Комментарии и анализ

«Еврейская раса» в стране Советов (продолжение)

В 1930-х годах, когда советская система стабилизировалась в форме централизованного режима с единственным легитимным источником идеологического производства, все предшествующие динамические альянсы между советским государством и различными группами интересов, основанные, по словам Фрэнсин Хирш, на «общем уважении к научному управлению», исчерпали себя. В 1928 году государство активно занялось еврейской нормализацией, предоставив для этого рамки территориальной автономии (вначале в виде еврейского национального района, а с 1934 года – еврейской автономной области в составе Дальневосточного края) и модель политической советизации на основаниях, общих для всех так называемых малых народов. Председатель президиума Верховного совета СССР Михаил Калинин сделал следующее разъяснение, придав новое звучание еврейской озабоченности вопросами телесного возрождения нации:
«…У нас евреев очень много […] это единственная в Союзе ССР национальность, насчитывающая до трех миллионов населения и не имеющая государственного образования… Биробиджанская еврейская национальность не будет национальностью с чертами местечковых евреев […] потому что из нее вырабатываются сейчас социалистические “колонизаторы” свободной, богатой земли с большими кулаками и крепкими зубами».
Это почти киплинговское описание биробиджанских евреев «с кулаками и крепкими зубами» не оставляло сомнений в том, что евреи как советская нация могли состояться только как отряд коммунистической колонизации (а не самоколонизации через расовое обновление), только в отведенных для этого территориальных («биробиджанская еврейская нация») и идеологических рамках, не связанных с еврейским прошлым, и только под руководством советского государства, а не профессиональной еврейской общественности с ее идиосинкразическим проектом самонормализации.
Основной манифест стабилизации советской системы – первое издание Большой советской энциклопедии (БСЭ) 1932 года – определил возможные пределы трактовки советской еврейской нации. Статья «Евреи», включавшая несколько тематических разделов (Антропологический очерк, Исторический очерк, Евреи в СССР, Рабочее движение в России и Приложения) готовилась под общей редакцией Семена Диманштейна, председателя Центрального бюро Евсекции ВКП(б), активного борца с дореволюционными формами еврейской общинной и национальной общественной жизни[56], одного из видных интерпретаторов советской национальной политики. Статья открывалась «Антропологическим очерком» Якова Рогинского, где кратко и крайне упрощенно излагались различные научные подходы к проблеме еврейской расы, выдвигавшиеся «буржуазными учеными». Рогинский подводил читателей к такому выводу:
«…Большая доля “сходства типа” Е.[вреев] должна быть приписана прошлой общности социально-экономической и религиозной культуры».
Только неблагоприятные социально-экономические условия обусловливали представления о евреях как о едином физическом типе, и радикальное изменение этих условий должно было привести к исчезновению оснований для восприятия евреев как биологической общности.
Исторические разделы, посвященные евреям Европы, «Востока», США и России, структурировались марксистской логикой смены социально-экономических формаций. В разделе «Евреи в СССР» подчеркивались позитивные изменения в социальной структуре еврейского населения по сравнению с дореволюционной ситуацией:
«Бурный рост госпромышленности, процесс кооперирования и вытеснение частника из торговли нанесли к этому времени сокрушительные удары капиталистическим элементам Е.[вреев] в СССР».
Энциклопедия отдавала дань социальной и политической динамике в среде еврейства, отметая биологические вопросы как нерелевантные. Различные разделы статьи «Евреи» разнились по уровню информативности и идеологизированности, но в целом все они укладывались в общую концепцию создания советской еврейской нации в новых социально-экономических условиях, которые ликвидируют саму проблему еврейского национального тела и перенесут вопрос о «еврейскости» исключительно в сферу советской культурной политики.
Автор пространного раздела, специально посвященного «еврейскому вопросу», член редакционной коллегии “со дня основания” и помощник главного редактора БСЭ Мирон Вольфсон, сразу брал быка за рога:
«…еврейский вопрос, вопрос об отношениях к еврейству господствующих классов и находящихся под их влиянием слоев населения, среди которого оно живет».
«Еврейский вопрос», указывал Вольфсон, формулировали за евреев, и на его характер влияла специфика общественно-экономический формации. Соответственно, Вольфсон выделял три концепции «еврейского вопроса»: феодальную, буржуазную и пролетарскую. Он подчеркивал, что в СССР евреи вместе с другими народностями приближаются к реализации «развернутого социализма, и вместе с ним исчезнет национальный вопрос».
Второе издание БСЭ (1952), публикация которого началась при Сталине, уже констатировало решение «еврейского вопроса» в СССР, включая полную антропологическую ассимиляцию евреев. Учитывая специфику контекста, в котором велись споры о евреях как советской нации, вывод «нет “вопроса” – нет еврея» напрашивался сам собой. И эта перспектива была вполне ясна уже в 1932 году.
Последний том ВБПЕ вышел в 1930 году – критический период для советской расовой антропологии, евгеники и других дисциплин, имевших дело не с социальным, а преимущественно с природным. Сотрудничество советских и немецких евгенистов в совместном Институте расовых исследований, основанном в 1927 году в Москве, а в 1930-м открывшем свое отделение в Тбилиси, дало непосредственный повод для политической и научной дискредитации концепции биологической расы в начале 1930-х годов. Рост национал-социализма в Германии и роль, отводимая нацистами науке о расах, заставили советское руководство обратиться к научной и идеологической критике немецкого расизма[63] и обратить внимание на расовые дискурсы внутри страны. Физическая антропология во всех своих вариантах стала прочно ассоциироваться с фашизмом, а также биологическим детерминизмом, который представлял открытый вызов советским планам коллективизации и индустриализации.
Отказ от расового мышления в это время был характерен не только для СССР. Перед лицом угрозы немецкого расизма в 1934 году британские антропологи создали собственный Комитет по расе и культуре (Race and Culture Committee). Показательно, что в этот Комитет не принимали евреев, поскольку не считали их научную оценку расистской национал-социалистической пропаганды вполне беспристрастной. В 1936 году британские антропологи решили исключить термин «раса» из научного и общественного употребления из-за его чрезвычайной политизированности.
На этом фоне еврейский «медицинский материализм», каким он заявил о себе на страницах ВБПЕ и в проектах еврейских врачей на местах, не имел будущего даже вне специфически советского контекста. Он уперся в глубокий эпистемологический и политический тупик.

Советская еврейская нация между природным и социальным
В 1932 году старый «Русский антропологический журнал», выходивший под этим названием с 1900 года и оказавший форматирующее влияние на все поколения российских и раннесоветских исследователей расы, сменил новый «Антропологический журнал». Исполнительный секретарь его редакционного совета, московский антрополог Аркадий Ярхо, написал для первого номера статью «Против идеалистических течений в расоведении СССР», в которой, помимо прочего, полемизировал с антропологией 1920-х годов. Антропология, в интерпретации Ярхо, не могла служить целям самоописания и самонормализации, поскольку являлась инструментом классового доминирования. В раннесоветской антропологии, как, впрочем, и в западной, он усматривал специфический случай буржуазной науки, которую противопоставлял настоящей социалистической науке. Еврейские исследователи расы обвинялись наряду со всеми прочими в протаскивании «в социализм» лживых биологических объяснений социальных процессов и вредных «расово-шовинистических» рецептов улучшения человечества. Это был идеологический вердикт, ознаменовавший конец относительно короткого периода расцвета еврейского «медицинского материализма» при советском режиме.
Еврейский «медицинский материализм» вошел в явный клинч с советской политикой в области «еврейского вопроса». В политическом смысле он подразумевал современную нетерриториальную еврейскую нацию, определяемую через ее здоровую расовую основу и некоторую расовую специфику, включавшую высокую способность к адаптации, уникальную сопротивляемость воздействиям «неблагоприятной среды», характерную психическую природу и высокий творческий потенциал. Все это показательно отсутствовало в нормативном советском тексте БСЭ. Еврейская нация, в интерпретации ВБПЕ, была советской и современной, однако достаточно специфической, чтобы отличаться от прочих советских наций. Соответственно, она должна была быть объектом не универсальной, а специальной политики населения, разработанной экспертами в области «еврейской биологии и патологии». Длительная история евреев как расы, которая «деградировала» и даже «вырождалась», но не исчезла вопреки самому неблагоприятному «окружению», никак не предвещала растворения еврейской нации в общем социалистическом котле.
Большевистская политика «позитивной дискриминации» (affirmative action, Терри Мартин), основанная на признании вины «российского шовинизма» и долга русских перед нерусскими народами бывшей империи, была нацелена прежде всего на народы с территориальными притязаниями (что в советской системе ассоциировалось с определенным статусом и уровнем распределения власти и экономических ресурсов) и так называемые «отсталые» народы. Национальное развитие последних нужно было ускорять извне, в диапазоне от создания для них письменных языков до стимулирования аутентичных литературных канонов и формирования национальной интеллигенции. Евреи не подходили ни под одну из этих моделей советского патернализма в национальной политике. Более того, к 1917 году они, пожалуй, единственные из народов бывшей империи, создали влиятельный комплексный модернистский нарратив самонормализации. Этот нарратив генерировал не только соответствующие политические дискурсы, но и питал движение национальной санитарии, и сопутствующее ему спортивное движение, и достаточно авангардный эстетический идеал нового еврея. Русско-еврейский «медицинский материализм» был органической частью интеллектуального космоса рубежа веков, в котором социальные и национальные феномены воспринимались через призму «расы». Несмотря на фиксацию на еврейской специфичности, проект еврейской национальной нормализации через оздоровление и обновление «расы» был ярким воплощением европейской модерности конца длинного XIX века, выражавшей себя в идеях и практиках социальной инженерии, в медикализации социальных и политических вопросов, в нарциссизме мелких (национальных) различий, в новой эстетике физической силы и в идеализации гомогенного национального тела как предпосылки демократии или, наоборот, восстановления «органических» ценностей.
Сионизм как феномен политической культуры рубежа веков создал тот идеологический контекст, в котором еврейский «медицинский материализм» проявил себя в полную силу. Сионизм напрямую увязывал «расу» и «территорию». Последовательнее всех эту мысль выразил все тот же блистательный стилист Владимир Жаботинский:
«Сохранение национальной самобытности возможно только при сохранении чистоты расы, а для этого необходима своя территория, на которой народ наш составлял бы подавляющее большинство».
Еврейские «медицинские материалисты» раннесоветской эпохи не были сионистами, как не были они и советскими «территориалистами», связывавшими еврейскую нормализацию исключительно с проектом «биробиджанской» нации-коммунистического колонизатора. Перед лицом реальной угрозы физического растворения евреев в нееврейском большинстве или их низведения до уровня «отсталой» либо «малой» советской народности они стремились к сохранению всемирного масштаба еврейской идентичности. Наконец, они принадлежали к довольно развитой традиции саморефлексии в расоизированных категориях и боролись за сохранение за собой активной роли в дискуссиях о советской еврейской нации. Их поражение было предопределено как общей динамикой развития науки о расах, так и советской политической динамикой. Даже коренизация как важный этап советской национальной политики была лишь эволюционным шагом на пути к мультиэтническому обществу, в котором все нации соответствуют некой универсальной модели и взаимно дополняют друг друга, формируя советскую целостность, – этакие жители коммунальной квартиры (если воспользоваться удачной метафорой Юрия Слезкина). Один из исследователей советской мультиэтничности, Питер Блитстейн, довольно тонко подметил, что «рассмотрение СССР преимущественно через имперские или колониальные линзы мешает нам увидеть важнейшие характеристики СССР как мультиэтнического государства и общества. Нам следовало бы отнестись к попытке создания в СССР культурно унифицированного сообщества серьезнее и не придавать слишком большого значения чертам подобия между Советским Союзом и его имперскими предшественниками и колониальными современниками». Этот совет современного исследователя пригодился бы и еврейским «защитникам расы» конца 1920-х – начала 1930-х годов.
Еврейские «медицинские материалисты» по достоинству оценили потенциал раннесоветского революционного реформизма и попытались реализовать свою программу расовой нормализации в стране Советов. Однако они не сориентировались в динамике развития советского идейно-политического контекста. Они не захотели и не смогли занять отведенной для них «комнаты» в советской «коммунальной квартире», а сама идея евреев как «расы» была окончательно переопределена и сформулирована за них в годы Второй мировой войны.
Марина Могильнер, – историк, редактор журнала «Ab Imperio», научный сотрудник Центра изучения национализма и империи (Казань).
«Неприкосновенный запас»: № 4(78), 2011 (10.10.2011)

magazines.russ.ru