Главной проблемой, точнее – задачей израильского существования я считаю отделение религии от национальности, или, пользуясь, ивритскими терминами, отделение дат от леом. Не пресловутое «отделение религии от государства», а именно отделение религиозной принадлежности еврея от его национальной принадлежности. Только это и будет, на мой взгляд, подлинным завершением сионистской революции, которое обеспечит Израилю окончательную победу над диаспорой.
Революцией мы называем радикальное изменение образа жизни, принятых ценностей, социальной идеологии и структуры режима. Подлинная революция несет в себе также план новой жизни. Сионизм заслуживает названия революции, по крайней мере, в первом смысле, так как он потребовал от еврейского народа радикального изменения образа жизни, перемещения из диаспоры в Сион. Но классический сионизм не предлагал экзистенциального плана новой жизни, кроме, разве что, возвращения к «былым временам», когда еврейский народ был «нормален», жил в своей стране и говорил на своем языке. Таким образом, сионистская революция была неполной и искаженной, потому что она не предлагала нового, а добивалась возвращения к старому, воодушевлялась не будущим, а прошлым. Но классический сионизм не понимал, что в этом прошлом таилось глубокое противоречие, которое мешало большинству евреев присоединиться к сионизму. Это было то самое противоречие, которое как раз и породило диаспору. Ведь диаспора не была навязана евреям извне. Это было состояние, выбранное для себя самими евреями. То был сложный, трудный, мучительный и опасный выбор, продиктованный желанием избежать внутреннего конфликта, заложенного в самой сердцевине еврейской идентичности. Диаспора сопровождала всю древнюю и новую еврейскую историю. Уже в период Второго храма более половины еврейского народа жило в диаспоре. И они не вернулись даже после падения Римской империи, хотя никто не запрещал им жить в Земле Израиля (как им запрещали жить в Англии, Франции, Италии и других странах). После изгнания из Испании и Португалии сотни тысяч евреев устремились куда угодно, только не в Землю Израиля, хотя и тогда им никто этого не запрещал. Несмотря на то, что Земля Израиля была открыта для евреев вплоть до начала XX века, они по-прежнему предпочитали диаспору, хотя жизнь там была жестокой и опасной, изобиловала массовыми погромами и завершилась Катастрофой. Значит, было что-то, что понуждало еврея к этому ужасному выбору.
На мой взгляд, этим «чем-то» был мучительный разлад в самой сердцевине еврейского существования, избежать которого можно было только в условиях диаспоры, как бы они ни были тяжелы. Этот разлад был порожден противоречием между религиозной и национальной принадлежностью еврея. Его не было в период Первого храма, когда даже поклонявшиеся идолам евреи все же считались единоплеменниками, и пророки поносили их как «своих». И, наоборот: среди евреев жили люди других наций, которые были, однако, «иудеями». Зато в эпоху Второго храма, а точнее – по возвращении из Вавилона, когда Эзра принудил евреев изгнать нееврейских жен, был окончательно заложен эксклюзивный принцип «еврей = иудей» и наоборот.
Именно этот принцип содержал мучительное моральное противоречие. Религия требовала относиться к евреям-иноверцам как к «чужим», тогда как национальное чувство диктовало, что «все евреи ответственны друг за друга». Тождество религии и национальности вело к ограничению и искажению того и другого. Согласно этому тождеству, иудаизм определял собой не только религиозную, но и национальную принадлежность еврея, хотя национальная принадлежность, по самой своей сути, ближе к семейной принадлежности, то есть считает «своим» даже религиозного «отщепенца». И, наоборот: по этому же тождеству национальная принадлежность еврея должна была однозначно определять собой его религиозную принадлежность (он обязан быть иудеем), даже если в нации есть секулярные евреи или просто евреи других конфессий. В наше время, это, например, реформисты и консерваторы, не говоря уже о выкрестах, буддистах и т. п. Но уже в эпоху Второго храма в Земле Израиля были люди разных направлений иудаизма – фарисеи, саддукеи, ессеи – и для экстремистов-зелотов все эти евреи были «не иудеями», а потому не евреями, а «гоями». Именно стремление очистить нацию от таких «иноверцев» и привело, в конечном счете, к религиозной войне 70-х годов I века, которая закончилась разрушением Храма и почти поголовным бегством евреев в диаспору. Только в диаспоре еврей мог примирить обе свои принадлежности, которые он не мог примирить в рамках своего суверенного государства. Только там он мог самостоятельно выбирать свою религиозную и свою национальную принадлежность - сознавать себя евреем, даже перейдя в христианство или ощущая себя «русским», и по-прежнему признавать свою ответственность за каждого собрата-еврея.
Но если еврей подсознательно ощущал, что не может решить это экзистенциальное противоречие, живя в государстве, основанном на принципе тождества «еврей = иудей», то, как можно было ожидать, что евреи диаспоры массами ринутся в сионистское государство, где национальная принадлежность так и не отделена полностью от религиозной. Создатели государства Израиль строили его, как уже сказано, по образцу еврейского государства периода Второго храма. И хотя еврейство в нем определялось вроде бы по национальной, а не по религиозной принадлежности («по родителям», то есть по крови), но с самого начала религия не была отделена от государства, а эта религия – и ее фундаменталистские последователи – по-прежнему считает евреем только «иудея», отказывая «иноверцам» (включая секулярных израильтян, т. е. большинство граждан страны) в ряде прав и возможностей. И государство признает или поддерживает эти ограничения, тем самым практически сводя на нет даже свое собственное определение еврея. В результате ни люди других национальностей, ни люди других «конфессий» (включая секулярных) не могут быть полноправными гражданами государства Израиль, даже если они сами полностью отождествляют себя с еврейским народом. Тесные рамки противоречивого «тождества» (дат = леом) не позволяют сионизму покончить с диаспорой и довести до конца свою революцию.
Поэтому я считаю важнейшей, первостепенной задачей Израиля поэтапное, осторожное, но последовательное движение в сторону отделения не «еврейской религии» от «еврейского государства», что является всего лишь первым шагом на этом долгом пути, а еврейской религии от еврейской национальности. Это откроет новые возможности для каждой из двух сторон еврейской идентичности. Многим израильтянам это позволит «впитать» иудаизм как важную культурную составляющую их израильской идентичности, далее если они неверующие или вообще исповедуют другую религию (например, христианство). А многим верующим это позволит приобщиться к историческим культурным достижениям секулярных евреев и евреев-неиудеев. Такое взаимное обогащение укрепит национальную идентичность и национальное единство. С другой стороны, это освободит иудаизм от узкой привязанности к одной нации и вернет ему изначально заложенные в нем универсалистские тенденции, общечеловеческий моральный пафос, способный привлечь множество искренних адептов из среды других народов. Я вижу в этом отделении величайший вызов и реализацию фундаментального сионистского принципа: каждый еврей должен самостоятельно определить себя по отношению к наличной еврейской реальности. Если национальность – то национальность без предварительных религиозных условий, открытая всем верам, как это должно быть в любой национальности. Если религия – то религия, открытая людям других народов. Я не наивен и не тешу себя иллюзиями. Я понимаю, что такое отделение – уникальный, сложный и трудный процесс, чреватый многими опасностями и грозящий вызвать резкую оппозицию. Он может быть реализован лишь при наличии величайшего терпения, крайне осторожно, чтобы не взорвать нашу идентичность изнутри. Но он и только он может открыть нам новые горизонты, как открыла их легитимация евреями еврейского секуляризма 200 лет тому назад. Поэтому, даже если этот путь займет многие годы, обдумать способ его воплощения в жизнь надо как можно скорее.
Авраам Б. Иошуа – известный израильский писатель и общественный деятель. Его романы «Мой Михаэль», «Господин Мани», «Путешествие на край тысячелетия» и другие переведены на русский и все европейские языки |
