Увидевшая свет относительно недавно книга «Воплощенный миф. Еврейская идея в цивилизации» вызвала сильный резонанс. Дело не только в том, что ее автор – один из известнейших в мире российских интеллектуалов, крупнейший лингвист и ректор Еврейского университета в Москве (с недавнего времени – Высшей гуманитарной школы им. С. Дубнова) профессор Александр Милитарев. По своему жанру «Воплощенный миф» – это эссе-провокация, посвященное одному из наиболее загадочных сюжетов мировой истории – судьбе еврейства и роли последнего в развитии человечества в целом.
В центре книги – исследование еврейства как инициативного, уникального народа, который на определенном этапе своего развития смог выработать особую модель коллективного выживания. Оная модель сложными историческими путями стала доминирующей, привлекательной, и впоследствии была принята другими народами или даже большинством человечества. Причины этому внутренние и внешние: с одной стороны, фокусирование внимания на сформулированных внутри самого народа революционных идеях и многовековая привязанность к своей этнокультурной идентичности, а с другой – влияние окружающего мира и существующих в нем тенденций.
Под революционными еврейскими идеями имеется в виду библейский комплекс важных универсалистских и гуманистических ценностей, которые легли в основу западного типа цивилизации. Среди них: антропоцентризм – признание человека «венцом» творения и главной его целью; идея единого человечества («адамизм»), единого линейного исторического прогресса, ведущего к общей цели; монотеизм как идея единого Бога, породившая две мировые религии – ислам и христианство, служащие на современном этапе «рупором» этих самых ценностей, а также кодекс морально-этических предписаний, регулирующих отношения как между людьми, так и с Богом.
Конечно, автор не игнорирует и греческую составляющую нашей цивилизации с ее формами познания – философией, наукой, искусством. Но, по его мнению, она уступает еврейской составляющей во вкладе в выработку аксиологии – системы основных ценностей.
Непривычное для европейского жителя своеобразие еврейской культурной традиции с громкими заявлениями «богоизбранности» еврейского народа и его миссии привело к массовым гонениям и антисемитизму, заставляющему евреев по-разному вести себя в тех или иных обстоятельствах. Вечное приспособленчество, следование принципу «хочешь жить – умей вертеться» заставляло евреев находить возможности не только биологического выживания, но и самореализации в том или ином обществе. Новейшее время, давшее толчок еврейской эмансипации и получению евреями прав, в ответ получило плеяду выдающихся ученых, мыслителей, внесших вклад в мировую науку, культуру, искусство.
Эти процессы происходили и в России, где появилась особая, взаимно глубоко ассимилированная группа русско-еврейской интеллигенции. Действительно, в этот период русских с евреями роднит много общего: общая большая территория, общая насаждаемая культура, общие гуманистические либеральные взгляды, которые так же мучительно и болезненно прорастали из недр христианского религиозного сознания, в условиях гонения и травли любого проявления «здравого» инакомыслия. Все же еврейское вхождение в русскую культуру было стремительным и плодотворным – и для евреев, и для русской культуры. Однако автор видит острый кризис современного еврейства на фоне относительной внутренней и внешней политической стабильности. Кризис вызван тремя главными причинами: ослабление личностной мотивации еврейской идентичности у современного человека, живущего в диаспоре; противоречия между традиционалистски и нетрадиционалистски настроенными евреями (особенно актуально для Израиля); и демографический кризис, выражающийся в низкой рождаемости. Эти процессы, по мнению Александра Милитарева, заслуживают более пристального внимания.
Отдельное место занимает лингвистическая методология автора. Так, например, на основе сравнения этимологий корней основных библейских понятий «Бог» (el, elohim), «ангел» (mal’ak), «человек, человеческий род» (adam), «создавать» (bara) он говорит «о достаточно развитом понятийном аппарате древних семитов и непрерывной традиции использования этого понятийного аппарата начиная с прасемитской древности (8-9 тыс. до н.э.) вплоть до времени письменной фиксации этих терминов, в частности, в Библии». А наличие корней имен существительных древнееврейского языка «дух», «душа», «жизненная сила», «время» почти во всех ветвях семитской группы «свидетельствует о практической реакции на внешние импульсы и появлении аппарата языкового абстрагирования». Не исключает автор и факторы языкового совпадения или этимопоэтики («народной этимологии»). «Это явление применительно к Библии можно описать как усилия ее авторов извлечь смысл, скрытый за сходством слов и корней – сходством, обычно чисто случайным, представляющим собой полную или частичную омонимию – объяснив его специально созданной для этого мифологией». Так, например, только из одного еврейского корня «adam» (Адам, человек) можно вывести ряд ассоциаций, связанных с человеческим родом (человечеством), общим родством, общей миссией заселения Земли, лидерством человека на Земле и созданием человека по образу и подобию Божьему.
Книга вызревала у автора долго, ее первоначальные варианты на протяжении нескольких лет – как во времена самиздата! – «ходили» по рукам русско-еврейских интеллектуалов, активно обсуждались как в рамках формализованных семинаров, посвященных еврейской идентичности, так и в личных беседах с автором. Поэтому книга, в некотором смысле, интерактивна – в тексте ощущается влияние долгих дискуссий, и часто автор скорее задает вопросы, чем предлагает собственные умозрительные конструкции, а если и утверждает что-то, то делает это крайне осторожно, предполагая возражения.
В силу указанных особенностей «Воплощенный миф» изначально был обречен на бурный резонанс. Книга «задевает за живое», просто провоцирует на высказывание собственного видения поднятых автором проблем. Состоялось несколько публичных обсуждений, последовали многочисленные отклики, рецензии, письма со стороны ученых, не равнодушных к историософским размышлениям о судьбе еврейского (и не только) народа. Подборку таких отзывов опубликовал московский «русско-еврейский историко-литературный и библиографический» альманах «Параллели» (№ 2-3, 2003).
Все участники обсуждения оказались единодушны в том, что книга Милитарева важна и актуальна. По словам директора Центра научных работников и преподавателей иудаики в вузах СНГ и Балтии «Сэфер» д-ра Виктории Мочаловой, «это парадоксальное сочинение парадоксального автора об историческом парадоксе – об очевидном, но ускользающем от принятых толкований в истории мифа». Под «парадоксальностью» автора В. Мочалова, по всей видимости, имеет в виду то, что проблема общечеловеческого значения еврейской цивилизации в мировой истории, которая требует полета исторической мысли и философских размышлений, как бы жанрово чужда автору в его ипостаси ученого, занимающегося тонким сравнительно-этимологическим анализом со строгой, почти математической, фактологической аргументацией. Именно поэтому сам автор определил жанр своего сочинения как «эссеистика», позволяющая свободной человеческой мысли размышлять о масштабных предметах, не отвлекаясь на подбор многочисленных ссылок и осторожную проверку не просто каждого утверждения, а каждого слова.
Как и следовало ожидать, рецензии оказались разнообразными как по оценкам, так и по форме изложения: это и библиографическая ссылка на источники, сформировавшие контекст эссе (Виктория Мочалова), и психоаналитическое заключение (д-р Павел Кожин, культуролог и политолог; д-р Марина Новикова-Грунд, литературовед, декан ЕУМа), и ярковыраженные критические отзывы (д-р Борис Бернштейн, искусствовед; Леонид Ашкенази, социолог и демограф; д-р Дан Шапира, востоковед; д-р Аркадий Ковельман, директор Центра изучения Иудаики и еврейской цивилизации Института стран Азии и Африки при МГУ), и философский комментарий на тему (д-р Евгений Рашковский, историк), и юмористический отклик (д-р Сергей Арутюнов, один из ведущих российских этнографов) или просто частное, но емкое письмо (д-р Владимир Якобсон, специалист по истории Древнего Востока). Следует добавить, что С. Арутюнов, В. Якобсон, А. Ковельман и Д. Шапира – это не только хорошие друзья А. Милитарева, но и ведущие в своих, довольно широких областях ученые.
Аркадий Ковельман, со свойственным ему академизмом, сразу же назвал книгу чистой воды апологетикой еврейства с явным преувеличением моральных и интеллектуальных качеств еврейского народа. Конечно, сам Александр Милитарев отрицает апологетический характер своего сочинения, называя его «попыткой рационального подхода к изучению еврейского феномена», но определенный резон в оценке А. Ковельмана есть. Нашлись, конечно, и другие несогласные со смелыми гипотезами автора.
Борис Бернштейн заявил об относительности факта о приоритете идей, сформулированных исключительно в недрах еврейской культурной традиции (Библии), поскольку «мы не имеем возможности перебрать все другие, существовавшие на тот момент, культурные традиции. Иных уже нет, другие – бесписьменные, и т.д.». В том же ключе мыслит и Владимир Якобсон (который является одним из ведущих специалистов по истории древних евреев), подвергший сомнению антропоцентризм Библии, ведь «создание человека по образу и подобию Божьему есть и в языческих религиях с антропоморфными богами». По его мнению, например, буддизм, индуизм, конфуцианство более антропоцентричны, нежели библейская традиция, ибо в них человек сам отвечает за свою участь и даже способен повелевать богами, а не только чувствовать свое ничтожество перед лицом Всевышнего.
Многое зависит от того, продолжает Борис Бернштейн, как читать Библию. Текст Писания из-за внутренней неоднородности обильно дает основания для диаметрально противоположных выводов. Из Библии можно вывести (и неоднократно выводили) как гуманистические общечеловеческие ценности, так и оправданность и даже необходимость тотальных геноцидов. Этой проблеме посвящен раздел книги А. Милитарева «Общечеловеческие ценности и их библейские корни», а в разделе о смысле Холокоста автор четко демонстрирует, «как противопоставленный универсалистскому принципу партикуляристский приоритет нации (класса, религиозного или любого другого сообщества) над человечеством и отдельной личностью неминуемо ведет к непримиримым конфликтам и антропоциду».
Леонид Ашкенази подчеркивает, что также важно, кто и при каких обстоятельствах принял (сформулировал) ту или иную идею, идею единого человечества, единого Б-га и равенства людей: кочевой ли народ восточного Средиземноморья или же далекие эскимосы. Следовательно, такие идеи могли кого-то завести в тупик, а кому-то оказаться просто чуждыми.
Что касается проблемы уникальности, то Леонид Ашкенази и Сергей Арутюнов видят в каждом народе особую уникальность и избранность для чего-то. Особенность евреев в том, что они быстрее осознали сущность своего избранничества, чем остальные народы. Леонид Ашкенази, следуя за автором, считает возможным построение шкалы параметров для сравнения «уникальностей» народов, против чего категорически выступает Владимир Якобсон, отстаивающий культурно-антропологическую точку зрения о том, что не существует ни гирь, ни весов, ни какой-либо шкалы для сравнения народов: мы не можем сравнивать культуры только с точки зрения какой-то одной из них, что по определению некорректно – хорошо для нас будет то, что близко нашей культуре; а если попытаться «объективно» выйти за пределы собственной культуры, то никакого основания для сравнения просто нет; субъективное сравнение народов некорректно, объективное – невозможно. А сама идея выделения «лучшего» или «худшего» сродни нацизму. Не принимает Владимир Якобсон и идею избранности, ведь у мудрого и справедливого Бога не должно быть «любимчиков» (да и далековато это от универсализма, а ведь избранничество – т.е. национал-партикуляризм – все же более «центральный» стержень Библии, нежели универсализм).
С точки зрения исторического процесса, в котором сложно переплетаются закономерности и случайности, действительно, все происходящее с евреями, по мнению Дан Шапира, становится своеобразной точкой отсчета: например, только после Холокоста люди глубже задумались над понятиями веротерпимости, толерантности, равенства и свободы.
Проблема русско-еврейской интеллигенции никого не оставила равнодушным. Виктория Мочалова через книгу Александра Милитарева слышит голос сегодняшней русско-еврейской интеллигенции. Сама книга – свидетельство того, что оная еще существует. В действительности, считает Дан Шапира, очень сильно взаимопроникновение русской и еврейской интеллигенции, поди узнай, кто есть кто? (По данным статистики, большинство опрошенных в России русских евреев касательно своей принадлежности к евреям или русским идентифицировали себя как 50% на 50%.) То, что после 1912 года российская интеллигенция стала в значительной степени еврейской – это факт. Однако, в отличие от Александра Милитарева, который прогнозирует прогрессивное развитие русско-еврейского сообщества, Дан Шапира надеется на разветвление путей русской и еврейской интеллигенции, а также не одобряет тезис Александра Милитарева о европейской «миссии» христианства, которое призвано донести вышеназванные универсалистские ценности всему человечеству. «Вообще, еврейский феномен трудно понять; мы живем в мире, который стал еврейским вне зависимости от наличия или отсутствия реальных евреев, и объяснить это не просто», – заключает он.
Ни у кого не вызвало сомнений утверждение о непропорционально большом вкладе евреев в мировую науку, искусство и вообще в культуру – абсолютно не сравнимом с их численностью в мире. Этот феномен имеет вполне рационалистическое объяснение – автору «Воплощенного мифа» чужда и, кажется, эстетически неприятна метафизика. Исторические предпосылки этому, как показал Александр Милитарев в разделе «Почему евреи?», – всеобщая грамотность, древняя книжная традиция, ученость, а также, как добавляет Владимир Якобсон, «востребованность» евреев в те или иные периоды истории стран и народов в силу нужды в интеллектуалах, что стимулировало энтузиазм и стремление евреев к самореализации.
Высоко оценили рецензенты описание и использование автором своей науки (довольно специфической), что должно более заинтересовать искушенного читателя. «Милитарев прежде всего языковед, – напоминает Павел Кожин, – и как языковед смог показать великое всесилие и живость языка».
Если оставить все научные рассуждения, изложенные автором в вольном стиле, можно ли составить его личностно-психологический портрет в соответствии с его мировоззренческой картиной? Ведь его сочинение, делают вывод Евгений Рашковский и Марина Новикова-Грунд, – это книга не только миропознания, но и самопознания. В основе анализируемого текста они видят тройной опыт автора:
– опыт замечательного исследователя в области сравнительно-исторического языкознания;
– опыт оригинального поэта, для которого тема истории, в частности истории души, мысли и слова, является едва ли не стержневой;
– опыт интеллигентного российско-еврейского жителя, осмысленно живущего в истории.
«Воплощенный миф» – это также и некая разведка себя внутри этого опыта, разведка своего прошлого и будущего. Через призму исследования феномена еврейства Александр Милитарев пытается определить свою идентификацию, свое место в жизни, вместе с читателями пробует разобраться в системе «истинных» человеческих отношений и особой культуре миролюбия и неотмщения, культуре познания себя и понимания другого.
Мне, как независимому читателю, книга напоминает своего рода пособие, учебник, если угодно. Детально «перекопав» всю еврейскую историю, начиная с древнейших времен зарождения еврейского «полукочевого» сообщества и дойдя до современного состояния государства Израиль, автор смог показать, что «есть» евреи, и что они не «есть», где-то развеять устоявшиеся стереотипы, взглянуть по-новому на волнующие всех проблемы и даже показать изюминку самого феномена «еврейства». Безусловно, книга не только эпатирует своими гипотезами, но и воодушевляет, вселяя некоторую гордость за бессмертный еврейский народ, играющий свой очередной «матч» с современностью.
Обзор Александра Бобровского |
