятельность (и имитацию деятельности) многочисленных еврейских организаций, должно быть, слышали или читали о странном процессе, названном его инициаторами «выборами в ЕЕП». Однако большинству читателей, я полагаю, это название ни о чем не говорит.
Если не вдаваться в подробности: в апреле прошлого года в Париже была создана организация, названная ЕЕС. Ее президентом стал один из крупных украинских бизнесменов, пополнивший ряды представителей постсоветских стран, возглавляющих международные еврейские организации. На учредительном съезде сразу же было объявлено об амбициозном намерении новой структуры создать «Европейский еврейский парламент». Судя по распространявшимся пресс-релизам, ЕЕП мыслился как авторитетная структура, представляющая интересы евреев континента перед лицом международного сообщества. В частности, утверждалось, что ЕЕП, штаб-квартиру которого предполагалось расположить в Брюсселе, будет иметь какой-то статус при «при Европейском парламенте».
Каким образом новая организация будет учреждать свой «парламент», некоторое время осталось неясным. Осенью прошлого года еврейская общественность, как украинская, так и мировая, с любопытством, переходящим в легкое недоумение, узнала о принципах формирования этого «авторитетнейшего форума». Оказалось, что учредители парламента решили провести «виртуальные» выборы: 120 «депутатов» (зачем-то по числу членов израильского Кнессета) предполагалось избрать онлайн посетителям сайта ЕЕС. Формально кандидаты выдвигались от разных государств, а количество предполагаемых к избранию депутатов от каждой страны варьировалось, теоретически, в зависимости от численности ее еврейской общины. Проголосовать же мог кто угодно и какое угодно количество раз, более того – практически за кого угодно. Кандидаты в «депутаты» выдвигались столь же легко теми же посетителями сайта.
Столь небрежно организованная процедура обернулась довольно шумным скандалом. Во-первых, на практике оказалось, что кандидаты выдвигались зачастую от какой-то страны вполне произвольно, например, киноактера Сашу Барона Коэна, наверное, перепутав его с гениально воплощенным им на телеэкране образом казахского журналиста Бората Согдиева, выдвинули от Казахстана. Но Саша Барон Коэн хотя и не имеет никакого отношения к европейским еврейским делам, по крайней мере, еврей; между тем, выносились на голосование и кандидатуры, не имеющие не только никакого отношения к жизни еврейской общины, но и не имеющие еврейских корней.
Во-вторых, многие из тех, кто действительно является активными общинными деятелями о факте выдвижения сами узнавали с удивлением от журналистов либо от тех, кто отдавал им свои голоса на сайте ЕЕС. Некоторые руководители еврейских организаций и общинные лидеры, в том числе украинские, были вынуждены писать открытые письма организаторам процедуры формирования ЕЕП в режиме онлайн и выступать с публичными заявлениями, разъясняя, что ничего не знают о создающейся структуре, никого не уполномочивали выдвигать их кандидатами, не видят необходимости дублировать существующие европейские еврейские представительские органы и не планируют принимать участие в работе т.н. «парламента». Европейские еврейские лидеры не стеснялись в выражении своего возмущения и негодования.
Разумеется, скандал не помешал организаторам этого забавного Интернет-шоу триумфально объявить об успешном завершении голосования, в котором, согласно их собственной информации, приняло участие головокружительное количество Интернет-пользователей, а также назвать произошедшее «историческим событием» и даже «праздником демократии». Оставим в стороне очередных претендентов на представительство интересов европейского еврейства, конкретные особенности прошедшей на сайте ЕЕС процедуры и степень легитимности сформированной подобным образом структуры, гордо именуемой парламентом. Мне кажется, оттолкнувшись от этого казуса, есть смысл всерьез задаться вопросом о принципах формирования представительского органа еврейской общины – и сначала, конечно, по крайней мере в национальном масштабе.
Собственно, этот очень конкретный, почти чисто технический вопрос тесно связан с более масштабными и принципиальными – что такое еврейская община современной Украины, кто является ее членами и кто может ее представлять?
В настоящее время понятие «общины» в Украине подразумевает под собой, как правило, совокупность людей с еврейскими корнями, национальных (т.е. этнокультурных) и религиозных организаций и главное – многообразные связи между ними. Это понятие скорее сложилось как «операционное», и очевидно, что постсоветская еврейская община коренным образом отличается от западной общины, структурированной вокруг религиозных институтов и подразумевающей гораздо более активное и осознанное участие в функционировании организации. У нас же нормальная на Западе ситуация традиционной общины, нанимающей себе, например, раввина, заключающей с ним контракт на определенный срок и оплачивающей его услуги из бюджета, формируемого общими взносами, нереальна. Отношения между организациями и теми, кого, в общем, можно назвать членами общины, строятся как правило в патронажно-клиентском формате.
Пожалуй, нет смысла на это сетовать – это некоторая данность, нравится она нам или нет. Перспектива перехода к западной модели функционирования общины в наших условиях просматривается столь же отдаленная, как перспектива членства нашей страны в Европейском союзе или перспектива повышения уровня ВВП на душу населения в нашей стране до уровня Франции.
В контексте данной статьи меня в первую очередь интересует вопрос о том, что в сложившейся ситуации совершенно непонятно, кто же может считаться членом общины и какова, соответственно, ее численность.
Не только в казусном случае ЕЕП, но и при формировании многих международных еврейских структур квота представителей страны в ее руководстве исчисляется исходя из примерной численности еврейской общины этой страны. В случае с постсоветскими государствами эта модель работает довольно посредственно.
Во-первых, разброс в оценках численности общины между данными переписи и предполагаемым количеством имеющих право на репатриацию согласно израильскому законодательству в наших странах примерно оценивается в 3-4 раза. С одной стороны, совершенно очевидно, что с уровнем доли смешанных браков, сложной структурой постсоветской этнической идентичности и других, в том числе чисто технических, факторов, в ходе переписи далеко даже не все, кто имеет какое-то отношение к организованной еврейской жизни, готовы обозначить свою этническую принадлежность как «евреи». Таким образом, есть большие основания сомневаться в релевантности количества евреев в стране, зафиксированное в ходе переписи. Кроме того, в силу «перевернутой демографической пирамиды» (т.е., количественное преобладание пожилых людей над молодежью и детьми) «ядра» еврейской популяции (под «ядром» подразумеваются люди, у которых оба родителя евреи) данные переписи быстро устаревают. Если верить российским переписям 2002 и 2010 гг., за восемь лет количество евреев в стране сократилось на 76 тысяч, с 232 тыс. чел. до 157,8 тыс. чел., т.е., община сократилась на треть.
С другой стороны – оценка количества имеющих право на репатриацию умозрительна, и совершенно очевидно завышена, если все-таки стараться иметь в виду под членами общины тех, кто осознает свои еврейские корни, для кого они важны и кто принимает хоть какое-то символической участие в еврейской общинной жизни, интересуется чем-то «еврейским» и т.п.
Многие существующие еврейские организации претендуют на то, чтобы защищать интересы еврейского населения страны, всю эту аморфную и неопределенную совокупность членов еврейской общины, а их лидеры зачастую заявляют (или подразумевают), что являются представителями еврейской общины перед лицом властей страны и на международной арене. Но представляют ли они на самом деле кого-нибудь, и уполномочены ли кем-нибудь, чтобы представлять их интересы? Вполне можно понять, когда в качестве лидеров общины воспринимаются люди, возглавляющие «зонтичные» объединения организаций в масштабах страны, включающие в себя десятки «первичных» организаций и общинных структур. Однако зачастую как для украинской власти (например, в рамках торжественных официальных мероприятий), так и для международных структур (как мы видели выше на примере ЕЕП) «представителями» украинской еврейской общины зачастую становятся люди, никого, кроме собственной пресс-службы, не представляющие, никогда никуда и никем не избираемые. На мой взгляд, вопросы о том, кого мы можем считать членами еврейской общины, и кто становится ее представителем, тесно связаны между собой. И мне кажется, что эта проблема (а мне кажется, что есть все основания для того, чтобы воспринимать ее как проблему – по крайней мере, сложившееся положение вещей затрудняет решение целого ряда сложных вопросов) имеет вполне реальное решение.
Например, еврейская община Берлина подразумевает фиксированное персональное членство (и уплату определенных взносов, разумеется). Руководство общины избирается голосованием всех ее членов. Подобная процедура избрания рядовыми членами общины правления, председателя общины и даже главного раввина города или страны существует в разном виде во многих странах – я упомянул именно Берлин в первую очередь потому, что, в отличие, например, от Англии, в Германии община состоит в большинстве своем из таких же бывших советских граждан, какие составляют и украинскую еврейскую общину. Подобные выборы представляют собой соревнование не только личностей (и кошельков, наверное), но и программ, предусматривающих ту или иную приоритетную линию развития общины. Сформированное подобным образом руководство обладает полнотой легитимности для полноценного представления интересов общины как перед лицом властей государства, так и на международной арене – и ее голос, как солидарный голос евреев страны, авторитетен и убедителен.
Конечно, модель персонального фиксированного членства в общине, тем более, предполагающего посильное (но обязательное и всеобщее) участие в ее финансировании для нашей страны нереальна. Но я и не говорю об этом – я говорю о принципах формирования именно легитимного представительского органа, а не «главных евреев» страны «в целом». Многообразие еврейских структур и обилие лидеров, создающее атмосферу конкуренции, вполне может рассматриваться как сильная, а не слабая сторона нашей общины. Однако конкретно в вопросе «внешнего» представительства интересов общины наличие легитимного и единого органа представляется очень желательным. Есть немало вопросов, в которых украинская еврейская община в ее современном виде оказывается весьма малоэффективна во взаимодействии с государственными органами – начиная, например, с реституции еврейской религиозной и общинной собственности, как движимой, так и недвижимой, и заканчивая лоббированием интересов Израиля в отечественном внешнеполитическом ведомстве. Помимо независящих от «еврейской» стороны этого диалога особенностей нашего постсоветского политического контекста, не в последнюю очередь «политико-представительская» слабость еврейской общины объясняется, как это ни странно при обилии еврейских организаций, отсутствием обладающего легитимностью представительского органа. Хочу еще раз подчеркнуть – не утопического «единого руководства единой общины», невозможного и ненужного у нас, а именно политического, если угодно, органа, сформированного на выборах всеми, кто ассоциирует себя с еврейской общиной и готов минимально финансово участвовать в ее деятельности (пусть таких и будет гораздо меньше того числа евреев в стране, чем даже показывают результаты переписи). Впрочем, по большому счету, даже последнее не обязательно – всем, кому предлагаемая модель кажется утопической, я предлагаю посмотреть на пример Курултая и Меджиса крымскотатарского народа. Конечно, ситуация, в которой оказались репатрианты, депортированные когда-то из Крыма и их потомки, вернувшиеся на родину, уникальна в том смысле, что формировала у народа гораздо более сильное чувство солидарности и заставлявшая их мобилизоваться в том числе для формирования легитимного и авторитетного в глазах народа, власти и международной общественности политико-представительского органа. Однако этот пример показывает, что подобный уровень политической сознательности в принципе возможен в постсоветских условиях, а не только в условиях существования обеспеченного и граждански активного среднего класса, как это происходит на западе. Вопрос принципов организации выборов мне представляется сугубо техническим и вполне решаемым – было бы понимание необходимости ее решения и достаточная воля.
Приблизительно десять лет назад в Украине была даже разработана (хотя и не принята) юридическая база для подобной структуры в виде законопроекта о национально-культурной автономии, легитимирующего ее в глазах власти и описывающая в целом принципы ее функционирования ее полномочия. Более того, подобная законодательная база существует в России, где пусть и не в полном объеме и не по описанной выше модели, но тем не менее относительно успешно с точки зрения легитимного представительства интересов еврейской общины перед лицом государственных органов функционирует Федеральная еврейская национально-культурная автономия.
Я не считаю, что плодить сущности и умножать организации, а заодно и количество людей, претендующих на то, чтобы восприниматься как «главные евреи страны» – это нужно, хорошо и правильно. Однако решение этого, в общем-то, сугубо технического вопроса формирования легитимного представительства еврейской общины поможет ответить и на вопрос, что такое наша еврейская община, кто является ее членом и зачем собственно. Мне кажется, что по крайней мере задуматься над этим стоит.